Ахилла

Рекомендуется для прочтения тем, кто ищет ответа на вопрос, почему в «секулярной» Европе, где пустеют храмы, отношения между людьми и устройство общества намного ближе к евангельскому идеалу, чем в Средние века, когда храмы были переполнены. А также тем, кто хочет понять, почему люди, принявшие Православие в конце 80-х — начале 90-х годов прошлого столетия, начинают покидать Московский Патриархат.

***

О том, что великий русский писатель Лев Николаевич Толстой был христианином, многие православные и не догадываются. Ведь главные его религиозные произведения в царской России не печатались из-за цензурных соображений, а в «безбожном» Советском Союзе, хоть и были опубликованы в 90-томном ПСС (полном собрании сочинений), вряд ли были интересны кому-то, кроме «толстовцев» по профессии (литературоведам). В девяностые все было просто и ясно: Толстой предан анафеме, и поэтому зачем его читать, когда не прочитаны еще святые отцы.

И вот пару месяцев тому назад довелось мне прослушать довольно пестрый (в смысле разного уровня и разномыслия разных лекторов) курс «Лев Толстой против всех» на Arzamas.academy. Уже тогда возникло желание познакомиться с первоисточником. А пару недель тому назад, собираясь с группой слушателей Открытого православного университета на семинар в немецкий город Мюнстер, я взял с собой в дорогу «В чем моя вера?» Толстого, и был потрясен актуальностью и современностью для понимания происходящего в Европе XXI-го века этого текста, написанного задолго до начала века ХХ-го, когда моя прабабушка еще не родилась. А еще его мысли созвучны тому, что́ сегодня происходит в головах и сердцах тех, кто в конце 80-х — начале 90-х, прочтя Евангелие и приняв учение Христа, искренне решили жить христианской жизнью.

Просто попробуйте прочитать этот отрывок текста так, как будто вы не знаете, кто его автор и когда он был написан:

«Нить, связующая мир с церковью, дававшей смысл миру, становилась всё слабее и слабее по мере того, как содержание, соки жизни всё более и более переливались в мир. И теперь, когда соки все перелились, связующая нить стала только помехой.

Это — таинственный процесс рождения; и вот он совершается на наших глазах. В одно и то же время обрывается последняя связь с церковью и устанавливается самостоятельный процесс жизни.

Учение церкви с ее догматами, соборами, иерархией, несомненно, связано с учением Христа. Связь эта столь же очевидна, как и связь новорожденного плода с утробой матери. Но как пуповина и место делаются после рождения ненужными кусками мяса, которые, из уважения к тому, что хранилось в них, надо бережно зарыть в землю, так и церковь сделалась ненужным, отжившим органом, который только из уважения к тому, чем она была прежде, надо спрятать куда-нибудь подальше. Как только установилось дыхание и кровообращение, — связь, бывшая прежде источником питания, стала помехою. И безумны усилия удержать эту связь и заставить вышедшего на свет ребенка питаться через пуповину, а не через рот и легкие.

Но освобождение детеныша из утробы матери не есть еще жизнь. Жизнь детеныша зависит от установления новой связи питания с матерью. То же должно совершиться и с нашим христианским миром. Учение Христа выносило наш мир и родило его. Церковь — один из органов учения Христа — сделала свое дело и стала ненужна, стала помехой. Мир не может руководиться церковью, но и освобождение мира от церкви еще не есть жизнь. Жизнь его наступит тогда, когда он сознает свое бессилие и почувствует необходимость нового питания. И вот это должно наступить в нашем христианском мире: он должен закричать от сознания своей беспомощности; только сознание своей беспомощности, сознание невозможности прежнего питания и невозможности всякого другого питания, кроме молока матери, приведет его к нагрубшей от молока груди матери.

С нашим столь внешне-самоуверенным, смелым, решительным и в глубине сознания испуганным и растерянным европейским миром происходит то же, что бывает с только что родившимся детенышем: он мечется, суется, кричит, толкается, точно сердится, и не может понять, что ему делать. Он чувствует, что источник прежнего питания его иссяк, но не знает еще, где искать новый.

Только что родившийся ягненок и глазами и ушами водит, и хвостом трясет, и прыгает, и брыкается. Нам кажется по его решительности, что он всё знает, а он, бедный, ничего не знает. Вся эта решительность и энергия — плод соков матери, передача которых только что прекратилась и не может уже возобновиться. Он — в блаженном и вместе в отчаянном положении. Он полон свежести и силы; но он пропал, если не возьмется за соски матери.

То же самое происходит и с нашим европейским миром. Посмотрите, какая сложная, как будто разумная, какая энергическая жизнь кипит в европейском мире. Как будто все эти люди знают всё, что они делают и зачем они всё это делают. Посмотрите, как решительно, молодо, бодро люди нашего мира делают всё, что делают. Искусства, науки, промышленность, общественная, государственная деятельность — всё полно жизни. Но всё это живо только потому, что питалось недавно еще соками матери через пуповину. Была церковь, которая проводила разумное учение Христа в жизнь мира. Каждое явление мира питалось им и росло, и выросло. Но церковь сделала свое дело и отсохла. Все органы мира живут; источник их прежнего питания прекратился, нового же они еще не нашли; и они ищут его везде, только не у матери, от которой они только что освободились. Они, как ягненок, пользуются еще прежней пищей, но не пришли еще к тому, чтобы понять, что эта пища опять только у матери, но только иначе, чем прежде, может быть передана им.

Дело, которое предстоит теперь миру, состоит в том, чтобы понять, что процесс прежнего бессознательного питания пережит и что необходим новый, сознательный процесс питания».

Я сознательно не буду обсуждать то, с чем я у Толстого не согласен, или то, что мне кажется наивным или надуманным. Скажу лишь, что полное отмирание Церкви (как собрания и общины) мне кажется не столь очевидным, хотя бы потому, что Христос заповедовал своим ученикам проповедовать, крестить и преломлять хлеб в память о Нем. Также мне совершенно не очевидна всеобщая победа непротивления злу, однако я редко встречал столь убедительное и понятное изложения самой сути мученичества за Христа как свидетельства о своем христианстве.

И вот когда этот текст был уже задуман, но не написан, я пересказал его суть одному умному и уважаемому мною человеку. На что он мне напомнил, что совсем недавно, в год столетия смерти великого русского писателя, его мысли были признаны экстремистскими в судах современной Российской Федерации…

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340

С помощью PayPal

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: