Общество и духовенство во второй половине ХVIII века
21 мая 2019 Иван Знаменский
Иван Знаменский (1853–1882) — окончил Казанскую духовную академию, кандидат богословия, преподавал в Полтавской семинарии, в последние два года жизни был помощником инспектора Казанской духовной академии.
Предлагаем вашему вниманию отрывки из труда Ивана Знаменского «Положение духовенства в царствование Екатерины II и Павла», из главы VI «Отношение к духовенству общества во второй половине ХVIII века».
***
Дабы утверждали духовных чад своих в спокойствии и послушании
(..) Какие обязанности по отношению к обществу налагала на духовенство Екатерина, это она очень ясно выразила в речи своей к св. Синоду, произнесенной ей перед отобранием монастырских имений. «Все ваши права и обязанности, — говорила Екатерина членам св. Синода, а в лице их и всему духовенству, — состоят в ясном предложении догматов веры, в убедительном истолковании их доказательствами, а не спорами. Вы должны заниматься только тем, чтобы наставлять людей в их должностях, возжигать в сердцах их память добродетели и желание идти всегда стезею ее, наконец, увещевать их, угрожать будущим наказанием, возбуждать в них веру и любовь к Богу и ближнему обещанием вечного блаженства, воспламенять сердца усердными молитвами, спасительными советами, утешать печальных и несчастных. Существенная ваша обязанность состоит в управлении церквами, в совершении таинств, в проповедовании слова Божия, в защите веры, в молитвах и воздержании».
Точно такой же взгляд на обязанности духовенства высказывал и преемник Екатерины. В именном указе св. Синоду от 19 февраля 1797 года он говорит: «наблюдать, дабы в сан сей (духовный) поступали люди надежные, всякого буйства чуждые, и в поведении беспорочном испытанные, которые и учением, и примером собственным утверждали бы духовных чад своих в спокойствии, послушании и добрых поступках». Точно то же говорит Павел и в указе от 29 января 1797 года, вменяя сельским священникам в обязанность «утверждать в благонравии и повиновении господам своим возмутившихся крестьян».
Нравственный облик духовенства был непривлекательным
(..) Выполняло ли и насколько выполняло эти обязанности духовенство второй половины XVIII века? (..)
При описании нравственного состояния духовенства в начале царствования Екатерины II и Павла I мы указывали на то, что даже духовные лица высших степеней иерархии не всегда были свободны от пороков, очень предосудительных для лиц духовного сословия. Крайняя невоздержность Кирилла Фриолинского, епископа Севского, в употреблении крепких напитков, брань и даже удары сослужащих ему священников во время совершения богослужения, мздоимство тамбовских архиереев, — все это показывает, что даже жизнь высшего духовенства не всегда могла служить обществу образцом для подражания.
Обратившись к низшему духовенству, мы увидим картину еще непригляднее. Наем с крестца, бродяжничество, пьянство, доводившее иногда духовных лиц до горячечного состояния, притязательность, ссоры и драки, по свидетельству историка «Московского епархиального управления», явления очень нередкие между духовенством второй половина XVIII века, — все это, вместе взятое, далеко не представляет из себя образец нравственной жизни и пример для подражания другим. (..) скажем словами протоиерея Архангельского собора, Петра Алексеева, «ежели под колоколами такое происходит своеволие, то чего уже лучше ожидать от прочих удаленных от столицы епархий?»
Посмотрим теперь, насколько духовенство второй половины XVIII века способно было к учительству. О высшем духовенстве (..) нужно сказать, что они обыкновенно выходили или из Киевской, или из Московской академии, и потому, по степени своего образования, способны были учить и учили общество посредством своих проповедей (..). Но таково ли было духовенство белое и притом собственно приходское? (..) Уже при вступлении на Московскую кафедру преосв. Платона в самой Москве из 303 протоиереев и священников было только 95 ученых, т. е. бывших в богословии и философии, большая же часть остальных, 208 священников, совсем даже не были в школах.
(..) Из всего сказанного нами видно, что значительное большинство духовенства второй половины прошедшего столетия, по крайней мере низшего, ни своей жизнью, ни степенью своего образования не соответствовало тем требованиям, которые предъявлялись ему со стороны церковной и гражданской власти.
Замечало ли общество второй половины XVIII века эти недостатки духовенства и, если замечало, как оно к ним относилось? (..)
Отношение к духовенству высшего светского общества: презрение
Чтобы видеть, как должно было относиться к духовенству высшее общество времен Екатерины, надо припоминать (..) тот характер мыслей, который господствовал в высшем русском обществе (..). Поклонение идеям французской философии, а вследствие этого взгляд на веру, как на суеверие и предрассудок, стремление осмеять и унизить все, относящееся до религии, — вот нравственная характеристика высшего общества второй половины XVIII века. (..)
Понятно, что при таком настроении высшее общество должно было смотреть на духовенство, служащее представителем и проповедником веры и религии, как на сословие, по меньшей мере отсталое и, пожалуй, вредное для государства и общества. Князь Щербатов, один из видных людей прошлого столетия, предполагает, что все стремления духовного сословия направлены к приобретению власти, к захвату господства над гражданским обществом. Он следующим образом рассуждает о св. Синоде: «В нем обретается обер-прокурор, особа нужная в сем месте для недопущения духовенству захватывать над гражданскими нравами, к чему они весьма склонны… Архиереи и другие духовные особы, присутствующие в Синоде, суть люди, почтенные их саном, а часто и пронырством, сочиняющие корпус между собой, яко беспрестанно борющейся для приобретения себе больше силы… Правда, поныне не видно еще, чтобы архиереи многое захватили, но посторонние тому обстоятельства противились. При Петре Великом не смели ничего начать; императрица Екатерина I и Петр II мало царствовали; императрица Елизавета мало, по набожности своей, не возобновила чин патриарший, и временник ее, Разумовский, преданный духовенству, более упражнялся с ними пить, нежели в честолюбивых намерениях им помогать, а потом ее временник Ив. Ив. Шувалов, человек разумный, и совсем их проискам путь пресек. Петр III был внутренне лютеранин, а ныне царствующая императрица, последовательница новой философии, конечно, знает, до коих мест власть духовная должна простираться и, конечно, из пределов ее не выпустит. Но я впредь не ручаюсь, чтобы духовный чин, найдя удобный случай, не распростер свою власть». (..)
Конечно, нечего и говорить о том, чтобы такое общество подчинилось нравственному влиянию духовенства, или располагало свою жизнь сообразно с требованиями нравственности. Такое общество могло относиться к духовенству только внешним образом, да и внешнее то его отношение к служителям религии было следствием сознания необходимости религии и духовенства только для необразованной массы, для «подлого народа, который не развился еще до того, чтобы быть свободным от «предрассудков и суеверий», от которых свободно высшее, образованное общество. Следуя только одним философским идеям, высшее общество, пожалуй, было бы не прочь признать духовное сословие совсем ненужным, но его сдерживала высшая гражданская власть, которая, как мы и указывали прежде, всегда ясно сознавала высокое значение духовенства для общественной жизни. Поэтому, высшее общество рассматриваемого нами времени ограничилось только презрительным отношением к духовенству, стремлением унизить его при всяком удобном случае. Множество фактов из истории конца прошедшего столетия говорят за действительность таких отношений к духовенству высшего общества. Это подтверждается прежде всего дошедшими до нашего времени преданиями об отношении помещиков к духовенству, служившему в их имениях. Это подтверждается далее свидетельством высшей власти, старавшейся защитить духовенство от произвола тех же помещиков. Так, в донесении св. Синода правительствующему Сенату от 15 апреля 1769 года такими чертами изображаются отношения помещиков к приходскому духовенству: «некоторые помещики священно и церковнослужителей не только побоями, но и наказанием на теле оскорбляют, напротив же того обиженные иные от светских команд по просьбам своим удовольствия не получают, а другие по причине своего неимущества от судного по форме процесса отрицаются». Таким образом, духовные лица не только подвергались оскорблениям от помещиков, но и не могли даже получить удовлетворения за эти оскорбления.
(..) В одном письме митр. Платона мы читаем: «Мы на земле бесполезное бремя: а оно (т. е. высшее светское сословие) будто полезное, нет! Даже вредное бремя». (..) Если преосв. Платон, человек близкий ко двору, наставник императора Павла Петровича, жалуется на «унижение перед светскими», как на дело не новое, обычное, то что же сказать о низших духовных лицах, о приходском духовенстве? Отсюда и объясняется то робкое, так сказать, низкопоклонное отношение приходского духовенства к высшим светским лицам, которое, может быть, вследствие сильно укоренившейся привычки, не везде еще уничтожилось даже и теперь, отношение какого-то подчинения и зависимости. Такое отношение низшего духовенства к помещикам во второй половине XVIII века мы объясняем тем, что священнослужитель того времени, естественно, должен был вынести из жизни заключение, что высшее светское лицо совершенно безнаказанно может оскорблять и унижать его, а потому, с одной стороны, покорно подчинялся сильнейшему себя, с другой — дорожил всяким его милостивым словом и взглядом.
(..) Но мы погрешили бы против истины, если бы стали обвинять в таких отношениях к духовенству все высшее общество без исключения. Были помещики, которые сознавали важное значение духовенства для общества (..).
Отношение купечества и народа: потребительство
Нет сомнения в том, что простой народ и малообразованное купечество второй половины XVIII века относились с большим доверием и большим уважением к духовенству, чем большая часть дворянства, развращенного философскими идеями своего времени; но есть основания думать, что эта низшая часть общества относилась к духовенству внешним образом, видела в священнике, если можно так сказать, ремесленника, ценила его постольку, поскольку он способен был исполнять внешние религиозные обряды и мало заботилась о его внутренних достоинствах.
(..) Как известно, в Москве очень долго держалось существование крестцовых попов и диаконов. Против них восстает еще первый патриарх Иов в 1605 году, а уничтожилось их существование только при преосв. Платоне Левшине. Поведение этих крестцовых попов было крайне предосудительно и соблазнительно. По свидетельству патриаршего указа 1605 года, эти крестцовые попы «бесчинства чинят великие, меж себя бранятся и укоризны чинят скаредные и смехотворные; а иные меж себя играют и борются и в кулачки бьются». Такими же они остались до самого конца своего существования, потому что преосв. Амвросий Зертис-Каменский прямо говорит, что эти попы, «стоя на Спасском крестце для найму к служению по церквам, великие делают безобразия, производят между собой торг и при убавке друг перед другом цены, вместо подлежащего священнику благоговения произносят с великой враждой сквернословную брань, иногда же делают и драку». (..)
Мы знаем, что в XVIII веке и духовное, и светское правительство ревностно взялось за образование духовенства и при назначении на священно и церковнослужительские места предпочитало ученых кандидатов не ученым. Как отнеслась к этому та часть общества, о которой мы говорим? В «истории Московского епархиального управления» мы встречаем такой случай: в 1753 году студент Московской академии, Алексей Некрасов, просил преосв. Платона Малиновского об определении себя на место диакона к Преображенской в Наливках церкви. По приказанию преосв. Платона, он должен был взять от прихожан «заручную» (подпись) о желании их иметь его у себя диаконом. Но один из более влиятельных прихожан Преображенской церкви, купец Сергей Васильев Азбукин, составил партию в пользу одного «церковника горлана», и когда приходской священник стал объяснять этому купцу, что Некрасов студент богословия и что, следовательно, он имеет полное преимущество перед неученым церковником, то Азбукин дал на это такой ответ: «я-де плюю на богословие и что нам есть от богословия?» Когда Некрасов явился в церковь и стал читать часы, то Азбукин попросту согнал его с клироса. По окончании литургии священник стал доказывать прихожанам, что студенты даже по указу Петра Великого назначаются не только диаконами, но и священниками даже в соборы; «тогда он, Азбукин, и прочие партизаны (..) говорили, что им школьников отнюдь не надобно, и пусть школьники идут в села и учат там деревенских мужиков, а московские жители до них-де еще переучены, да и лучше их; и ежели школьник впредь придет в их церковь, они генеральное определение положили — метлой из церкви выгнать». (..) Хотя этот факт относится к 1753 году, т. е. ко времени царствования Елизаветы Петровны, но мы смело ссылаемся на него, потому что степень развития купеческого сословия стояла на одном уровне во всю вторую половину XVIII века, а потому и понятия его о достоинствах духовного лица были одинаковы в продолжение всего означенного периода.
(..) На какие же недостатки духовных лиц жалуются прихожане? Они не указывают в своих жалобах на нравственную собственно сторону служения духовенства, а имеют в виду, если можно так сказать, материальную сторону этого служения: они доносят епархиальной власти о том, что священники берут с них лишнее за требоисправление.
Что сделали для духовенства Екатерина и Павел?
(..) Екатерина старалась выдвинуть вперед, приблизить к себе и вверить кормило духовного правления таким иерархам, (..) на которых могла положиться, от которых не ожидала встретить противодействия своим стремлениям и своим предполагаемым реформам в духовенстве. Этих новых деятелей по своему вкусу Екатерина не сразу приближала к себе и к духовному правлению, но после предварительного ознакомления с известным лицом и его взглядами. Этим и можно объяснить то, что Екатерина приближала к себе людей, вполне для нее пригодных и, можно сказать, не ошибалась в выборе. Вследствие этого отношения ее к высшим иерархам были ровны и постоянны.
Павел Петрович в сущности требовал от высших духовных лиц того же, т. е. чтобы они исполняли его волю, но требование это выражалось у него иначе, чем у его матери. Екатерина достигала исполнения своих стремлений удачным подбором лиц, Павел же требовал безусловного повиновения себе в силу своей власти и убеждения в справедливости своих мнений, отчего отношения его к духовным лицам часто бывали тяжелы и выражение его гнева очень резко. (..)
Что касается до белого духовенства, то как правительство Екатерины, так и правительство Павла стремилось сделать его руководителем народа, смотрело на него, как на сословие, жизнь и пастырская деятельность которого должна служить образцом и средством исправления пороков и невежества народа. (..)
Об отношении светского правительства к материальному обеспечению духовенства нужно сказать, что Екатерина для белого духовенства сделала более Павла, а Павел, наоборот, оказался более Екатерины внимательным к материальному обеспечению монашествующего духовенства. Можно без преувеличения сказать, что монашествующее духовенство, владевшее до Екатерины недвижимыми имениями, положительно было ею обижено. Отобрав у духовенства земли, Екатерина оказалась слишком расчетливой в определении окладов прежним их владельцам, так что государство воспользовалось от церковных имений весьма значительным доходом. Для материального обеспечения белого духовенства Екатерина сделала немало, но при этом она сумела обойтись без всяких материальных и финансовых жертв со стороны государства. Она освободила белое духовенство от платежа податей в пользу архиерейских домов на содержание духовно-учебных заведений, что, конечно, не наносило никакого ущерба государственным средствам, она наделила церкви землею, но и эта жертва принесена была в пользу белого духовенства не государством, а землевладельцами. Павел же, увеличив более чем вдвое оклады духовенства, получавшего казенное денежное жалованье, для улучшения материального быта белого духовенства не сделал ровно ничего.
Желая сделать духовенство руководителем народа, правительство, естественно, должно было стараться о том, чтобы выделить духовенство в особое привилегированное сословие. В этом отношении немало было сделано для духовенства как правительством Екатерины, так и Павла. Екатерина побудила духовные власти к смягчению их отношений к подначальному духовенству, вследствие чего уничтожены были телесные наказания священнослужителей в духовных судах; она уничтожила тяглость белого духовенства и сделала священно и церковнослужителей свободными от податей, платившихся белым духовенством до нее. Но все-таки в большую половину царствования Екатерины еще не сознана была ясно необходимость выделения духовенства в особое привилегированное сословие. Это видно, например, из того, что при Екатерине не было издано указа и вряд ли было уничтожено телесное наказание духовных лиц в светских судах. Необходимость этого выделения духовенства из массы не привилегированного народа является сознанной к началу царствования Павла, так как в его царствование духовенству даются уже чисто дворянские права: оно награждается орденами, освобождается от телесных наказаний даже в случае совершения уголовных преступлений и лишается этого права только вместе с сословиями привилегированными.
(..) Но хотя по отношению к духовенству во вторую половину XVIII века употреблялись только полумеры, тем не менее в царствование Екатерины II и Павла I положено было довольно прочное основание для умственного и нравственного развития духовенства и возвышения духовного сословия, хотя плоды трудов правительства в этом деле должно было принести будущее. Общество же не оказало правительству в этом деле ровно никакой поддержки, потому что высший слой его относился к духовенству свысока и даже презрительно, а потому, в своем большинстве, безучастно смотрел как на нравственные недостатки, так и на материальную нужду духовенства; низший же слой общества мало понимал нравственное значение служения духовенства (..). Поэтому, если духовенство в XIX веке стало выше и в умственном, и в нравственном отношении, чем каким оно является нам во второй половине XVIII века, то общество может со спокойной совестью умыть руки в доказательство своей невинности в этом возвышении духовенства.
Читайте также:
- Отечество наше хотя тихо, но идет к своему и нравственному, и материальному улучшению
- «Наша церковно-народная жизнь как она есть»
- Вдовые и второбрачные священники на Руси: от древности до середины XIX века
Обсудить статью на форуме
Если вам нравится наша работа — поддержите нас:
Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)