Ахилла

Однажды перед всенощной в храм, где я служил, пришла старушка, почти глухая. Она и раньше иногда приходила на службы, но пообщаться не случилось, а тут сразу разговорилась. Старушке 87 лет, она пришла подать записочки за близких. И вдруг начала рассказывать, а я потом бил себя по голове, что не хватило ума включить диктофон…

Ее отец в Великую Отечественную войну попал в плен, был в концлагере в Норвегии. Вернулся после Победы и прожил еще до 1987 года.

Двоюродный брат (не понял, самой старушки или ее отца) был летчиком, погиб вместе с экипажем в Курске, теперь там им есть памятник.

А сама она с младшим братом и мамой жила в Сталинграде, когда пришли немцы. Мало того, все события, что она описывала, происходили в тех самых местах, где находился наш приход (район Верхней и Нижней Ельшанки). Здесь же и она жила всю жизнь.

Ей было шестнадцать, когда они оказались в оккупации. Сначала они с семьей прятались в своем домике, но потом немцы их согнали, сами заселились в дом, а их держали в окопах до ноября.

— Нас, молодых, собирали отовсюду, давали в руки лопаты и посылали работать. То там, где огромный овраг, закапывали снегом траншеи от машин, то окопы закапывали. А в Верхней Ельшанке немцы взорвали дома, остались русские печки, а нас гоняли разбирать эти печки.

Однажды мы сидели в окопе, уже был ноябрь, немцы вскоре стали уходить: пролетал самолет, а наши спрашивают меня: «Это наш?» А я смотрю и говорю: «Нет, не наш». Меня услыхал немец, что неподалеку стоял и по-русски, чисто, говорит: «Ничего, будет „ваш“!» А я про себя думаю: «Никогда! Никогда не будет он „наш“!»

Но хотя и гоняли работать, никого немцы не трогали. Нас было много молодых девушек и парней, но никого не обижали. Когда закапывали траншеи, а с Бекетовки били минометы, немцы кричали нам: «Рус, ложись!» А потом провожали до дома, забирали лопаты и уходили.

А однажды у моего младшего брата на носу страшно воспалился чирей. Пришел один немец, посмотрел и взял мальчишку с собой в госпиталь, который был на углу, — бабушка называет дом, где заворачивает трамвай на улице Интернациональной, по которой я много раз ходил. — И братика вылечили. А потом, когда голодали, он взял брата, посадил на санки и отвез куда-то. Мама боялась, что бросит его где-нибудь, а немец накормил брата у них на кухне да еще с собой хлеба дал. И сказал по-русски: «У меня дома у самого два киндера. Я люблю детей!»

Еще старушка рассказывала, что были соседи, женщина с дочкой, их убило миной, похоронили прямо в окопе. А когда немцы ушли, она пошла работать на станцию Ельшанка. Бабушка — ветеран войны и ветеран труда.

После войны она вышла замуж, родила ребенка, но он в год умер. Ребенка крестила в храме Александра Невского в Верхней Ельшанке (храм был сожжен за несколько дней до ухода немцев, но вскоре там вновь открыли молельный дом), там же и с мужем венчалась.

Началась служба, прервав наш разговор, а в середине службы старушка раскашлялась и ушла…

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340

ЮMoney: 410013762179717

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: