С другого берега. Глава 6
5 мая 2017 Татьяна Федорова
Глава 6. Локальный колорит (записки разных лет)
Внутриприходские конфликты
Этого я повидала сверх всякой меры, причем в самых разных вариантах. Как ни грустно, но старая эмиграция новую все-таки до конца не признает, мы для них остаемся «красными», «советскими», и проявляется это в самых разных ситуациях. От мелких шпилек на бытовом уровне до услышанного на исповеди «вам, советским, надо за рубежом лет десять в церковь ходить, чтобы вы нормальными людьми стали, чтобы из вас советская закваска выветрилась, вы ей все насквозь отравлены».
Вообще, масштабы ксенофобии, неприятия всего, что идет из России, заклинания на тему сергианства просто колоссальны, только это не на поверхности, а тишком, кулуарно. Я очень многих расспрашивала, что же такое эти страшные и ужасные сергианство и экуменизм, которых все так боятся и чураются. Ни один человек так и не смог внятно сформулировать, в чем суть, но бояться и отрицать их необходимо, ибо так научили еще с детства, а задумываться на эти темы сейчас уже как-то и не хочется. Зато к российской послереволюционной истории отношение самое подозрительное. И новомученики — они, с одной стороны, конечно, мученики и жертвы, а с другой — сомнительные какие-то, ибо красные, советские, не ушедшие в эмиграцию.
Тишком воюют все со всеми: старые эмигранты — с новыми, бабушки — с более молодыми прихожанками, причем в глаза все славно и доброжелательно, но за глаза про каждого ходят такие сплетни и такое перемывание костей, что я в буквальном смысле сбежала с кухонного послушания, просто чтобы не слышать ничего подобного. На другом приходе вовсю цвела система доносов, прихожане заваливали владыку жалобами на всех священников, кого только ни назначали в собор.
Да, я знаю, что трудно найти приход без сплетен и конфликтов, но раз уж я пишу о том, что лично для меня оказалось камнем преткновения, то не могу обойти молчанием этот момент. Тем более, что я в принципе очень плохо себя ощущаю в конфликтной ситуации, а меня с какого-то момента на обоих приходах начинали активно втягивать в открытое противоборство с епископами, в чем я участвовать категорически не хотела.
Превращение церкви в клуб по интересам
Это тоже очень частая проблема эмигрантских храмов — народ собирается ради чего угодно, только не ради Христа и Евхаристии. В итоге считанные единицы из прихожан понимают, что вообще происходит, что творится в алтаре. А главная цель у аудитории — потусоваться после службы за рюмкой кофе, обсудить всякие-разные вопросы, ощутить себя «в своей среде». А богослужение — это так, «в нагрузку» или для национальной самоидентификации. Типа, раз я этнический русский, то должен автоматически числиться православным, точка.
Денежный вопрос
Это самая сложная для меня тема, потому что я прекрасно понимаю, что приходам средства нужны на многое, очень многое. Но при этом меня коробит то, что в разгар анафоры по храму идет тарелка, звенят монеты, вместо участия в молитве народ роется по кошелькам и карманам в поисках денег. И ладно бы только одна эта тарелка… А ведь есть еще корзинка рядом с исповедальным аналоем. И вторая на столике с теплотой. И третья в руках у старосты на всенощной, после полиелея. И четвертая в Великие Пятницу и Субботу рядом с плащаницей.
Понятное дело, колхоз — дело добровольное, не хочешь — не плати, но мне действительно очень больно и неприятно было от того, насколько часто эти корзинки попадаются в храме. Получается, что тебе ненавязчиво намекают, что хорошо бы заплатить и за исповедь, и за причастие с помазанием, и за прикладывание к плащанице. Ну да, fundraising — дело святое, но только при чем тут Господь, и «даром получили — даром давайте»? Получается, что от прихожан ожидают только одного — чтобы они почаще ходили в храм и легко расставались с деньгами. А вот такие понятия, как царственное священство, сознательное участие в богослужении, понимание того, что происходит во время службы — это все, к сожалению, остается пустым звуком, это не нужно никому.
Но деньги ведь не только во время богослужений зарабатываются, есть и другие методы. И главный из них — Царь Пирог. Как говаривал покойный митрополит Виталий: «Церковь наша пирожками поднялась, на них и держаться будет». А это значит, что сестричество должно формировать бригады для кухонной работы. Всю субботу идет готовка, жарятся сотни пирожков с самой разной начинкой, чтобы на следующий день быть проданными… во время литургии. И священники могут сколько угодно разъяснять, что недопустима торговля в то время, когда наверху в храме творится бескровная жертва, бабушки тверды и неумолимы. «Торговать во время литургии не грех, грех мало заработать», — сформулировала моя бригадирша в ответ на просьбу прервать торговлю хотя бы до окончания причастия.
Вот и получается, что, приходя в храм, народ стройными рядами направляется сначала на кухню, чтобы зарезервировать себе нужное количество пирогов. Дежурная бригада в этот день в храм не поднимается вообще, ее дело готовиться к массовому чаепитию и торговать-торговать-торговать. И даже если образуется пауза в торговле, все равно в храм никто не идет. Зачем, когда можно посидеть, поболтать и попить кофейку? А что мы, не слышали, что там наверху творится, что ли?
В прибыли от пирогов соревнуются бригады, и не дай Бог чем-то помешать процессу торговли. Кинолекторий тоже нельзя устроить сразу после службы — это мешает трапезующим, снижает выручку. Поэтому желающие посмотреть фильм на духовную тему должны дождаться, пока полностью закончится торговля.
Я много раз пыталась говорить об этом и с бабушками, и с батюшками, но увы… Бабушки непоколебимы — пироги важнее всех прочих глупостей, и отцы с этим не могут сделать ровным счетом ничего.
Владычное управление
Тут я бы очень не хотела вдаваться в подробности. Скажу только, что я не любитель архиерейских служб, когда они случаются больше, чем два раза в году. А когда епископ становится настоятелем прихода, полностью меняя под себя все сложившиеся традиции, то… sapienti sat.
И я прекрасно понимаю, что очень многим по вкусу торжественность и пафос архиерейских служб с длинными медленными распевами, с многочисленными прислужниками, как на подбор облаченными в стихари подобающего празднеству цвета (у нас 12 алтарников на архиерейской считалось мало, а ведь есть еще диаконы и иподиаконы, чтецы и прочая братия), да чтобы на каждом выходе не менее чем шесть человек шло с рипидами, да два посошника, да…
Но это не мое, увы. Я просто не могу молиться в такой обстановке, не умею сосредотачиваться, отрешаться от окружающего действа. Мне куда более по сердцу маленький храм, простота и скромность, пусть даже при этом клирос порой ошибается, и прислужники не всегда точно знают, куда встать и как пройти. Но для меня содержание молитвы гораздо важнее антуража, поэтому я и тяготею к часовням и домовым храмам, а отнюдь не к кафедральным соборам.
Ощущение собственной исключительности
Это еще одна ситуация, которую мне очень трудно было внутренне принять. Мне совершенно чужда идея о том, что Русская Церковь, неважно, московская или зарубежная, является старшей, главной над всеми прочими православными церквами. Мне в этом плане гораздо ближе понятие вселенскости православия, чувство равенства и братства с верующими других национальностей, в том числе и сохраняющих свои национальные православные церкви.
Фольклоризация
Косоворотки, штаны с лампасами, непременные балалайки с гармошками на вечеринках, кокошники и сарафаны, казачьи подразделения из не умеющих к лошади подойти прихожан, подчеркнутый стиль russian derevyаshen — не мое это абсолютно. И я совершенно не понимаю, почему из всего многообразия отечественной культуры православие необходимо ассоциировать исключительно с подделкой под деревенский стиль, выглядящей весьма грустно и нелепо в современных условиях.
И если задаваться вопросом, почему эмигрантская молодежь уходит из церкви, то очень во многом именно из-за этого, из-за неестественности этой натянутой игры в русскость-народность. Далеко не всем удается вписать себя в заданные этнографические рамки, не испытывая неловкости за лапти не по размеру. Ведь оставаться русским, тем более за рубежами отечества, это все-таки не только и не столько рядиться в побитый молью кафтан и говорить искусственными псевдо-старославянскими конструкциями, а знать и любить свою историю и культуру. И при этом не превозноситься ни над какими иными народами, в особенности теми, которые дали приют, я так считаю.
Фейс-контроль
Он тоже бывает очень разным. На одном приходе я наблюдала непременные юбки в пол, платки, бесформенный верх. На другом, напротив, маркером была элегантность, идеально подогнанные костюмы, хорошие туфли и сумки, шляпы, драгоценности. И там показаться в традиционном российском церковном виде означало подвергнуться остракизму и громкому осуждению. Середины почему-то не было ни там, ни там.
Читайте также:
Если вам нравится наша работа — поддержите нас:
Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340
С помощью PayPal
Или с помощью этой формы, вписав любую сумму:
