Джером Сэлинджер и черные значительные фигуры

6 декабря 2017 Александр Максимов

Помнится, на страничке Максима Виторгана я прочел неоригинальную, но весьма точную мысль. Про то, что нынче не принято идти за здравым смыслом, а принято исповедовать идеологии.

Проблема стара, конечно. Просто путем бешеного развития интернета, когда он буквально в комнате любой бабули, и в атмосфере нетерпимости всякого ко всякому, проблема высветилась особо фактурно. И теперь армии сетевых хомяков посвящают львиную долю времени, чтобы в своих бложиках, а главное, в бложиках своих предводителей, смачно (а главное, коллективно) погромить армию неприятеля. Неприятель обязательно, обязательно должен быть. Иначе жизнь хомяка становится пресной, плюнуть не в кого, а слюны скопилось «мама, не горюй»… Отклоняясь от идеологии предводителя, ты машинально попадаешь в разряд кандидатов в ренегаты. Своё мнение иметь в армии хомяков не принято. Там идет всё строго под диктовку Главного. Это может быть известный писатель или спортсмен, политический деятель, музыкант… Да без разницы. Главное условие: фигура должна быть публично раскрученная и хоть где-то как-то претендующая на роль гуру.

В реальной жизни та же картина, с той небольшой, но частенько принципиальной разницей, что в мире добывания денег и получения чисто физических удовольствий большинству совершенно начхать на исповедания и столкновения неких больших идеологий. Это в интернете хомяки свои крестовые походы ведут. В реале же всё крайне просто: танцуешь ли под начальника? Пляшешь ли под неформального лидера коллектива? И насколько ты зубаст или слаб в этом самом означенном коллективе.

И интернет, и реал железно объединяет одна вещь — чувство стаи, стайность. Выпадаешь из стаи — выпадаешь из жизни. Ибо в каждой стае своя четко выраженная идеология, которая совершенно не терпит инакомыслия и инакомыслящих.

Я неплохо почувствовал это на службе в церкви. Где, казалось бы, подражание Христу (по определению) должно быть и высшим мерилом всей твоей личности, и главной идеологией в целом. А вот как бы не так…

Подражающий Христу может вполне успешно подражать Ему и дальше, но, как правило, не в церковном коллективе. А должен он прежде всего:

1. Понравиться настоятелю, и бросаться, не раздумывая, выполнять всякую его придурь, если хочет положительно себя зарекомендовать перед начальством. Придури у большинства настоятелей разные, и главное здесь — изучить их. Особо это касается работы в алтаре и богослужебного устава.

2. Обязательно «подружиться» с регентом. Зачастую это может оказаться одинокая мадам, бабахнутая на всю голову и имеющая характер ядовитой гадюки. Хор перед ней будет стоять как бандерлоги перед Каа, в глубоко священном трепете, и «оставь надежду всяк сюда входящий», если ты имеешь безумие идти поперек этой Медузы Горгоны и что-то там вякать и возражать. Сожрет и выплюнет, не раздумывая (на клиросе думать вообще вредно, там за это карают, ибо это место сугубо для пения). Выплюнет под одобрительный возглас настоятеля: ИЗЫДИТЕЕЕЕ…

3. Касса. Вот он — мир особых чудес и финансовых превращений… Особый мир. И чтобы его понять и узнать, нужно просто влиться в коллектив (либо доверие) кассиров. И откроется тебе клондайк (либо его куцее подобие).

4. Вписаться в коллектив священников. Здесь всё пляшет под настоятеля. Абсолютно всё. Всякая пылинка на кадиле, и всякая ворсинка на престоле. Всё то, что не пляшет, вырывается с корнем и, как правило, навсегда. А потом можешь подражать Христу. Сколько угодно. Где угодно. И когда угодно.

Да, чуть не забыл.

5 пункт. Он же, пожалуй, основной. Сцилла и Харибда богослужебности и пребывания в стенах храма, в частности. Необходимо с первых робких шажков в храме постичь основы местной субординации. Они достаточно просты. Относись к пинкам вышестоящих с внешней радостью, благоговением и показательным смирением. Равно как и нижестоящего (если таковой отыщется) поторопись свернуть в бараний рожок. Условие это обязательно и почти священно. Как ответил алтарнику Гере служащий священник отец Димитрий, когда двухметровый Гера что-то там возражал ему своим писклявым голосом:

— Георгий! В твоем словарном запасе может быть всего лишь три слова: ПРОСТИТЕ, БЛАГОСЛОВИТЕ, ИСПРАВЛЮСЬ.

Когда я учился в духовном училище, я заметил одну довольно прикольную вещь. Среди нас, заочников, были в большинстве люди в сане. Черными значительными фигурами возвышались они в аудитории. И мы писали… писали… писали… Как-то раз, на одном из уроков учитель повторил старый материал, который мы не так давно тщательно записывали. И все эти черные значительные фигуры записали его ровно так же, как в первый раз. Ровно ничего не сказав преподавателю за повтор. Чудеса, да и только.

Более того — когда кто-то из преподавателей повторял свою шутку, не так давно сказанную, черные значительные фигуры опять дико смеялись в знак одобрения, будто слышат шутейку впервые (может, они на самом деле всякий раз так думали?).

В общем, извлекая из всего этого некоторый опыт, я довольно мрачно предположил, что я никак не вписываюсь в коллектив людей, которые могут безмолвно переписывать одно и то же и бесконечно смеяться одной и той же шутке. Как сказал Вася, с которым мы учились (он уже давненько стал иереем Василием): «Вот слушаю я, слушаю тебя, Александр… Революционер ты какой-то!» На что я растерянно ответил тогда, что не понимаю, о чем он. Я действительно не понимал.

В нетленной «Над пропастью во ржи» Сэлинджера, по-моему, есть один момент, который довольно ярко определяет самого автора, его взгляд на эту действительность. Он пишет, испытывая некоторое одиночество, что везде и у всех какие-то свои тусовки. Ты обязательно должен принадлежать к определенной тусовке. И дальше он перечисляет знакомых и классифицирует их по разным тусовочным компаниям, которые исповедуют свои идеологии и взгляды. Сэлинджер, со своим иронично-пристальным взглядом на жизнь, не принадлежал ни к одной из них. Не принадлежал по простой причине, как можно догадаться. У него был живой взгляд на жизнь и на себя. Свой и живой. Очевидно, как в книге, так и в жизни. Некоторым катарсисом этого взгляда явилось то, что в конце концов Джером ушел в пожизненный затвор, строго избегая всех, особенно включая в этот черный список вездесущих папарацци. Это был его путь, наиболее близкий ему. И выбрал его он далеко не случайно. А вот что бы делал Сэлинджер сегодня, живя где-нибудь под Саратовом… в предлагаемых условиях… Для меня это останется, наверное, одной из самых интересных загадок на сей день.

Иллюстрация: Д.Д. Сэлинджер, застигнутый врасплох папарацци