Ахилла

«Ахилла» представляет цикл рассказов архивиста Анны Мастерковой «Архивы женских монастырей».

***

За годы работы с архивом Новодевичьего монастыря у меня накопилось множество историй, которые точно нигде не прочитаешь, кроме как в пыльных архивных папках. В исследования их не вставишь, а художественные книжки писать я не мастер. Так и лежат в выписках. Рассказываю, что называется, без прикрас, так, как прочитала в документах. Они вполне отражают дух монастырей своего времени.

Героиня завоевала скандальную известность еще до своего появления в Новодевичьем монастыре. Елисавета Лаврентьева, будучи монахиней Страстного монастыря, бежала оттуда, самовольно венчалась с бригадным писарем Алексеем Советовым в церкви Петра и Павла в Лефортовской слободе. После венчания она, надев монашеское платье, «с тем Советовым плотское грехопадение чинила».

6 марта 1749 года, «по расследовании ее преступления» в Консистории, монахиня Елисавета была перевезена в Вознесенский монастырь, скованная в ножных кандалах. Но даже из Вознесенского монастыря «крепкожительного» ей удалось бежать, «которому побегу» способствовал по просьбе Советова известных сыщик, в прошлом известный же преступник, Иван Каин. Он лично вывез ее из обители через заднюю калитку. Однако, вскоре Елисавета была задержана, и по решению Духовной Консистории наказана плетьми, после чего скованной была отправлена в Новодевическую обитель, «в монастырские труды навечно с расстрижением».

Но и в Новодевичьем не смогла она жить спокойно, и 20 марта 1750 года закричала «Слово и Дело Государево». Будучи взятой в Московскую Духовную Консисторию, она объяснила, что когда наместница Евгения Яцынина хотела ее за исполнение монастырского послушания бить, она, чтобы ее не били, объявила «те слово и дело». В консистории Елена Лаврентьева (после расстрижения она звалась своим мирским именем) также показала, что дело, в котором она обвинила Евгению, состоит в том, что в декабре 1749 года «оная Евгения» в гневе бросила на землю копию указа о житии Елены в числе сестер обители, а вдобавок и плюнула на брошенную бумагу. Сказанное подтвердила белица Дарья Иванова, принесшая грамоту наместнице Евгении.

Однако по расследовании в канцелярии тайных розыскных дел сказанное Еленой и Дарьей не подтвердилось. Расстрига Елена и Дарья Иванова Рюмина были наказаны плетьми. Первая выслана обратно в Новодевичий монастырь, вторая определена в число сестер Рождественского монастыря.
Другой раз бунтующая душа Елены взыграла 19 ноября 1751 года, когда в келью к ней пожаловал духовник обители иеромонах Маркел для духовных бесед и увещания. Елена грозила ему, что опять закричит в церкви «Слово и Дело», и возьмут ее в Тайную канцелярию, а потом отвезут в Санкт-Петербург, и будут взяты игуменья Иннокентия и наместница старица Евгения. При дознании в консистории Елена от всего отказалась, однако была изобличена свидетельницами.

Рассказ их рисует некоторые детали быта насельниц. Одна из свидетельниц слышала разговор Елены с другими сестрами и рассказала, что расстрига Елена «предведеничным днем», то есть 20 ноября, была на вечерне в Амвросиевской церкви, после которой пошла в больничную келью (больница находилась в Ирининских палатах, примыкающих к Амвросиевской зимней церкви). Она посетила монахиню Таисью и других монахинь, греющихся у больничной печки, и рассказала им об угрозе Маркелу закричать «Слово и Дело».

Нашлась и свидетельница скандала с иеромонахом Маркелом, белица Матрена Васильева. Она поведала, что Елена жила в погребной келье вместе с погребными монахинями в чулане у переднего окошка. (Если кто представляет себе Новодевичий, это небольшая двухэтажная пристройка к самой дальней стене монастыря, справа от Мариинского корпуса, который венчает Покровская домовая церковь.) Келья, судя по всему, была перегорожена чуланами на каждую монахиню отдельно и имела общую печь за чуланами. Елена жила в чулане у переднего окошка, а при ней находился караульный из монастырских крестьян.

Рождественским постом монахиням по кельям разносили рыбу. Разделом рыбы заведовала специально приставленная к этому монахиня, которой в помощницы отряжались белицы. Так было и 19 ноября 1751 года, когда белица Матрена Васильева принесла в погребную келью рыбу и стала свидетелем угроз Елены иеромонаху Маркелу.

Елена Расстрига снова была отправлена в Канцелярию Тайных дел, где за «свои предерзкие слова» была бита батогами и при указе от 10 января 1752 года прислана обратно в Консисторию. А уже 13 января 1751 года игуменья Иннокентия Келпинская подала прошение «оную расстригу» больше в Новодевичий монастырь не отсылать.

Однако Консистория рассудила, что определить ее в другой монастырь невозможно, так как из Вознесенского она уже бегала и еще убежать может, а других крепкожительных обителей в московской епархии нет. Поэтому содержалась она в Новодевичьем монастыре в строгом послушании под крепким караулом до постановления Синода от 15 января 1755 года, по которому ее отослали в Чердынский Успенский монастырь Вятской Епархии.