Ахилла

Глава 1

Листопад

Утро было по-осеннему хмурым. Листья трепетали на ветру, словно крылья бабочек. Они отрывались от ветвей — о, неизбежность! — и, медленно кружа, падали на землю. Так что ковер, шуршавший под ногами редких прохожих, получался отменный. Его причудливый орнамент в одночасье видоизменял осенний ветер, который, как поземка, стелился над упавшими листьями и перемещал отдельные фрагменты ковра, куда заблагорассудится. Так появлялась Красота как постоянная и переменная величина в одном и том же промежутке времени. Но это странное явление продолжалось недолго: легкий дождик вскоре склеил листья, и они намертво прилипли к асфальту. Ветер и тут не дремал, отметая от нового рисунка всю «сухость». Так стал проявляться фон цвета маренго или даже антрацита — в зависимости от того, насколько мокрым был асфальт. На этом темном фоне лежало золото, розовая медь и, реже — травянистая зелень. Последняя принадлежала листьям, сорванным осенним ветром еще до срока, но, тем не менее, обреченным, как и все прочие, сорваться вниз.

Отдельные листья попадали на корпуса машин, и тогда листопадный ковер начинал играть новыми оттенками фона. В.И. очень гордился своим джипом, окрашенным в серебристый цвет. Художник по имени Осень в то утро не пожалел для него самых крупных листьев клена, не алых, а пока еще ярко-желтых и казавшихся флуоресцентными, настолько пронзительной была эта необычная желтизна. Светящееся золото на серебристо-сером… Но В.И., как человек серьезный, мало обращал внимания на всякую ерунду. Его интересовала совсем другая картина.

Кафе. Уютное. Да, конечно, хотелось бы найти ресторан поприличнее, да и поближе к центру. Однако что возьмешь с этой взбалмошной Верки! Она назначила здесь встречу (мол, надо обсудить что-то важное и наедине) да так и не появилась, хотя прошло уже минут сорок. Звонить ей В.И. не собирался: отношения только-только начинали складываться, и он не хотел казаться навязчивым. Ну, не пришла, ну и ладно. Все его внимание было теперь сосредоточено на некой даме, сидевшей у окна. Она пила чай. Он — стоп!.. В.И. не искал приключений, и Верка-то была ему нужна лишь «постольку-поскольку». Обеспеченность порождала удивительную и стойкую иллюзию: казалось, что все можно купить за деньги. Так, постепенно, желания и страсти, столь присущие человеку, да, впрочем, и иные потребности души становились второстепенными, по сравнению с туго набитым кошельком. Хорошо это было или нет? Он не задумывался. Стоило бы, конечно, уйти и раньше: делать абсолютно нечего, разве что глазеть по сторонам. Подумаешь, дама пьет чай! Но картинка за окном кафе привлекла его чем-то особенным. Чем же? Тем, как дама держит кружку? Или что сидит одна, а губы ее шевелятся, будто она с кем-то говорит? Словом, В.И. столкнулся с чем-то необычным. В его душе родилось любопытство, совершенно безобидное и, вместе с тем, чисто жизненное, живое чувство. Он сам удивился этому чувству и, недолго думая, толкнул дверь и вошел в кафе. Вслед за ним в помещение влетел, словно бабочка, небольшой сухой лист.

— Вы позволите? — громко произнес В.И. Странная дама медленно повернула голову на звук. Только сейчас он разглядел ее, точнее, обратил внимание на то, как она была одета. На даме была черная кофточка с пушистой оторочкой по краям. Длинная, почти до пола, юбка. Вроде как цыганская, но цыганки в этом возрасте обычно полнеют, а дама казалась маленькой и изящной. Миниатюрная, как фарфоровая куколка. Руки — с крупными синими жилками; они подрагивали, словно кружка для них была слишком тяжела. Ни маникюра, ни перстней. Обыкновенные натруженные руки. Тогда откуда взялись такие дивные, аристократические манеры? То, как она себя держит. Плавные и непринужденные движения. Полная отрешенность от всего, что творится вокруг.

Наконец-то она заметила В.И. и просто кивнула ему головой, приглашая присесть. «Интересно, что у нее за обувь? — подумал он, усаживаясь напротив. — Если дорогие туфли, то это одно. А если старые разбитые башмаки, то совсем другое. Так кто же она?» Но цветастая юбка надежно скрывала туфельки. Ну, или башмаки с калошами, кто знает?

Не желая показаться бестактным, В.И. представился. Должность свою он не назвал, сказал лишь, что работает в сфере бизнеса. Дама снова кивнула, мягко улыбаясь. Затем наступила фаза молчания. Она пила чай, и В.И. почувствовал тонкий запах бергамота. Что-то взыграло в нем озорное или даже по-мальчишески злое, и он заказал подошедшему официанту кружку кенийской арабики, да покрепче. Решил закурить в ожидании заказа, но тут же передумал: дама настолько углубилась в свои мысли, что кури — не кури, а хоть стой на голове — ничего бы не изменилось! Да и, собственно говоря, а что бы он хотел изменить?..

— Я дочитаю, ладно? — вдруг произнесла она, посмотрев на В.И.

Голос дамы оказался мелодичным, словно колокольчики зазвенели. Взяла лежавшую на столе записную книжку с какими-то пометками. Раскрыла ее. Немного растерявшись, В.И. сначала ничего не ответил, а потом промямлил: «Да-а…»

— Я недолго, — извиняющимся тоном добавила дама.

В.И. не знал, что и ответить. Слегка отстранился от стола. «Колдунья, что ли?» — подумал он с нарастающей тревогой. Тогда легко объясним и странный наряд, и необычное состояние дамы, словно она была и здесь, и не здесь одновременно.

«Тоня, — сказала она (кому-то или куда-то), — садись. С Тимофеем твоим все в порядке, на днях его видела. Опять в подвал забрался, я туда ему миску с салакой отнесла, так что не беспокойся… Галя! Галечка, у Тихи не будет твоей болезни! Его всего обследовали вдоль и поперек, сказали, мол, Тихон, ты не в маму, слава Богу… Дед Валерий! Ну что же ты, я все вспоминаю, ну зачем, ведь внуки-то, внуки, каково им? Эх!.. Кира! Кирюша, я принесла чай, как ты и просил, с бергамотом. Ничего, что немного задержалась? Но не на вечность же! Зови своего Генерала! Пора…»

— Вот и все! — закончила она свой престранный монолог, и лицо ее снова озарила мягкая улыбка. Но, кроме В.И., его никто не слышал: кафе в утренний час было еще пустым. Официант, наконец, принес заказ, заставив В.И. вздрогнуть. Дзынь, бряк… Другая кружка стоит на столе, и запах молотых кофейных зерен, кажется, заполняет собой всю Вселенную. Вскоре тонкий аромат чая был убит окончательно!

В.И. почему-то стало неприятно, словно он своими неуклюжими действиями разрушил чужую, очень хрупкую вещь. Но осталась загадка, и нужно было ее разгадать, раз уж он здесь. Дама говорила, обращаясь к пустому пространству. Значит, одно из двух: либо колдовала, либо была не в себе. «Последнее, скорее всего, справедливо», — подумал про себя В.И. Он соблюдал молчание, водя пальцем по краю кофейной кружечки.

— Я не то, что Вы подумали, — вдруг заявила дама. — Просто Вы пришли не вовремя. Но раз я Вас не звала, а Вы все-таки пришли, то ничему не удивляйтесь.

— А что, сейчас начнут летать тарелки? — шутливо спросил он. Дама, несмотря на свой странный вид и еще более странные действия, все же вызывала симпатию. Ее открытость и какая-то почти детская простота подкупали искренностью и притягивали к себе. Двойственность человеческого притяжения: и любопытство, и симпатия. Последняя всегда оказывалась недолговечной, как мотылек. Или как уже упомянутый нами осенний лист, что валяется теперь на полу кафе и вскоре будет сметен в общую кучу мусора… Итак, остается любопытство. Холодноватое, но вовсе не бесполезное чувство. Рано или поздно оно будет удовлетворено, и тогда все станет на свои места. По крайней мере, В.И. поймет, зачем он здесь и что произойдет с ним дальше.

— Я просто пью чай, — сказала дама. — Чай с бергамотом.

— Какой-нибудь другой не подходит?

— Да, в общем-то, без разницы, — подумав, ответила она. — Знаете, всякое бывало.

— Что бывало? — полушепотом спросил В.И.

— Бывало, что и без бергамота… А хотите знать, почему именно такой?

В.И. кивнул.

— И что все это значит?

— Да.

— Я не буду спрашивать, зачем это Вам надо, хорошо?

Он обрадовался и кивнул еще раз, манерно, как японец, сложив ладошки. Дама рассмеялась. Точнее, смеялись уголки ее губ, а сама она оставалась серьезной и сосредоточенной. В.И. заметил следы розовой помады и облегченно вздохнул в душе. Скорее всего, она не религиозная фанатичка! Мирское ей не чуждо, значит. И с адекватностью тоже должно быть все в порядке.

— Он вернулся с войны, — тихо начала она.

— Он — это кто? — спросил В.И.

— Кирилл, — ответила дама. — Кирилл, мой сын.

В.И. уставился на рассказчицу, пытаясь понять, о какой войне идет речь.

— Нет, он никого не убивал! — продолжала дама. — Точнее, не успел побывать в бою. Дело в том, что солдат-призывников захватили в плен еще по дороге в воинскую часть. Машину, в которой они ехали, окружили боевики. Остановили. Шофер был убит, остальных они уволокли в плен, — дама помолчала немного. — Сына ударили по голове, и он потерял сознание.

В.И. отметил, что она поморщилась во время разговора, словно от боли. Как если бы били ее саму.

— Держали их в каком-то жутком подвале. Кормить — почти не кормили; вода тухлая. Короче говоря, когда, наконец, их освободили, он был худой как щепка. Меньше пятидесяти килограммов весил! На затылке — огромная гематома. И, к тому же, заболел желтухой. В госпитале лежал. Я туда приехала. «Зачем, — говорю, — вам солдатики наши нужны-то были? Скольких людей генералы ваши загубили, а? Что за война такая?» А они молчат и рыла свои к земле опустили. Не нравится, значит, что говорю. «Забирайте своего и скажите спасибо!» И снова морды в землю. А чего забирать? Скелетик этот желтый?

В.И. попытался улыбнуться:

— Но ведь он же живой!

Дама широко раскрыла глаза и посмотрела на своего собеседника. Словно два языка пламени коснулись его и прошли насквозь, задев что-то, еще более глубокое, чем разум или рассудок. В.И. вдруг стало тяжело дышать.

— Я привезла его домой. Точнее, в больницу. Он же не ходячий был, — извиняющимся тоном добавила она.

— Денег, наверно, потратили немерено, — с уважением пробормотал В.И.

— Я пыталась помочь, — кивнула она. — Знаете, раз уж мы разбираем все это…

— Мы многое можем, если деньги есть! Не так ли?

— Многое. Но не все.

Вновь наступила небольшая пауза. За это время В.И. так и не понял, как вести себя с этой странной дамой, пьющей чай с бергамотом. Интуиции явно не хватало. Логика тоже не помогла найти подходящий ответ. Пришлось остановиться на симпатии. Дама, при всей ее странности, казалась доброй и безобидной, и это качество он временно поставил во главу угла.

— Меня пускали к нему в больницу, — продолжила она. — И он мне иногда рассказывал…

— Перед выпиской бывает скучно, — кивнул головой В.И. — Я вот однажды, еще мальчишкой, здорово подрался: губу зашивали. Пока лежал, ничего. На третьи сутки стало легче, а делать-то нечего. Такая тоска! Так мы с дежурной медсестрой ночами болтали…

Но дама как будто его не слышала, она сидела, вперив взгляд куда-то в пространство. В.И. показалось, что он сморозил какую-то глупость. Смущенно замолчал. Взял свою кружку с кофе и отпил глоток.

— Холодный уже… И что он Вам рассказывал? Вряд ли про войну, ведь они попали в плен, еще не понюхав пороха.

— Про войну, — подтвердила она. — Про войну и про того Генерала, Который не предал своих солдат.

В.И. ничего, разумеется, не понял.

— Про какого Генерала? — тупо и полушепотом спросил он.

— Знаете ли, — дама подняла палец вверх, посмотрев на потолок, а потом перевела взгляд на собеседника, — где-то там, высоко, есть Справедливость. А здесь ее нет. Хотите знать, почему?

В.И. кивнул.

— Потому, что здесь они, эти командиры с крупными звездами на плечах и большими полномочиями, они не считают солдатиков за людей.

— А за кого же?

— За кукол, одетых в разные костюмы. Надевают на одних кукол, например, зеленые мундиры, а на других — красные. Теперь все просто: красные стреляют в зеленых, а зеленые в красных. И не дай Бог им мундирами-то поменяться! Потому что тогда эти начальники просто сойдут с ума, и все на свете перепутают. А если перепутают, в кого стрелять, то какая же это война?

Хмыкнув что-то неопределенное, В.И. подпер руками голову и продолжал внимать собеседнице.

— Мой сын рассказал мне. Был один Генерал…

— Какой Генерал?

— Тот, Который умер за своих солдат. За всех, — пояснила она. — И за «зеленых», и за «красных». Понимаете? Если бы они это знали, то вряд ли стали бы стрелять друг в друга! Видите, как все просто? Впрочем, я не досказала… Это мне сын объяснил, мы с ним долго беседовали. Может, я не все поняла, так Вы уж простите.

В.И. впервые тонко усмехнулся.

— Какое умение убеждать! — начал он с легкой ехидцей. — Почему бы Вам не выступить, например, по телевизору? Такую речь произнесете, что все разом за руки возьмутся и сию же минуту помирятся!

— Вы смеетесь, — грустно сказала дама. — А я ведь еще не успела Вам про эту, как ее, — Ш-ш-ш… Шестьсот-Шестьдесят-Шестю рассказать.

— Как она из-под земли вылезает и всех ест?

Дама на сей раз ничего не ответила, просто отпила чай из кружки.

— Понимаете, — высокомерным тоном изрек В.И., — в Ваших наблюдениях нет никакой системы; впрочем, не Вы одна этим страдаете.

— Отсутствие системы есть признак внутренней целокупности, которая не может быть экстраполирована, ибо является более емкой, — спокойно изрекла дама. — А, позвольте, система-то Вам зачем?

В.И. опешил. Потряс головой, не веря собственным ушам. Потом выкрутился:

— А Бог с ней, с системой!

Дама сделала серьезное лицо и молча кивнула.

— Продолжайте! Про эту, которая из моря или из-под земли…

— Сын сказал, что ее уже победили. Но не здесь, — она обвела руками пространство вокруг себя, — не здесь, то есть не в нашем времени, а там, в будущем.

— Это как страшная сказка с хорошим концом?

— Можно и так считать, если Вам это удобно. Мой сын добавил: пир будет большой. Победа.

Она потеребила край скатерти, потом скрестила руки на коленях.

«Интересно, что скажет дальше?» — подумал В.И.

— Пир… Победа… — повторила она. Задумалась снова. Потом встряхнула головой. — Знаете, ему вдруг легче стало. Он ведь почти ничего не ел, а тут попросил меня, мол, мама, купи мне печенья и чая с бергамотом. Я и пошла.

Говорила она, перемежая речь небольшими паузами. Примерно так поступают ныряльщики: набирают в легкие глоток воздуха, чтобы потом опять вынырнуть и опять глотнуть… воздух… пауза… отдых…

— Прихожу в магазин. Душа ликует. «Дайте, — говорю, — мне чая с бегемотом». «Че-го?» — выпучила глаза продавщица. А я растерялась на радостях, что сын-то выздоравливает — так мне показалось. И перепутала слово, стою, бормочу глупости, а по щекам слезы текут. Ну, продавщица-то понятливой оказалась, дала мне пачку чая, какого надо. Вернулась я в больницу. Захожу в палату, а там…

Воздух-пауза. Дама снова сделала передышку.

— Чайник с кипятком? Или термос? — подсказал В.И.

— Там постель уже была собрана, и без матраса, — отчеканила дама. — Понимаете?

— Нет, — честно сказал В.И. По спине его почему-то пробежал холодок.

— Пока я была в магазине… Мой сын, он ушел к тому Генералу, понимаете? Поэтому и матрас свернули. Так что мне сказали, мне дали понять, чтобы я забирала свой чай и отправлялась домой.

В.И. все моментально понял. Понял — и потому молчал. А что тут скажешь? Люди по-разному переживают подобное. Пережила и она, раз сидит себе в кафе и беседы заумные ведет. Значит, не смогла ничем помочь бедняге! Увы, увы…

— Ну вот. Дома я долго лежала на диване. Есть не хотелось; иногда пила воду. Потом и пить перестала, просто лежала и смотрела в потолок. Рассудок ясный-ясный, мысли странные, как осенние листья — то летят, кружась, то падают, — и нет их нигде, одна темнота. Через несколько дней темноты оказалось гораздо больше. Вот тогда-то и стала вползать она…

— Кто? — прошептал В.И., надев на себя маску искреннего удивления.

— А она самая и приползла. Ш-шестя эта.

— Зачем? — спросил В.И., чтобы что-нибудь спросить.

— Ну, у нее-то всегда есть цель, и притом одна! — печально усмехнулась дама.

— Какая же? — продолжал поддерживать тему В.И.

— Доказать, что не было никакого Генерала. Что она одна — хозяйка тьмы, госпожа печальных мыслей и кромешной безысходности… Знаете, я ведь почти поверила ей, она умеет убеждать! Но тогда получается, что мой сын солгал. То есть, либо она права, либо он. Для чего сыну лгать?

— Мерзость, — зачем-то изрек В.И. Дама кивнула.

— Я хотела плюнуть. А что я еще могла?

Вздох, глоток-пауза. На сей раз В.И. молчал. Чушь, которую несла дама, переставала казаться чушью.

— Продолжайте, — произнес он полушепотом.

— И тут неожиданно в дверь постучали. Не смогла сразу встать, закачалась, упала. Ушиблась больно. Боль придала сил. Все равно, кто. Отперла замок, толкнула дверь. На пороге — Тонька.

— Тонька — это Антонина? — спросил посерьезневший В.И.

— Тонька — это соседка, дворничиха. Она хотела денег спросить на выпивку. Пропила все, а до пенсии дня два-три. Тонька-то добрая баба, просто пьяница, а так — ничего, как человек… Я здорово расшиблась. Она, как увидала меня в таком вот печальном состоянии, сразу про водку свою забыла. «Где, — говорит, — вода, чайник?» Я шепчу, а губы словно склеены, не разлепить. Наконец треснула кожа, потекла кровь. Я что-то ей ответила. В общем, Тонька приготовила мне тот самый чай, который я тогда в больницу приносила. Она со мной его попила. С того момента я стала двигаться по квартире и потихоньку вновь приучалась к еде и питью. А Тонька каждый вечер приходила, ужинали вместе. Проверяла, все ли у меня в порядке.

Снова вздох, потом длинная пауза.

— Она хорошая была, эта Тонька!

— Была? А сейчас что, нет ее?

— Сейчас нету, — ответила дама. — Тонька однажды сильно выпила. Зимой дело было. Шла домой, упала и замерзла. Вечером, в темноте. Нашли утром. Добрые люди сказали, мол, падаль опившаяся, соседка твоя. Никакого рая она не достойна, и к чертям собачьим, прямо в ад, под землю провалится, вот что сказали. Еще с улыбочкой, оттого, что знают. Подумаешь, секрет! В общем, тогда все и началось.

— Что началось? — спросил вконец озадаченный В.И.

— Началось то, что началось — и продолжается до сих пор. То, что я пью чай с бергамотом.

— Что ж тут удивительного? — пробормотал В.И. (А он-то уж было решил, что все секреты позади!)

— Поначалу, как Тоньки-то не стало, я села за стол одна и просто стала слушать тишину. Она была как фон для нового, еще неведомого рисунка. Изредка среди тишины появлялись звуки, и я мысленно пыталась разместить их, как художник размещает краски на пустом холсте. Только не в плоскости и не в объеме, а во…

— Времени, — подсказал В.И.

— Именно. Тикали часы — это раз. Ветра не слышно, но ветка стучит в окно — это два. Под окном мяукнула кошка. Звякнул трамвай. Затем чей-то тонкий звенящий голосок долго звал какого-то Диму. Потом стало совсем тихо. Я налила чай в кружку и сказала: «Тось, приходи! Ты должна быть с нами, это же ясно!» Понимаете, я говорила Пространству о том, что Тонька хорошая и добрая, что именно она вытащила меня из страшной ямы и вернула к жизни, и что негоже отправлять ее к чертям только лишь за то, что она оказалась слабой. Я говорила, и звуки устремлялись в Пространство и растворялись во Времени, уходя в далекое будущее. Туда, где пир. Ведь они, мои слова, были уже произнесены — и, как картина художника — состоялись.

— А там, значит, их услышали? — усмехнулся В.И.

— Да, — коротко ответила она. — Но это еще не все. Потом я сказала Генералу — Тому, к Которому ушел мой сын — что не одна Тоня, а еще и другие есть… Кто может сесть за стол с Ним. Вот только я не всех по памяти могу назвать сразу, поэтому завела записную книжечку. И теперь почти каждый вечер мои слова устремляются в потоке Времени, словно осенние листья, движимые ветром, и достигают, наконец, праздничного стола. Где пир по случаю победы над Ш-шестей и всей прочей гадостью. Где солдаты и Генерал — все вместе, как одно целое… Но ведь Вы захотите спросить: почему я уверена в том, что меня действительно слышат?

— Конечно! — кивнул В.И.

— А вот этого я Вам и не объясню. Просто знаю, что так есть, вот и все.

Умному В.И. срочно захотелось придумать что-нибудь незаурядное. И он нашелся:

— Скажите, — спросил он, — а если, например, изобрести Машину Времени. И на ней перепрыгнуть разом через ту эпоху, где идет сражение с этой, как там бишь ее, Ш-шш… Ведь победа уже состоялась, раз Время конкретно, как ветер, и дискретно, как поток осенних листьев.

— То есть, Вы хотите сразу сесть за праздничный стол?

— А почему бы и нет? Как только мы, с помощью наших ученых, научимся управлять Временем, мы все прилетим на веселую пирушку! Просто перемахнем через последнюю войну с загадочной злыдней — и сядем веселиться!

— Туда, где Генерал и Его солдаты?

— Ну да!

— А Вы — солдат? — тихо спросила дама. Глаза ее широко раскрылись, и она что-то еще произнесла полушепотом, но В.И. не расслышал, что именно. Настроение его резко изменилось. Последняя фраза серьезно задела самолюбие. В душе тотчас взыграло злое желание: отомстить за невольно нанесенную обиду. Но не так, как это делают некоторые оголтелые грубияны. Сказать: «Сама ты дура!» и услышать в ответ: «Да, а что?», то есть оказаться в еще более глубоком проигрыше? Ни в коем случае! Не так надо действовать, не так! С размахом, по-современному. И ходить не вокруг да около, а бить в самую сердцевину. Иными словами, разбить кружку, из которой она пьет свой дурацкий «бегемотный» чай. Но сделать так, чтобы дама сама согласилась… не то, не то, — пусть будет еще более дерзкий ход — сама поблагодарила, что ее, наконец, избавили от этой иллюзии, этой глупой сказки, цена которой — пятак в базарный день! Ведь то, во что она верит… Тут В.И. вдруг почувствовал, что совершает кощунство, вторгаясь в сферы чужого и очень сокровенного… пусть бреда, но ему-то какое дело? А, ну да, значит — бреда. В таком случае, все лекарства хороши! Так и определим: прорыв в реальность. А в реальности нет никакой тайны в куске печенья и глотке жидкости, именуемой чаем. И никоим образом продукт питания не может связывать некие параллельные миры и влиять на пространственно-временные отношения.

— Скажите, а у Вас когда-нибудь была мечта?

Вопрос вырвался из уст В.И., как меч из ножен. Яркий, блестящий на солнце меч. Можно показать силу и снова спрятать его в ножны. А можно смертельно ранить противника, было бы желание.

— Какая? — тихо и слегка ошарашенно спросила дама.

— Мечта вообще. Ну, например, Вы куда-нибудь идете. На Вас — красивое платье. Все смотрят, удивляются, даже завидуют, а Вам — наплевать!

— А куда я иду? — прошептала она, удивляясь столь резкой смене разговора.

— Допустим, это не важно. Просто идете. Движетесь, как Ваш ветер, несущий листья — ведь Вы не спрашиваете, куда он их несет?

— Не-а…

Похоже, противник оказался слабее, чем можно было предполагать. В.И. мысленно потер ладони и продолжил:

— Зал. Большой, красивый. Вы там танцуете. В промежутках между танцами ведете светскую беседу.

— Для чего все это нужно? — прошептала дама себе под нос.

— Что-что?

— Извините. Я не совсем поняла.

— Ну да, конечно. Видите ли, в нашем мире, где столько ужасов и проблем, есть еще, так сказать, и оазисы. Надеюсь, Вы не будете отрицать этот факт?

— Н-нет…

В.И. внутренне ликовал. Соперница легко уступала его жесткому напору на самых первых этапах сражения! Воодушевившись, он продолжал:

— Действительно, а чего бы Вы больше всего хотели? Но только честно! В этой вот простой земной жизни, которую Вы, судя по всему, и в грош не ставите!

— Почему же не ставлю? — спросила дама.

— Ну, так мне, по крайней мере, показалось.

— Это не совсем верно. Точнее, это совсем не верно! Просто последнее время я стала очень уставать. Сил мало. Впрочем…

Она глубоко вздохнула и посмотрела куда-то вдаль, через окно кафе — в сторону высокого современного здания со светящимися окнами и мерцающими неоновыми огнями витрин.

— Вы не будете смеяться, если я отвечу?

— Обещаю, что нет, — искренне изрек В.И.

— Когда-то, очень давно, чуть ли не в детстве, я очень хотела побывать, как Золушка, на королевском балу. Вот Вы почему-то угадали мои мечты. Только не вздумайте улыбаться!

— Я серьезен, как никогда!

— Понимаете, было не до этого. Всю жизнь — не до этого!

— Хм…да.

— Напоследок скажу Вам. Мне кажется, что там, внутри здания — такого же, как это, за окном — очень красиво. По-волшебному красиво. Я иногда мысленно заглядываю туда. Для меня это — словно промежуточная станция для космонавта. Между планетой по имени Жизнь и планетой по имени…

Она не произнесла последнего слов вслух, но В. И. и так догадался.

— Вас что-то держит здесь, не так ли? Мешает оторваться от дерева и улететь вслед за теми, кто уже там. Ведь так?

— Вы поняли. Но это очень плохо, это слабость, с которой нужно бороться.

— Слабость должна стать силой, — изрек В.И. — По крайней мере, может стать ею. И я обещаю Вам, что это вполне реально. Я могу, я в состоянии помочь.

— Помочь в чем? — вздохнула дама.

— Помочь избавиться от Вашей грусти. Точнее, грусть преобразовать в радость. Допустим, Вы пьете чай с бергамотом. Это Ваше, это присуще Вам. Но ведь одно другому не мешает! И не будем бросать слова на ветер. Я приглашаю Вас на праздник, вполне земной и весьма безобидный. Согласны?

Тут он замялся, испугавшись, что дама почувствует двойное дно и изобличит его козни.

— Праздник осени, — поспешил добавить В.И. и облегченно вздохнул.

— Осени… — как эхо, откликнулась дама. Она глубоко задумалась. — Это будет… где?

— У меня, у меня, я работаю, знаете ли, зал большой, Вы не беспокойтесь, все уже запланировано.

— Да?

— Да, да, да! Вы только, вот что, Вы оденьтесь как-нибудь по…

— По-современному? — усмехнулась она.

— Ну, в общем-то, так. Хотя, там будет и подобие маскарада. Главное — выдержать стиль.

— Стиль… Значит, там будут одни стиляги?

Дама впервые звонко засмеялась, а В.И. почувствовал легкий укол зонтиком в бок. Плевать ей на нормы, правила, традиции! Но нет, надо играть до конца. Главное — победа. И победа земная, а не какая-то там фантастически-иллюзорная. Он тоже рассмеялся, сделав вид, что смеется над удачной шуткой от всей души.

— Мне, к сожалению, пора! — наконец, сказал он. — Было приятно с Вами познакомиться. Жду Вас через неделю на нашем празднике! Приходите обязательно, хорошо?

— Почему Вы приглашаете меня? — тихо спросила дама.

— Не знаю, — ответил он. — Просто Ваша мечта… почему бы ей не воплотиться в реальность? Тем более, что мне это совершенно ничего не стоит сделать!

— Значит, я сегодня разговаривала с добрым волшебником? Как это замечательно!

Дама кивнула в знак согласия. Они распрощались. В.И. оставил ей номер своего телефона. Не дожидаясь официанта, он бросил купюру на стол и вышел из кафе на улицу.

Окончание следует

Рисунок автора

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: