Ахилла

Многим людям становится не по себе после прочтения историй вроде вышедшей недавно на «Ахилле» статьи о Пафнутьево-Боровском монастыре. В ответ на горькие сетования страждущей героини хочется кричать: «Чего же ты сразу не бежала из этого содома, несчастная женщина? Неужели ты не видела, что там происходит?» В том то и дело, что не видела, не осознавала. Сыт голодного не разумеет. Человеку, воспитавшему свой религиозный вкус на трудах Шмемана и Кураева, невозможно понять то духовное состояние, в котором пребывают рекруты околоправославных гуруистских сект. Мне довелось лишь немного вкусить этой странной и страшной духовной реальности, но и этого оказалось достаточно, чтобы в душе до сих пор стояло её мерзотное послевкусие. Я говорю о круге фанатичных почитателей архимандрита Наума (Байбородина).

Сразу хочу ответить всем тем, кто будет мне возражать, что, дескать, некоторые люди просто неправильно воспринимали о. Наума, что, мол, никто не просил их возводить его почитание в культ и воспринимать его советы как истину в последней инстанции. Я слышал удивлённые фразы: «Да вы всё не так поняли! Вот я однажды ездила к о. Науму, мы с ним так весело поговорили, он мне книжек надарил разных, такой интересный человек! Был хороший повод задуматься над своей жизнью, правильно ли я живу». Право, речь не об этих случайных «захожанах» и «заезжанах» отца Наума, которые видели его пару раз в жизни. Если вы любите булочки с маком, это ещё не повод убеждать всех, что мак — самое невинное растение. Потому что маковая присыпка на булке и маковый сок, пущенный по вене, — совершенно разные вещи. Когда мы говорим об опасности тоталитарных сект, мы имеем в виду отнюдь не обычных любителей эзотерики, временами размышляющих дома над книгой какого-нибудь Ошо в сандаловом дыму под медитативную музыку. Мы говорим о людях, отсекших не только свою волю, но и элементарный здравый смысл, в надежде услышать из уст очередного божьего посланника непреложный нравственный императив и прямое руководство к действию.

В начале девяностых я, будучи подростком, три года прожил в Сергиевом Посаде у родственницы, фанатичной поклонницы о. Наума в тесном окружении его обожателей и воздыхателей. Мне довелось видеть этих людей, в изобилии съезжавшихся со всех концов страны ради спасительного слова великого старца, практически сутками стоящих в огромной очереди в подклет. Наверху, в «Трапезном храме» Троице-Сергиевой Лавры официальная церковь с помпой служила свою горластую раззолоченную литургию, и в это же самое время внизу, в подклете «тёмный двойник» церкви вершил своё собственное главное таинство. Наверху многотонные колокола лаврской звонницы напрасно сотрясали воздух, а здесь в узкой келии негромкие старческие слова целыми семьями швыряли людей на тысячи километров. В то время, как там, пред алтарём воздвигали на дискосе всего лишь будущее тело безмолвного Бога, здесь устами старца перед собравшимися вещал сам Бог. Непростой выбор для неофита, не правда ли? Если наверху литургисала «братия», то как же можно было назвать всех «духовных чад» отца Наума? Иного слова как «чадия» я не нахожу. Тем более что переполненный ожидающим народом узкий коридор перед приёмной кельей действительно чадил. И в прямом, и в переносном смысле этого слова. Рыба хорошо ловится в мутной воде. А духовный чад отлично помогает ловить человеков.

Были ли все они довольны своим modus vivendi? Не берусь судить за всех, но большинство, очевидно, да. Есть хороший образ, что грешник подобен псу, лижущему пилу и пьянеющему от вкуса собственной крови. «Чадия» отца Наума в угаре тотального послушания лизала пилу со всех сторон вдоль и поперёк, время от времени делясь друг с другом ощущениями, с восторгом и трепетом пересказывая очередные капризы своего кумира. Отец Наум ничего не советовал, он только «благословлял», и любое благословление сразу означало для пасомых непререкаемую Божью волю. «N батюшка благословил идти в монастырь. Она прямо из его келии с игуменьей уехала». «M батюшка благословил замуж за семинариста. Ему нужно уже через неделю посвящаться, а невесты нет. Батюшка указал на М пальцем и, представляете, благословил ей за него замуж». «X Батюшка благословил переписать дом Y-скому монастырю. Сёстры вчера приехали документы на дом смотреть». «А вы знаете, R и S теперь больше не живут друг с другом как муж и жена. Батюшка не благословил. Сказал, что в таком возрасте надо уже к постригу готовиться».

Один лаврский пиит, игумен Виссарион в девяностые выпустил книгу стихов, где одно стихотворение было посвящено отцу Науму. В своих бойких хореях автор запечатлел командно-административный метод управления послушной общиной:

«Направляет на работу

В Мишутино и в Лозу,

Матерям даёт заботу:

Для детей купить козу…»

За точность цитирования не ручаюсь, но смысл именно такой. Из стихов Виссариона вырастает образ вполне приличного, хотя и строгого духовника, радетеля за христианскую нравственность:

«Этой он велел венчаться,

Как велит святой закон.

Этой — с парнем не встречаться,

Так как пьёт и курит он».

Но почтенный лаврский бытописатель или сам не увидел, или утаил от читателя один принципиально важный нюанс. Если бы отец Наум женихал и разводил людей только по церковным канонам и предписаниям — это было бы ещё полбеды. (Хотя и это, строго говоря, вступает в противоречие с соответствующим постановлением синода РПЦ «о младостарчестве».) Настоящая беда была в том, что Наум ломал человеческие судьбы сообразно своим собственным представлениям, по-своему капризу заставляя людей жениться и разводиться, воздерживаться от интимной жизни, менять работу и учёбу, отдавать другим людям своё жильё, переезжать за тысячи километров, уходить в монастыри… А чего сто́ят его публичные обличения, когда человека позорили на глазах у всех собравшихся? В постановлении «о младостарчестве» нет ни одного нарушения пастырской этики, которое бы Наум не нарушал систематически как до, так и после публикации постановления. И знаете, что отвечали мне на это поклонники отца Наума? «Закон написан о младостарцах, а не о нём. Ведь наш Батюшка — самый настоящий старец».

«Наумовский круг»… Мне хотелось бы назвать это сообщество «наумовским многоугольником», в котором каждый тёмный угол обозначал бы очередную опустошённую человеческую душу. Но, пожалуй, образ круга будет самым точным. Подобно тому, как свет никогда не может покинуть чёрную дыру, вечно двигаясь по кругу ниже горизонта событий, так и человек, единожды попавший в круговерть наумовского мракобесия, отныне обречён был навсегда крутиться вокруг своего обожаемого идола, без малейшей надежды вырваться и перейти на какой-то новый духовный уровень. Заботился ли он об их интеллектуальном развитии? Наум, помнится, неподъёмными стопками раздавал различные нравоучительные книги, большей частью — фолианты с говорящим названием «Азбука», в которых прописные истины перемежались с наивными историческими мифами. По слухам, он сам и являлся их автором, хотя я в это не верю. Я не видел, чтобы он давал кому-нибудь Мейендорфа, Флоренского или Шмемана. Говорят, что батюшка любил простоту. Или всё-таки темноту? При том что среди его чадии было много специалистов с высшим светским образованием и даже с научными степенями, полученными ещё в безбожном советском прошлом, — степень их нынешней религиозной необразованности наводила на меня тоску неописуемую. Они как будто все сразу глупели и деградировали под его духовной опекой. Вместо осмысления церковных догматов — полный набор приходских суеверий и истеричной апокалиптики: начиная со срезания разных «крестов» на подошвах (у моего друга-семинариста старец лично пытался исковырять единственную, «сатанинскую» куртку), поисков «порчи», подброшенной соседом-колдуном через забор, заканчивая шестёрками в паспортах и пресловутым ИНН-ом. Когда в пылу спора я спросил одну из наумовых чадышек: «Так чем же отличаются католики от православных?» — то ответом было: «Ну, у них, по-моему, священникам можно много раз жениться, а у нас только один раз». Эта женщина, к слову, окормлялась у Наума 25 лет.

Так, может быть, при всей своей богословской неискушённости они хотя бы возрастали духовно? Да, нужно сказать, что многим чадам о. Наума была свойственна какая-то экзальтированная щедрость. Они делились вещами с людьми, находящимися в трудной жизненной ситуации, часто помогали друг другу. В тяжёлые девяностые годы это было действенным средством взаимопомощи и приносило большую пользу. Но всё это было опять-таки как-то «по благословению» или «по заповедям», а не из живой потребности души. Это больше походило на внутриобщинную кассу взаимопомощи, чем на плод бескорыстной христианской любви. Мне иногда казалось, что у каждого из них открыт на небе накопительный счёт, где учитываются и складируются все сделанные добрые дела. «Зачтётся на небе» — было очень популярным выражением. Причём, учитывались только добрые дела по отношению к другим чадам отца Наума или хотя бы просто православным (хотя последние благодеяния котировались не так высоко). Если бы израненный евангельский купец не встретил милосердного самарянина, то он вполне бы мог истечь кровью в ином наумовском огороде, потому что был не чадом отца Наума, а евреем. Мне самому неоднократно помогали, и за это я остался очень благодарен этим людям. Но, господи, какой отчаянный ропот поднялся среди моих бывших знакомых, когда я ушёл от отца Наума! Все их добрые дела пошли прахом, ничто теперь не зачтётся на небесах.

Что же касается остального, то никакого духовного роста среди наумовских чад я не наблюдал, если, конечно, не учитывать процесс постепенного умножения монашеских одежд на разных отдельно взятых индивидах. В вопросах познания добра и зла наумовская чадия также находилась в состоянии блаженного эдемовского неведения. По каждому маломальскому вопросу духовные дети мчались к Науму: ничего без его благословения решать было нельзя. Причём это касалось не только духовных вопросов, но и простых житейских. Как мрачно иронизировал один случайный «заезжанин»: «Да они тут без батюшкиного благословения срать не садятся». Одна женщина испрашивала у него благословение купить пальто взамен обветшавшего. Другая выпытывала волю Божью, куда девать народившихся козлят. (Кстати, к козам старец вообще был очень неравнодушен, «благословляя» их налево и направо, во все дворы и огороды. Козлиная порода должна быть благодарна ему за такую свою реабилитацию в глазах христианского сообщества.) Сам я выстоял многочасовую очередь, чтобы попросить благословение купить себе наручные часы, и отдельно уточнял, нужно ли мне покупать механические или допустимо иметь электронные. В среде наумовских чад это было абсолютно нормальным. И с одними и теми же вопросами человек мог ходить к Науму не годами — десятилетиями. Даже на бесплодной скале иногда умудряется вырасти какая-нибудь чахлая сосенка. Из наумовской пустыни не могло вырасти ничто и никогда. Честный пастырь давно бы ушёл бы за штат по причине профнепригодности, но только не Наум. Настоящий духовник должен быть путеводителем ко Христу, помогать человеку возрастать духом и разумом. Но Наум умел приводить людей только к своей собственной персоне. И, судя по всему, очень любил это занятие.

Впрочем, говоря о невозможности когда-либо вылететь из наумовского круга, я сильно преувеличиваю. Как отдельные фотоны, если верить Хокингу, порой могут улететь от чёрной дыры восвояси, так и некоторые люди, получившие неподъёмное благословение, в ужасе уносились от него в мощном центробежном порыве, чтобы никогда не вернуться вновь. Я помню растерянные глаза молодого отца семейства, которому в наумовской лотерее выпала Божья воля немедленно со всем семейством переезжать с Дальнего Востока во Владимирскую область. Какая была дальнейшая судьба у таких людей? Им нужно было либо ломать всю свою устоявшуюся жизнь через колено, либо жить дальше с тяжким бременем невыполненного благословения святого старца. Наконец, благодаря отцу Науму я и сам через пару лет благополучно потерял веру, определив для себя: «Если это и есть высший свет православия, то больше я православным быть не хочу». Но кто из наумовской чадии оценит вес мельничного жернова, уготованного Науму за мою соблазнённую душу и души других от него претерпевших? Не смешите мои камилавки. Вы, маловеры, сами во всём виноваты. Потому что не смирились.

Да и как можно было тут не потерять веру, если всё происходящее подавалось не каким-то частным случаем духовной практики, лишь одним из возможных путей, а самой густой квинтэссенцией православной святости, самым правильным, самым узким путём? Помните чеширского кота, который в Стране Чудес убеждал Алису, что «все мы здесь немного „того“»? Считаю, что такого кота им всем очень не хватало. Если бы возле наумовской проходной на ветке, топорща усы, сидело в качестве чеширского кота одно из его духовных чад и заявляло каждому вновь приходящему: «Вы только учтите, что все мы здесь слегка с прибабахом. Ну а чего вы, собственно говоря, хотите: это же русское народное православие — Страна Чудес. Не судите строго нас, убогих: уж спасаемся как можем». Так вот, если бы там сидел такой кот, то всем было бы только лучше, потому что это было бы правдой и побуждало людей более критично относиться к происходящему. Не нравятся откровения архимандрита Наума — иди слушай проповеди митрополита Антония Сурожского или лекции профессора Осипова. Но вместо честного сказочного кота, к сожалению, звучал лишь хор стройных голосов, побуждавших тебя войти и познать волю Божью. И поневоле вставал вопрос: если православная святость такова, то каково тогда всё остальное?

Мне ещё определенно повезло: инъекция этой духовной сивухи не полностью отравила мой разум. Как до переезда в Сергиев Посад я из протеста перед провинциальным мещанством стремглав прямо-таки ринулся в духовность, так и теперь я запротестовал против того насилия, которое творили над моей душой. Несмотря на попытки направить меня на послушание в очередной возрождающийся монастырь, в конце концов я вернулся обратно, на свою малую родину и поступил в университет. Спустя годы я побывал в Троице-Сергиевой Лавре уже другим человеком, много прочитавшим и осмыслившим. Отец Наум мне теперь представлялся исключительно страшным пауком, сидящим в своей келье среди раскинутых тенёт, ловцом человеков в худшем смысле этого слова. Как ночные мотыльки, летящие на свет лампы, попадают в паутину, так же вся эта «чадия» о. Наума представлялись мне опасной ловушкой на пути неопытных людей, летящих на свет позолоченных лаврских куполов и перекрестий. Пустые, высосанные хитиновые оболочки бывших колючих ос и хлопотливых бабочек теперь послушно висели на липких нитях, концы которых сходились в келию о. Наума. Потряс за одну нить — и человек стремглав летит из города А в монастырь Б, где срочно нужны дармовые рабочие руки. Потряс другую — и девушка покорно выходит замуж за незнакомого поповича. Потряс третью — и духовная дочь «за послушание» переписывает квартиру на другое духовное чадо. В унисон с нитями шуршат и качаются вокруг повелителя высосанные мёртвые оболочки, создавая иллюзию синхронного движения, новой жизни, особого инобытия, подчинённого единственно Божьей воле, изреченной великим старцем.

Окончание следует

Фото: stsl.ru

Читайте также:

• Страшна сама монастырская система
• «Прости ему, Господи, вся согрешения, вольные и невольные…»
• Наумов ум

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: