Ахилла

Страшным испытанием для Новодевичьей обители стала эпидемия чумы 1771 года. Первые заболевшие появились там уже в феврале. С каждым месяцем моровая язва уносила все больше и больше жизней насельниц. Указом 25 марта 1771 года место у Новодевичьего монастыря было определено для погребения умерших от болезни монахинь со всех московских женских монастырей. Насельниц хоронили вне обители около стен. В то же время указом от 30 марта 1771 года Новодевичья обитель, наряду с Донским и Спасо-Андрониковым монастырями, предназначалась для погребения благородных, «умерших натуральной смертью».

Список умерших монахинь, приложенный к монастырскому Синодику, сохранил для нас имена многих погребенных под стенами обители. В списке за 1771 год указано всего 174 монахини и белицы, из них 71 из Новодевичьего. В июне число смертей резко выросло, пик пришелся на сентябрь—октябрь. 18 октября умерла игуменья Иннокентия Келпинская, 31 октября — казначея Евгения Яцынина, избивавшая героиню предыдущей истории. В декабре эпидемия чумы стала сходить на нет. К концу года осталось 20 монахинь и 8 послушниц.

Мужество и самоотверженность некоторых сестер были очень велики. Среди них выделялась белица Акилина Комарова. Она собственноручно, в одиночку погребла почти всех умерших в обители, приготовив и себе могилу. Акилина исполняла эту страшную работу до тех пор, пока в конце осени сама не оказалась поражена язвой. Но случилось чудо, белица Акилина поправилась от болезни. Среди оставшихся в живых сестер она пользовалась огромным уважением и любовью.

После смерти игуменьи и казначеи Смоленский Собор был опечатан. В числе монастырского причта к началу 1772 года осталось 4 священника, 1 диакон, 3 церковника. По тому времени это было много, так как из-за чумы многие церкви Москвы вообще остались без священства и причта. Так и в Иоанно-Предтеченской церкви у стен Новодевичьего монастыря все священно- и церковнослужители умерли к октябрю 1771 года.

По распоряжению Синодальной конторы, оставшемуся в живых священству Новодевичьего монастыря было предписано служить в Предтеченском храме «до определения в него нового священства и причта». Совсем опустел Новодевичий без игуменьи, казначеи и священства. Сестры держались вместе, и белица Акилина занимала среди них не последнее место.

4 февраля 1772 года в обитель была назначена новая игуменья Палладия Дурова. Она была дочерью капитана Каргопольского драгунского полка Александра Лукича Дурова из Тамбовского дворянства. В монахини была пострижена девицею в 1761 году в Зачатьевском монастыре, где была впоследствии казначеей. В 1764 году ее перевели в Тамбовский Вознесенский монастырь. В 1767 году в Тамбове она была поставлена во игуменьи и определена в Новодевичий монастырь. Между игуменьей Палладией и послушницей Акилиной Григорьевой Комаровой возникла вражда, инициатором которой была игуменья.

В 1777 году Акилина как достойная была представлена к пострижению. Далее произошла следующая история.

В декабре 1777 года купила она две холстины у монахини Елисаветы, которые, по ее словам, достались ей от умершей монахини Евфимии. После чего Акилина нашла в них зашитых денег около 20 рублей, из которых несколько рублей взяла себе Елисавета, а остальные деньги осталось у Акилины. Когда же открылось, что холстины оказались краденными у монахинь Анны и Марфы, Акилина Комарова поставила в известность игуменью о краже. Игуменья же Палладия, обвинив Акилину в укрывательстве, наказала ее. Собрав 29 января 1778 года в трапезной сестер, игуменья обличила укравшую холстины Елисавету. Акилину же обвинила в утайке вещей и допущении порученной ей Елисаветы к невоздержанному житию.

Акилина Комарова оправдывалась, доказывая свою невиновность, впрочем, епитимью приняла и исполняла, клала каждый день по пятьдесят земных поклонов после литургии. Однако игуменья, обвинив белицу в неисполнении, посадила ее на полуторапудовую цепь на сутки, после чего заставила через казначею Таисью прощение у себя просить. Когда же начался Великий Пост, то и в церковь ее к причастию не допускала. В прошении в Консисторию от 3 мая 1778 года игуменья Палладия Дурова обвинила белицу Акилину Комарову во многих винах, которые, впрочем, при расследовании не подтвердились, от пострижения отстранила и просила перевести ее в другой монастырь. Московская духовная консистория, рассмотрев дело Акилины, проступков достойных наказания не нашла, препятствия к пострижению тоже, однако во избежание ссор постановила в августе 1778 года перевести Акилину в другую обитель.

Игуменья Палладия, чувствуя свою вину, в начале Успенского поста у послушницы Комаровой просила прощения, однако, будучи не в силах терпеть уколы своего самолюбия, вынуждала ее к скорейшему переезду из Новодевичьего монастыря. Акилине жаль было уезжать, она провела в Новодевичьем 20 лет, имела выстроенную на свои деньги келью, пользовалась уважением и любовью насельниц. Консистория уговаривала игуменью Палладию оставить Акилину на прежнем месте, но так и не уговорила, игуменья Палладия Дурова оставалась непреклонной. Поэтому в декабре 1778 года Акилина была переведена в Вознесенский монастырь, причем игуменья не дала ей даже вещи собрать. Имущество было возвращено Акилине только в начале 1779 года казначеей Таисьей.

Игуменья Палладия была честолюбива, упряма и «больная истерикой». Она невероятно жестоко наказывала монахинь за ничтожную провинность. Наказания порой не соответствовали мере виновности. Годы чумы и жестокие нравы игумений восемнадцатого века остались в памяти обители легендами о посещении ее первой игуменьей, местночтимой святой — Еленой Девочкиной с келейницами. Во время эпидемии их видели на стенах монастыря, они молились об упокоении умерших и спасении живых. Являлись они с утешениями и несправедливо обиженным монахиням и послушницам.

Неожиданно всплыла причина, по которой Палладия Дурова изводила бедную белицу Акилину. Брат Акилины в прошении своем на имя Митрополита Платона Левшина объяснил это тем, что сестра не согласилась склонить его к супружеству с одной из родственниц игуменьи. Хотела ли игуменья породниться с почитаемой в монастыре подвижницей или другая причина заставила ее так хотеть этого брака, нам уже никогда не узнать.