Воскресение
28 апреля 2019 Степан Двойновский
Ключ уже поворачивался в замке, когда зазвонил мобильник. Отец Александр обреченно вздохнул.
— Да?.. Конечно. Совсем плоха? Что же вы раньше не позвали? Да, приду, в течение часа, — он отключился и с тоской посмотрел на открытую уже дверь своей квартиры. «Прощай, обед», — мысленно помахал он рукой холодильнику, потом закрыл дверь и стал спускаться с пятого этажа. В хрущевке, где он жил, лифта не водилось отродясь, поэтому регулярный моцион был только на пользу. «Ага, и поголодать тоже на пользу, — думал отец Александр, спеша обратно в больницу. — Но ничего, завтра уж наемся. Сала обязательно. Яиц… Мож, даже колбасы…»
***
Страстная проходила как всегда: в службах и трудах. В Великую Среду он устраивал общее соборование, для ходячих и персонала. Часовня была маленькая, поэтому все желающие семи помазаний не помещались в ней. Выход нашли простой: поставили столик в рекреации под пыльной пальмой — там места была достаточно.
Помазать семь раз человек сто было нелегким делом… А потом были службы Великого Четвертка и Великого Пятка, в промежутках — опять соборования, но уже персональные по палатам. Там отец Александр честно халтурил: благо, не так давно официально приняли сокращенный чин соборования, услышав вопли и стенания больничных священников, которые страдали, вычитывая по полтора часа все семь Евангелий и Апостолов, а также семикратные молитвы, втиснувшись в узкие проходы между кроватями, в душных палатах, под храп или стоны соседей и недовольные взгляды медсестер, которым батюшка не дает заниматься делом, бормоча тут нечто невразумительное. Но вот сокращенный чин – это спасение, соборование за 10 минут — слава тебе, богослужебная комиссия, во веки!
Но уже к Великой Субботе отец Александр подустал, все время на ногах, одышка, ноги стали отекать, сердце пошаливать. Отслужив литургию Великой Субботы, он по обычаю стал освящать куличи и яйца. Люди, тоже по обычаю, не желали приносить свое добро в указанное в расписании время: они все приходили и приходили, когда им вздумается. Раза три он готов был уже снять епитрахиль и исчезнуть, хотя бы час-два полежать дома, может, вздремнуть, перекусить, но люди перехватывали его, и он снова смиренно взмахивал кропилом. Потом все-таки смог сбежать и даже успел добраться до входной двери своей квартиры…
***
Бабуся была совсем плоха. Вот прям совсем. Судя по ее сморщенности и беззубому запавшему рту, ей было лет сто, ну, или около того. Разумеется, ни о какой исповеди уже речи не шло, глаза у бабушки закатились, дыхание с хрипом вырывалось еле-еле, рот был безвольно открыт. Дочка, позвавшая священника, сама уже вовсю бабушкинского вида, уверила, что раба Божья Зоя (так звали умирающую) вполне себе была православной и даже в храм ходила в своей далекой деревне.
Отец Александр прочитал молитвы, потом положил старушке на язык мельчайшую крошку Святых Даров, полив обильно кагором из маленькой бутылочки. Попытался закрыть ее рот, чтобы она сглотнула — вроде бы получилось. А то не раз уже бывали казусы, когда звали причащать умирающего, а тот не может сделать глотательное движение, начинает выталкивать онемевшим языком причастие изо рта.
Маленькая струйка кагора стекла из уголка рта причастницы. Как кровь.
Отец Александр стал читать отходные молитвы. Ну вот, теперь и умирать можно старушке. На Пасху — самое то. Так говорят.
***
Пасхальная служба удалась на славу. Крестным ходом прошли по всем этажам больницы. Кадильный дым заполнял все коридоры запахом роз, который так любил отец Александр. Все, кто мог вставать, выходили в коридор, крестились, некоторые подпевали медленному торжественному гласу: «Воскресение Твое, Христе Спасе… Ангели поют на небесех… И нас на земли сподо-о-о-оби…»
Потом радостный Пасхальный канон, постоянные «Христос воскресе! — Воистину воскресе!!!» После службы освятили куличики-калачики, яички-колбаску, сдвинули столы и лавки и устроили чаепитие для всех. Помогали певчие и две дежурные медсестры — к сожалению, вечная помощница отца Александра, тетя Даша, уже две недели как лежала в другой больнице, делала операцию на глаза.
Накушавшись колбасы, яиц и куличей, довольный и жутко уставший отец Александр все же добрался до своей кровати, рухнул и спал чуть ли не вечера.
***
Понедельник начался странно. Не успел отец Александр в восемь утра открыть часовню, как появилась пожилая толстущая цыганка в засаленном халате, но с огромными золотыми серьгами в ушах.
— Ай, батюшка, дарагой! — бросилась она на него, схватила руку, смачно поцеловала три раза, потом положила себе на голову, закатив глаза. Отец Александр опешил, попытался высвободить руку, но цыганка не отпустила, держа в руках его ладонь, она ласково напирала на священника огромной грудью: — Батюшка! Памались и за меня, и за детей моих всех памались! И за внуков памались, чтоб не болели! А то младший — его Медведем звать — все ушком-то болеет! Чтоб никто у нас не болел, а, батюшка?!
— Ну… Пусть не болеют, помоги, Господи… И Медведю тоже, всего этого… — отец Александр отступил к стене. Несмотря на его рост и вес, цыганка имела преимущество в напоре.
Потом косяком пошел народ: одни ставили свечи, косясь на священника, как на розового пони дети — восторженно и недоуменно. Другие писали записки, потом протягивали отцу Александру и глупо улыбались, смотря ему в глаза или оглядывая с головы до ног.
«Скорлупа у меня, что ли, в бороде?» — подумал он, провел рукой, проверил: вроде ничего.
Потом его позвали причастить ребенка. Он пошел, причастил. Все мамочки в палате смотрели на него выжидающе, как на главврача. Попросили причастить и их детей тоже. Один оказался некрещеным, правда.
Потом его позвали причастить бабушку. Потом — дедушку. Потом он причастил 11 человек, поражаясь всплеску духовности в больнице. «Ну да, Пасха, все хотят светлой пасхальной радости», — попробовал он объяснить себе статистический скачок в шкале больничных причащений. Пасхальной радости хотели не только причастники: другие пациенты глазели на батюшку, улыбались, кто-то скептически, но в основном приветливо.
Медсестры странно перешептывались, когда он проходил мимо. Отец Александр был интроверт и не любил необъяснимое внимание к своей персоне, тем более он же в больнице не впервые, все его тут давно знают. Он даже зашел в туалет и внимательно осмотрел себя в зеркале: нет, не испачкан, ничего не оторвано, даже борода вполне прилично торчит. Ну, потная лысина сверкает, но это не повод таращиться.
На первом этаже отец Александр столкнулся, наконец, с тем, кто ему не улыбался. Пожилая женщина отпрянула от него, посмотрела с нескрываемым испугом и почти ненавистью, быстро прошла мимо, волоча за собой большую сумку.
«Где-то я ее видел, — подумал он. — А, так это дочка той старушки, которая помирала. Значит, померла… Отмучалась. Теперь лежит в морге телом, а душа уже на небесах. А дочка вещи домой потащила. Только что на меня так сердито смотрела? Я же сделал все, что мог…»
— Отец Александр, Христос воскрес! Пойдемте ко мне — я вам чаю налью, отдохнете у меня! — Вера Степановна, кардиолог и друг батюшки, радушно поманила его в свой кабинет, когда он проходил мимо, отдуваясь и вытирая пот с лысины.
— Ох, зайду… — он почти рухнул в удобное кресло, взял чашку с прекрасным китайским (настоящим) чаем, другой рукой потянулся за заварным пирожным.
Вера Степановна была дамой лет шестидесяти, с модным седым бобриком, сухонькой, но моложавой и всегда в благодушном настроении. Она с первых дней служения отца Александра в больнице приметила его, полюбила и всячески опекала, как родного сына. При этом сразу ему заявив, что атеистка и в аду ей будет веселей.
Вера Степановна присела рядом, подмигнула:
— Ну, рассказывайте! Как у вас это вышло, а? Молитвы особые знаете или впрямь Он есть?
Отец Александр недоуменно посмотрел на улыбающуюся Веру Степановну:
— Не понял… Вы про что? Какие молитвы?
— Ха, такой смиренный или правда не в курсе? Да вся больница только о вас и гудит! Так и говорят: «Батюшка-то наш — чудотворец!»
Из рассказа Веры Степановны выяснилось, что та старушка, которой он прочитал отходную, вскоре после его ухода открыла глаза, а потом повернулась на бок и заснула. Утром, на Пасху, она проснулась, села на кровати и сказала громко: «Хочу кушать!» Потом потребовала найти ее дочь, наругала ту и велела забирать ее из больницы, потому что «делать ей тут нечего, валяться как колода!» И старушка своим ходом ушла из больницы в понедельник утром…
***
На следующий день отец Александр отправился к благочинному, написал прошение на недельный отпуск, попросил послужить вместо себя заштатного протоиерея. Сам же, взяв лишь рюкзак, уехал в дальнюю уральскую деревушку, откуда был родом, чтобы побродить по горам и побыть немного одному.
Читайте также:
Обсудить статью на форуме
Если вам нравится наша работа — поддержите нас:
Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)
Или с помощью этой формы, вписав любую сумму:
