Ахилла

Необходимое пояснения автора: образы описанной истории собирательны.

О бесчеловечном христианстве, которое требует человеческих жертв и учит тому, что все чувства — греховны.

Как сначала доводят до греха, а потом обзывают недостойными, как героя моего рассказа. Верный церкви во всем, он оказался никому не нужен, когда у него случилась беда. Прещения и осуждение — все, что он видел. Но прошло время и стало понятно, что он лучше многих…

Моя церковная жизнь закончилась сразу после рождения сына. Я очень горевала, что красивые и светлые или грустные, но тоже светлые, праздники, проходят мимо меня, а я ничего с этим не могу поделать. Когда сын рос, я несколько раз пыталась вернуться к привычному до замужества богослужебному кругу жизни, но у меня ничего не вышло. Оказалось, что с ребенком проделывать привычные пути невероятно сложно. И морально, и физически. А я-то думала, что буду растить его в благодатной атмосфере…

Впрочем, все к лучшему. Когда выяснилось, что у ребенка аутизм, то я услышала те фразы, которые раньше слышала в отношении других, уже в свой адрес: «Это одержимость. Бесы. За грехи родителей. Зачат не в тот день. Надо на отчитку» и проч.

Я оказалась в изоляции. Муж-священник занимался службой, я — домом. В личных отношениях мы стали отдаляться друг от друга. Почва для этого уже была создана заранее. Наш брак — типично церковный. Встретились, понравились друг другу. Поженились, чтобы служить церкви (при чем тут любовь, она только мешала бы!).

Сразу завертел вихрь бытовых и приходских забот.

Со временем мы поняли, что наша беда с сыном и угрожающее голодом материальное положение не интересует ту церковь, которой мы присягнули на верность. После длительной депрессии и различных попыток поверить в полезность для души и тела таких обстоятельств, я, наконец, сделала свои выводы. Взялась за изучение итальянского языка. Стала серьезно переоценивать свой опыт и представления о жизни. С мужем мы объединились для борьбы с трудностями, но наша общая победа — переход в другую епархию — придала нам бодрости и сил для того, чтобы увидеть друг в друге близких людей, а не просто впряженных в одну упряжку покорных всему лошадок…

Вот это и есть основная проблема в церковной жизни. Ставятся сверхзадачи, а люди, живые люди — им не уделяется почти никакого внимания. Раньше я восхищалась системой ответов на вопросы «для верующего человека». Постепенно я осознала, как бесконечно далеки эти «ответы» от Евангелия. Сколько бы на него не ссылались…

Об этом уже много сказано, но никакого решения не видно. Недавно мой друг, замечательный человек, отец семейства и отзывчивый пастырь посоветовал мне пропускать все, что очевидно является мертвящим дух, мимо себя, а не через себя. Вопреки этому жестокому произволу учений и заповедей человеческих действует Христос. Для того чтобы увидеть Его, нужно не только читать Евангелие, но и общаться с людьми. Выходить в мир, не прикрываясь цитатами о том, что мир во зле лежит. Тот, Кто сказал это, по субботам учил в синагоге, а все остальное время был погружен в немощи, горести и грехи самых обычных людей!

Однажды со мной произошла такая история. Мне позвонил знакомый священник.

— Маш, я к тебе заеду перед службой, ладно?..

— Конечно, — говорю. — Я буду только рада. Сижу одна.

Девчонки спят, Слава с папой в храме.

Что же случилось? Почему вдруг решил заехать? Никогда такого не было…

— Отче, ты ж болеешь. Температура-то хотя бы спа́ла? Куда ж ты так быстро собрался?

Но он неожиданно повесил трубку… Ну, думаю, ладно, неудобно за рулем объяснять…

И вот батюшка приехал. Волосы всклокочены, одежда вся перепачкана об машину, и такие страшные глаза, что мне стало совсем не по себе. Он зашел в квартиру, и я увидела, что его трясёт. Пошли скорее на кухню.

Поставила чайник, сделала литр теплого физраствора, достала мощные американские витамины из аптечки — у человека лихорадка. Послушно всё выпил и чуть не уснул на кухне. Тут я понимаю, что он пил сегодня. Как же так, говорю? Нельзя, ты же на антибиотиках!..

— Дело не в этом, Маш. Я просто так устал… устал от этой жизни. Я хочу… знаешь, просто… чтоб было по-человечески…

Он берёт меня за руку. Я села рядом, он оживился и вдруг стал говорить громко и возбужденно.

Монолог длился почти час.

Он снова рассказал мне о том, как его супруга поехала за духовным советом к отцу Науму. Я уже слышала эту историю летом. Теперь предстояло узнать еще кое-что дополнительно. Та поездка к Науму была роковой. Матушку «старец» напутствовал «епитимией» — оставшуюся жизнь она должна прожить с мужем, как сестра. Отнюдь не как жена.

— Маш, я больше не могу. Мне нужна женщина. Не какая-нибудь. Мне нужна моя жена. Я с ума схожу по ней. Но она отворачивается, отгоняет… Даже разговоры со мной — только по делу, просто так — редко. И то — за общим столом.

Общий стол — с родней батюшки и матушки. Старшее поколение — тоже наумовцы. Потрясающая разум жестокость и похабное обращение с близкими соседствует с чтением Евангелия, псалтыри и акафистов часами…

Матушка похожа на тень. Все время уставшая, находит силы на то, что «должна», но не находит сил на общение с близкими. Нет никаких предпочтений, кроме как поспать. И снова в храм или опять быть приставкой, обслугой родни.

— Я её не узнаю… что с ней случилось? Как я не уберег её?..

Наставления Наума супруга батюшки не согласилась отменить даже по просьбе архиерея. Разводиться не будут. Дети. Правда, они уже взрослые. У батюшки — служение. А жить так тяжело. Матушка тоже мучается. И верит в то, что спасет себя и батюшку через эти страдания. Епитимия была дана за предохранение от нежелательной беременности барьерным методом — матушке нельзя больше рожать. А раз нельзя рожать — не спите вместе.

Этой епитимии много-много лет. Поначалу батюшка буянил, сходил с ума. Сначала запил, потом ушёл в дела по хозяйству. В жизнь своих пасомых погрузился с головой. Жизнь давалась ему непросто. Несколько раз как бы случайно падал с крыши, слетал в кювет на машине… Множественные переломы, травмы.

— Но я живой. Так и буду мучиться до конца дней, Маш. Лучше хоть так, но с ней, чем лишиться её.

Она угрожала покончить с собой, если он попытается с ней лечь в одну постель.

Так и остался батюшка вдовцом при живой жене. Выглядит соответственно. Ужасно заброшенный человек. Но в нем ещё жив тот мальчик, который 25 лет назад бросился в омут с головой, женившись на девчонке, которую видел два раза. Потом пережил с ней много чего, храмы восстанавливал, полюбил всей душой ее и жизнь свою, искренне, хоть и много было ошибок, но всё казалось простым и понятным, пока в их отношения не влез «старец»…

Теперь максимально возможное — просто жить под одной крышей… общение с супругой выражается в помощи ей по хозяйству. Когда он пытается, делая что-то, маленько с ней поболтать, супруга довольно скоро строго его ставит «на место»…

И вот, он влюбился в меня, в довершение всего.

— Я сейчас больше о тебе думаю, чем о ней. Просто уже понимаю, что бесполезно пытаться изменить что-то… Ну, не хочет она. А я так не могу… и срываюсь. Сейчас мне страшно. Получается, я ей изменяю… Вот у нас сейчас с тобой будет блуд, а потом давай убежим от всех… и будем жить сами… без них. Мы ж всегда друг друга поймем, Маш.

Я расхохоталась.

— Какой блуд, батенька?! Ты что?.. Я понимаю, что ты за много лет изголодался до сумасшествия… но если ты влюблен, то при чем здесь блуд?..

— А чем же нам тут еще заниматься? Мы одни… и потом — я пьющий, плохой… вообще — про меня все знают!..

— Для меня ты не плохой. Ты для меня родной!.. Чем будем заниматься?! — почти кричу я. — Говорить по душам! И мы УЖЕ этим занимаемся…Ты мне дорог, но разрушить еще и свою семью — это будет не помощь, не сочувствие, а безумие.

Он смотрит на меня по-детски удивленно.

— И ты не будешь жаловаться на меня в епархию?

— За что?

— Ну, за всё ЭТО…

— Зачем, отче???

— Так что, ты не злишься, не осуждаешь?..

— За что?.. За влюбленность и за то, что ты одинок?.. Ты что, батенька?! Ерунда это всё, дружище!.. Давай кофе пить.

Он бросился ко мне, обнял крепко-крепко. Плакал, как ребенок, и благодарил такими словами, как будто я жизнь ему спасла.

Я вся была мокрая от слез человека, который 25 лет утешал других!.. У меня буквально в ладонях оказалась его душа в виде осколков разбитого целого. Но паче чаяния мы попили все-таки вместе тот кофе, и он, абсолютно изменившийся, уехал на службу.

— Я не знаю, как благодарить тебя. Я просто буду жить. Ради этого стоит жить, хотя будет непросто… Значит, всё не зря… Слава Богу!

Я не знаю, как дальше сложится наша жизнь. Но я знаю, что без принятия друг друга, без желания понять и простить — всё остальное не имеет смысла. Именно поэтому проповедь не убеждает, в молитвы вплетается лицемерие и ложь, а вера становится не лекарством для ран, а мечом, от которого сами же и погибнем…

На фото: архимандрит Наум (Байбородин)

Обсудить статью на форуме

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: