Ахилла

Во вторник последней недели перед распятием один из учеников Иисуса воскликнул: «Учитель! посмотри, какие камни и какие здания! Иисус сказал ему в ответ: видишь сии великие здания? все это будет разрушено, так что не останется здесь камня на камне» (Мк.13:1-2). А камни, надо сказать, как свидетельствует Иосиф Флавий, были подлинно «уфологических» размеров: «каменные глыбы, из которых он (Храм) был построен, имели до сорока пяти локтей длины, пяти толщины и шести ширины» (Иудейская война.5.5.6). В общем, камни — всем камням камни, а Иродово храмостроительство не чета позднейшему храмостроительству.

Для иудеев разрушение Храма было катастрофой вселенского масштаба, крушением одной из несущих опор закона Моисеева. Для них, однако, ещё оставался институт синагоги, но для отлученных от неё христиан из иудеев — только собрания по домам. «Привязка» христиан — этих странников в мире сем, «к местности», посредством специально построенных культовых знаний, происходила постепенно и обычно на землях и на средства богатых и высокопоставленных ктиторов, чаще всего вдов. Но это было почти ничего по сравнению с последующей эпохой Константина, когда «золотой дождь» из государственной казны и наследств умерших, которые было разрешено завещать Церкви, прямо-таки хлынул в руки епископов и был использован, главным образом, на строительство храмов. Посредством этой «монументальной пропаганды» всем язычникам вскоре стало понятно, что таком образом утверждается новая гражданская религия, со времён Феодосия практически ставшая обязательной для всех, ибо языческие храмы были закрыты, а жертвоприношения запрещены.

Массовое обращение язычников в «гражданских», номинальных христиан у настоящих христиан — у наиболее пассионарных из них — вызвало реакцию отторжения, которая выразилась в столь же массовом бегстве в Пустыню и переходе к монашескому образу жизни. Конфликт между «номинальными» и «пассионарными» был неизбежен. Иоанн Златоуст пишет: «Среди христиан есть люди, столь враждебные добродетели и любомудрию, что не только сами уклоняются от таких подвигов, но не выносят и речей в защиту их, даже и на этом не останавливаются в своем безумии, но если и другой кто станет советовать и говорить об этом, то и его отовсюду изгоняют; <…> теперь как будто бы злой какой дух вселился в души всех, только и речей у всех на языке, что об этом: войдешь ли <…> в какую бы то ни было часть города, <…> — везде удивишь, какой смех все поднимают; а предметом этого смеха и забавы служат рассказы о том, что сделано со святыми мужами. <…> Ты услышишь, как один говорит: „я первый наложил руки на такого-то монаха, и нанес ему удары“; другой: „я сам прежде других отыскал его келью“; „а я, говорит иной, сильнее других раздражил против него судью“; иной хвастает темницей и ужасами темницы, и тем, что он влачил тех святых по площади; иной другим чем-либо. Потом все начинают смеяться над этим. И это делается в собраниях христиан, а язычники смеются и над ними, и над теми, над кем они издеваются; над первыми — за их дела, а над последними — за их страдания; и везде какая-то междоусобная война, а вернее — нечто гораздо худшее этой войны» (К враждующим против тех, которые привлекают к монашеской жизни. Слово первое).

Ответом монашества на эти гонения стало глубокое презрение к номинальным христианам: «Брат спросил старца: „Каким образом мирские люди, живущие посреди мира и принадлежащие ему, презирая пост и молитвы, насыщаясь всякого рода брашнами, проводящие жительство по своим пожеланиям, в клятвах и клятвопреступлениях, не падают, не окаявают себя, как грешных, не отлучают себя от причащения Святых Христовых Тайн? А мы, пригвожденные к постам, бдениям, молитвам, сухоядению, лишенные всякого плотского упокоения, плачем и рыдаем, и говорим: мы погибли, мы утратили Царство Небесное, мы соделались повинными геенне?“ Старец, вздохнув, отвечал: „Правильно сказал ты, что они не падают: упав однажды дивным и лютым падением, они ниже могут восстать, ниже имеют, куда упасть. И диавол нисколько не нуждается бороться с лежащими ниц и никогда не восстающими“» (Игнатий Брянчанинов. Отечник. Изречения старцев, преимущественно Египетских, особливо же старцев Скита, которых имена не дошли до нас. 50).

Не менее напряженными были отношения пустынников и со сребролюбивой, погрязшей в симонии, церковной иерархией. На этом «фронте» в Египте разразилась настоящая война. «Полное житие святителя Иоанна Златоуста» рассказывает нам, как «некая вдова, по имени Феодотия, пожертвовала Исидору (пресвитеру) тысячу золотых монет, чтобы он на эти деньги одевал находящихся в Александрии нищих, сирот и убогих вдовиц. При этом, вдова просила Исидора не говорить о том патриарху Феофилу, чтобы последний не отобрал золота и не затратил его на предпринятые им каменные постройки. <…> Тем не менее Феофил узнал от кого-то, что Исидор получил от Феодотии тысячу золотых монет и истратил их на потребности бедных без его, Феофилова, ведома. Златолюбивый Феофил сильно прогневался за это на Исидора и возвел на него несправедливое обвинение в противоестественном грехе. В подкрепление своего обвинения Феофил подыскал лжесвидетелей. Но невинный Исидор был оправдан. Впрочем, по необузданной злобе своей Феофил всё-таки лишил его пресвитерского сана и с побоями и бесчестием изгнал из клира. Пострадав невинно, Исидор покинул Александрию и удалился пустынножительствовать в Нитрийскую гору. <…>

В то время в Египетских монастырях жили четыре брата, люди добродетельные и боявшиеся Бога, которые всю свою жизнь проводили в посте и иноческих подвигах. <…> прозывались они Долгими, так как все они отличались большим ростом. Эти братья, за свою добродетельную жизнь, были почитаемы не только жителями Александрии, но и самим Феофилом. Одного из них, именно Диоскора, он против его желания назначил епископом Гермопольским, а двух братьев его, Аммония и Евфимия, упросил поселиться с ним в патриархии и принудил их принять священнический сан. Пребывая в патриархии при Феофиле, они увидели, что последний живет не по заповедям Божиим, более любит золото, чем Бога, и творит большие несправедливости; поэтому они не пожелали оставаться с патриархом, но, покинув его, снова возвратились к отшельнической жизни.

Уразумев причину их удаления, Феофил весьма на них обиделся, переменил любовь, которую питал к ним, на злобу, и стал помышлять о том, как бы отмстить им. Сначала он распустил слух, будто «Долгие» вместе с низверженным Исидором придерживаются Оригеновой ереси и соблазнили сею ересью многих черноризцев. Затем, он послал к ближайшим епископам повеление немедленно удалить старейших черноризцев из Нитрийской пустыни, не указывая оснований для такого распоряжения. Когда епископы поступили согласно с приказанием патриарха, изгнав с гор и из пустынь всех благочестивых и богоугодных подвижников, то изгнанные, собравшись вместе и придя в Александрию к патриарху, умоляли его сообщить им, за что они осуждены, и изгнаны из мест своего жительства. Патриарх, в безумном гневе, бросился на них, как бы бесноватый, и закинув омофор на шею Аммония, стал бить его, восклицая: Еретик, прокляни Оригена! Причинив побои Аммонию, а также и другим, Феофил не только не позволил им в своем присутствии что-либо говорить, но всех с бесчестием прогнал от себя.

<…> Созвав ближайших епископов, Феофил предал анафеме четырех невинных иноков: Аммония, Евсевия и Евфимия, братьев Диоскора, а также вышеупомянутого блаженного Исидора, не расследовав исповедания их веры. Но злоба его сим не укротилась. Он сам написал против них много ложных обвинений, — в ереси, волхвованиях и многих иных тяжких грехах; затем, подкупив клеветников и лжесвидетелей, передал им сии ложные обвинения, приказывая, чтобы клеветники подошли к нему, когда он в праздник будет поучать народ в церкви, подали ему написанные против вышеупомянутых черноризцев обвинения и выставили лжесвидетелей. Когда всё произошло таким образом, патриарх повелел ложные обвинения прочесть в соборе; потом, он показал эти обвинения градоначальнику, взял у него около пятисот воинов и отправился с ними в Нитрийскую гору с намерением изгнать из Египетской области Исидора, братьев Диоскора и всех их учеников, как еретиков и волхвов. При помощи войска, Феофил сначала сверг с епископского престола Диоскора, а затем, напоив солдат вином, напал ночью на Нитрийскую гору и прежде всех искал Исидора и братьев Диоскора: Аммония, Евсевия, Евфимия. Не найдя их (ибо они укрылись в одном глубоком рве), он приказал воинам напасть на всех черноризцев, сжечь их жилища и разграбить всё их скудное имущество, одежду и пищу. Пьяные солдаты, устремившись по всем местам и пещерам, умертвили, задушив в дыме и огне, до десяти тысяч святых постников. Остальные иноки разбежались, скрываясь где кто мог».

Итак, Феофил (Боголюбец в переводе на русский) «загеноцидил» около 10 тыс. монахов. В православном календаре их память как «10 тыс. преподобных пустынников египетских огнем и дымом уморенных» отмечается 23 июля по новому стилю. Его же стараниями был сжит со свету и Иоанн Златоуст. Тем не менее Феофил Александрийский на III и на V Вселенских соборах упоминается в числе отцов Церкви (!). Для тех времён, конечно же, было свойственно завышать цифры, предположим, что он уморил не 10 тыс., а 1000, пускай даже сто — но и это всё ещё многовато, чтобы считаться святым. Когда жертвы и палачи оказываются в одних святцах, это говорит о глубоком когнитивном диссонансе, о беспредельном желании усидеть сразу на двух стульях — одновременно служить Богу и мамоне, Богу и князю мира сего.

Но капля камень точит, и «архитектурная болезнь» стяжательства, благодаря усилиям ктиторов из сильных мира, сего постепенно «накрыла» и само монашество. Кроме того, монастырям стали оставлять имущество по завещаниям, в том числе землями и рабами. К V веку Тавеннисиотский монастырь «Метанойя» (Покаяние) сделался крупнейшим землевладельцем Египта. О покаянии и чистоте мотивов при обращении в монашество после этого уже можно было забыть. Антоний Великий говорил: «Наступит некогда время, сыны возлюбленные, в которое монахи оставят пустыни и вместо их устремятся к богатейшим городам; там, вместо вертепов и хижин, которыми усеяна пустыня, они воздвигнут, стараясь превзойти одни других, великолепные здания, препирающиеся пышностию с царскими палатам, Вместо нищеты вкрадется стремление к собранию богатства; смирение сердца превратиться в гордость; многие будут напыщены знанием, но чужды добрых дел, предписываемых знанием; любовь иссякнет; вместо воздержания явится угождение чреву, и многие из монахов озаботятся о доставлении себе изысканных яств не менее мирян, от которых они будут отличаться только одеждою и клобуком. Находясь посреди мира, они не устыдятся неправильно присваивать себе имя монахов и пустынников. Не престанут они величаться, говоря: аз есмь Павлов, аз же Аполлосов, — как будто вся сущность благочестия заключается в значении предшественников, как будто позволительно и справедливо хвалиться отцами, как хвалились иудеи предком своим, Авраамом!» (Игнатий Брянчанинов. Отечник. Антоний Великий. 200). Подобного рода монашество, за редкими исключениями, мы и имеем до сего дня. Это монашество прекраснейшим образом сосуществует как с мирянами, ибо, став профессиональными молитвенниками, оно небесплатно молится за их преуспеяние в мире сем, так и со священноначалием, ибо часть от этой «небесплатности» и часть от ктиторских щедрот, в той или иной форме, перепадает ему.

От затянувшегося, но необходимого исторического экскурса перенесёмся теперь в Россию наших дней. Сейчас, разумеется, Церковь уже не владеет землями с крепостными рабами — замысел Нила Сорского был частично исполнен сначала Екатериной II, а затем большевиками, но изменились только внешние условия, сама же парадигма «Каменной Церкви», похоже, осталась неизменной. Посмотрим на способы существования и восстановления РПЦ после эпохи государственного атеизма. Всё опять начинается с камней: некая инициативная группа во главе со священником начинает собирать средства на строительство нового или восстановление разрушенного храма. Ничего плохого в этом нет, но построить храм, соответствующий амбициям РПЦ, на деньги обычных прихожан попросту невозможно. Получить их можно только от богатых ктиторов — небезызвестных приватизаторов 90-х, отношение к которым в народе также хорошо известно, или от государства под видом восстановления исторических памятников. Получая помощь из этих источников, РПЦ «по умолчанию» оказывается обязанной поддерживать существующий социальный порядок. Это «поддерживание» предполагает, что РПЦ должна обладать определённым влиянием на массы — отсюда и постоянные заклинания о 70-80 % православных в России. Но все прекрасно понимают, что если, например, даже на Рождественских службах в этом году было лишь 1-2% населения, то постоянных прихожан в несколько раз меньше. Это просто огромный мыльный пузырь, где доли процента постоянных прихожан объемлют собой заявленные 80% номинальных.

То, что можно назвать «циклом РПЦ», выглядит следующим образом: сначала крестят всех подряд, чтобы преувеличить в публичном пространстве и в глазах сильных мира сего своё влияние, затем конвертируют это мнимое влияние в деньги на строительство храмов, жизнедеятельность которых, в свою очередь, поддерживается, чаще всего, уже на деньги обычных прихожан. Но и они, как правило, не просто безвозмездно жертвуют в кружку, но оплачивают определённые «религиозные услуги» — это платные (типа за пожертвования) молитвы и платные (типа за пожертвования) свечи. Номинальные христиане хоть и в меньшей степени, но тоже участвуют в этом — они крестятся за деньги, изредка, по встретившейся нужде или в благодарность за «свежую» крещенскую воду, заходят в храм «воткнуть свечку», они редко венчаются, но зато всегда умирают и их отпевают за деньги, словом — с паршивой овцы хоть шерсти клок. Дух, точнее, душок, эдакой мини-симонии пронизывает здесь всё.

Структура пирамиды власти РПЦ близко напоминает феодально-буржуазную: настоятель храма представляет из себя относительно свободного предпринимателя-буржуа, получающего доход от спонсоров и церковной лавки, который держит наёмный персонал, включающий и других, работающих только за зарплату, священников. Его самым феодальным образом «крышует» епископ, а того, в свою очередь, Патриархия. Откуда, сколько и куда тратятся все эти деньги — известно только тому, кто их тратит.

Недавно священник Андрей Канев проанализировал мотивы людей, желающих креститься. Из них 60% идут креститься только потому, что это им велели сделать колдуны, бабки и экстрасенсы (!), 15% — чтобы поправить здоровье, 15% — «для удачи», 10% — потому, что русский, и 0% — чтобы стать христианами! (Православная газета. 2019 № 1. с.37). Это просто миссионерская «удача» РПЦ — чтобы 0%! Что, интересно, скажет наше священноначалие на Страшном Суде? Наверное, только это: «посмотри, какие камни и какие здания…» Но Ирод Великий, очевидно, недостижимо опережает их на этом поприще…

МП — это Московский патриархат или мыльный пузырь? РПЦ — это камни или души? Не думайте, что это просто так Константинополь «напал» на УПЦ МП, и где сейчас номинальные прихожане, зараженные национализмом, могут легко перевести храмы МП в юрисдикцию ПЦУ. Не думайте, что это просто так «прогрессивная общественность» противится строительству новых храмов в России — это Сам Бог говорит: «Не носите больше даров тщетных: курение отвратительно для Меня; новомесячий и суббот, праздничных собраний не могу терпеть: беззаконие — и празднование! Новомесячия ваши и праздники ваши ненавидит душа Моя: они бремя для Меня; Мне тяжело нести их. И когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои» (Ис.1:13-15).

Единственный богоугодный выход из этой ситуации — перестать быть «мыльным пузырём», необходимо «сдуться», чтобы стать, как и полагается, «малым стадом» (Лк.12:32). Нужно элементарно ввести регистрируемое членство в Церкви и собирать соответствующие членские взносы. Это автоматически отсеет номинальных христиан, да и за крещёных детей платить взносы до времени, когда они сами смогут (но будут ли?) это делать, навряд ли кто захочет. Отсюда следует, что приступать ко крещению станут в сознательном возрасте и главным образом только те, кому это действительно нужно.

Естественно, при регистрируемом членстве станет для всех очевидной подлинная численность прихожан РПЦ, и о поддержке бизнеса и властей придётся забыть — но ведь это и есть честная Церковь! Лично мне всё равно, на какой высоте находится потолок в храме — тридцать метров или три, для меня довольно и трёх. Но пойдёт ли на это РПЦ добровольно? Ощущения и исторический опыт говорят, что едва ли, похоже, что «Каменная Церковь» заключена в самом «генетическом коде» РПЦ, и «модифицировать» его Богу в очередной раз придется через изменение внешних условий. Частью таких изменений является информационная революция, когда вся «священноначальническая» подноготная, включая жиробесие «голубого лобби», стало всеобщим достоянием, а возможности неиерархической горизонтальной самоорганизации через соцсети стали совершенно неограниченны. В этих условиях возможен новый исход «пассионарных», но уже не в Пустыню, где, как показала практика, не скрыться от мира, а в свой особый мир общения, где Христос — не «каменное тело», не мистериально-литургический фетиш, но живой Христос, Христос среди нас!

Вадим

Рисунок Вячеслава Полухина

Читайте также:

• Манифест «постисторического» христианства

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: