С другого берега. Глава 2
3 апреля 2017 Татьяна Федорова
Четырнадцать лет назад я была слишком наивна и неискушенна в церковных делах, поэтому рассуждения на тему «хотим – дадим слово, хотим – назад заберем», да еще произносимые при большом количестве спокойно воспринимавших эти слова слушателей, меня в буквально смысле слова потрясли. Для тогдашнего чижика и идеалиста такое лукавство было абсолютно несовместимо с евангельским учением, и я просто не понимала, как смогу назавтра этим людям в глаза смотреть, и как верить тому, что они проповедуют.
Произошло то, что бывает, когда по стакану с перенасыщенным раствором соли резко ударить палочкой – соль начинает кристаллизоваться и выпадать в осадок. Все то смущение, которое нарастало во мне уже много месяцев, те мысли, которые я отгоняла от себя, считая, что я пока сама еще слишком неофит, чтобы иметь собственное мнение по каким-то церковным вопросам, внезапно выстроились в стройную картину, и я поняла, что не могу, мне сложно продолжать доверять этим людям.
Тут нужно вот что еще пояснить. Пришла я в РПЦЗ вскоре после первого раскола 2001 года. Естественно, мне об этом рассказывали много, агрессивно, не стесняясь в выражениях в адрес тех, кто «предал», «откололся». Мне тогда не хватало конкретных фактов, чтобы составить свое мнение о расколе. Но стилистика рассказов, далеко не парламентские выражения в адрес отколовшейся части прихода, проклятия «московских» и «красных», все это вместе вызывало множество вопросов о том, как подобные умонастроения в принципе согласуются с Евангелием.
Как я поняла позже, митрополит Виталий в ту пору был уже очень стар и далеко не здоров, в том числе и ментально. В его окружении существовало несколько группировок, не слишком друживших между собой и периодически одерживавших верх друг над другом. Их влияние на владыку Виталия и объясняло его непостоянство в решениях, отмену собственных постановлений, резкие развороты курса церкви и т.п. По большому счету, в 2002-2003 годах он уже по собственному желанию находился на покое, церковью руководил легитимно избранный митрополит Лавр. Но поскольку последний избрал курс на сближение с Москвой, это вызвало серьезные волнения в наиболее консервативной части РПЦЗ.
Владыка Виталий отозвал свое прошение об уходе на покой, восстановил свое главенство над церковью… и в результате сложилось двоевластие, вылившееся в крайне некрасивые сцены с драками, побоями, похищением владыки Виталия, его насильственным психиатрическим освидетельствованием. РПЦЗ де факто распалась на две части – консервативных витальевцев и, с другой стороны, модернистов и идеалистов лавровцев.
Как я поняла позднее, среди лавровцев далеко не все были сторонниками объединения с Москвой. Многие из них просто не хотели иметь дела с витальевцами и надеялись, что московская авантюра как-нибудь рассосется сама собой. Сам же митрополит Лавр был с одной стороны изрядным идеалистом, полагавшим, что раз советской власти больше нет, то и Россия во многом вернулась к своему дореволюционному состоянию, а, стало быть исчезли основания для разделения. С другой, владыка прекрасно понимал, что в РПЦЗ начался жестокий кадровый голод. В семинариях был хронический недобор студентов. Священников на приходах не хватало. А те, которые были, физически не были способны исполнять в полной мере священнические обязанности, потому что должны были их сочетать с мирскими профессиями. Одним словом, объединяться было надо, просто чтобы церковь физически продолжила свое существование.
Весной 2003-го я так четко сформулировать весь этот расклад еще не могла. Но мне было физически плохо от постоянных потоков негатива, которые захлестывали приход. Каждого человека оценивали через десять сит, проверяя его на личную преданность делу единственно верной Зарубежной церкви. С чужаками, по большому счету, даже кусок хлеба делить не полагалось. Мне неоднократно объясняли, что если мой неверующий муж не примет крещение и не обвенчается со мной в самое ближайшее время, то лучше мне с ним развестись, чем продолжать жить в грехе. А дети без отца как-нибудь вырастут, ничего, Господь управит.
Книги читать по-прежнему не благословлялось. Вопросы задавать – тоже. Требовалось строго поститься, много молиться, избегать всего мирского, не общаться с чужаками. И на первой неделе Великого поста я поняла, что такой сектантский дух для меня совсем не совместим с духом Евангельским. Причем от этого понимания мне стало страшно. Кто я, неофит в церкви без году неделя, чтобы рассуждать о таких материях… Но продолжать оставаться в той атмосфере я больше не могла. Мне было важно сохранить семью, и я чисто физически не могла отключить голову, перестать задавать вопросы и жить просто по послушанию. Встал вопрос, куда идти дальше.
С РПЦЗ мне больше ни в какой форме дела иметь не хотелось. Методом исключения осталась Православная Церковь Америки (ПЦА, или ОСА, как мне привычнее ее называть). Шла я туда с некоторым опасением, потому что про тот приход мне тоже успели рассказать много всякого: дескать, и лавки там стоят, и женщины головы не покрывают, обнагленцы сплошные, прости, Господи. Да и вообще, не тот у них там дух, ой, не тот.
Просторный сумеречный храм мне понравился. Да, были там, конечно, пожилые дамы с непокрытыми головами, но это обстоятельство меня как раз волновало мало. А лавки вдоль стен на приходе, в котором больше половины членов составляли старики, мне как раз показались весьма практичными и удобными. Пожилой священник с короткой стрижкой и с маленькой чеховской бородкой поначалу удивил своей непохожестью на уже ставших привычными отцов с длинными бородами и волосами ниже плеч. Но в целом он производил очень приятное впечатление, не тыкал, с прихожанами общался корректно, не пытался ни резко сокращать дистанцию, ни вставать в учительскую позицию. Одним словом, первое впечатление было очень приятным.
Детям моим на приходе тоже понравилось. Более того, там они как раз очень быстро попросили о том, чтобы их окрестили. И за неделю до Пасхи это и было сделано. Правда, не обошлось без удививших меня накладок, но я решила не умничать и постараться просто довериться старшему и опытному человеку, священнику. А он убедил меня, что крестными может быть супружеская пара. Тем более, что все равно мальчикам полагается только один крестный – мужчина. Но женщина пусть все-таки принимает участие в таинстве по традиции, раз так принято. Но поскольку она роли никакой не играет, то вполне может быть женой крестного. Мне такое объяснение показалось притянутым за уши, я бы предпочла обойтись просто крестным, но… тут меня не спросили.
В день таинства оказалось, что батюшка обо всем забыл и собирался уходить по делам. Мы его буквально в последнюю минуту поймали на пороге. В итоге все прошло быстро, по предельно сокращенному варианту, но дети в итоге все-таки оказались крещены. Меня в целом ситуация озадачила, но я предпочла по одному случаю выводов не делать и постараться на приходе оглядеться и вести церковную жизнь как положено.
Прихожане нас с детьми приняли очень благожелательно. Меня быстро ввели во все тонкости «повседневного этикета» — в какие цвета на какой праздник одеваться, как оформлять книжку-помянник, как делать пожертвования, чтобы по итогам года получать справку для налоговой для списания воскресных пожертвований с облагаемых налогами сумм. Вскоре я стала членом одной из воскресных групп, организовывавших после литургии чай с бутербродами для прихожан, не хотевших сразу расходиться по домам.
Это была одна из форм дополнительного сбора средств на нужды прихода. Активисты группы закупали продукты и подготавливали чай, кофе и бутерброды до начала литургии. Потом теоретически полагалось из подвальной трапезной подняться в храм, отстоять литургию, а после причастия спуститься вниз, чтобы подогреть кипяток, выставить бутерброды и выпечку на прилавки и начать обслуживать прихожан. Самые нетерпеливые бежали есть, не дожидаясь отпуста. Однако дежурные частенько предпочитали вместо литургии отсиживаться на кухне и болтать, за что им периодически попадало то от батюшки, то от диакона – смеялись и галдели слишком громко, в алтаре мешали.
Естественно, и чай, и бутерброды продавались за деньги. Из собранных сумм активистам возмещали расходы на продукты, остальное шло в приходскую кассу. Между группами шло жесткое соревнование, кто больше средств соберет на своем дежурстве. Поэтому каждую неделю новая группа изобретала что-то свое – то пиццу, то какие-то необыкновенные тортики, то еще что-то. Абсолютными чемпионами была группа дедушек. Они в кухонных делах участвовали редко, но их стряпня неизменно пользовалась наибольшей популярностью, особенно если учесть, что обслуживали они клиенток с неизменной старорежимной галантностью.
В отличие от РПЦЗ политических разговоров на приходе не было. Зато, что меня сильно удивило, уже тогда наметилась некоторая национально-географическая поляризация. При всем том, что приход был русскоязычным, значительную часть прихожан составляли украинцы как недавней волны, так и военного «призыва». И если в РПЦЗ мне давали понять, что я чужачка, потому что я «красная», москвичка, то тут московское происхождение опять стало работать против меня – я совсем не умела по-украински говорить, и это явно не очень радовало неформальных лидеров прихода. Не скажу, что в ту пору это сильно проявлялось, но некоторые звоночки были…
В конце концов у нас подобралась компания близких по возрасту и образованию прихожан, мы начали встречаться не только на богослужениях, но и вне их. Отец настоятель к нашей компании явно благоволил, любил присоединяться к вечеринкам. И год с лишним все шло вполне мирно и спокойно, за исключением одного момента. А именно: батюшка категорически избегал любых вопросов на духовные темы. Советоваться с ним, как совсем неопытному в духовной жизни человеку составить молитвенное правило, как привыкать к постам, как учитывать состояние здоровья, как понимать сложные фрагменты духовных текстов, как выстраивать отношения с неверующим окружением было совершенно бесполезно. На все вопросы ответ следовал один – разбирайтесь сами. Причем ладно бы в неформальной обстановке… Он от всех этих вопросов уходил и в церкви. Стоило ли удивляться, что самые дикие суеверия и фантастическая смесь христианства и язычества росли на приходе буйным цветом?
На фото: первоиерархи РПЦЗ: митрополиты Виталий (Устинов) и Лавр (Шкурла)
Читайте также:
Если вам нравится наша работа — поддержите нас:
Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340
С помощью PayPal
Или с помощью этой формы, вписав любую сумму:
