Ахилла

Отрывок из книги «Записки сельского священника». Под псевдонимом «Сельский священник» публиковался священник Александр Розанов, который сначала служил в Саратовской губернии, потом при Мариинской колонии Московского воспитательного дома. Записки публиковались в журнале «Русская Старина», охватывают период примерно с 1840 по 1880 гг.

***

В 183* году уехал Н. И-ч в Петербург жениться. Месяца через два-три получается извещение, что такого-то числа Н. И-ч изволят прибыть с своею молодою супругою в имение. За несколько дней до приезда разосланы были курьеры на множество станций. Везде поднялась возня: чистка травы в саду, по площади, у церкви, возка и посыпка песку, приготовление плошек, фонарей, ракет; шитье, чинка и штопанье фраков, крахмаление и глажение белья; уборка дома, расстановка цветочных кадок и горшков; сыгрыванье, спевка, словом — ад кромешный. Все суетятся, бегают и ждут как будто, что вот-вот земля перекувыркнется: просто все ошалели, — всякий трясьма-трясется за свою шкуру.

Наконец, первый гонец скачет и кричит: Н. И-ч с своею молодою супругою изволили благополучно прибыть в г. П. (200 вер. от Б.). Скачет другой: Н. И-ч изволили благополучно прибыть в село Д. А там: третий, четвертый… десятый! Наконец, карета показалась на последней горе перед селом.

Начался благовест; лишь только въехала карета в село, зазвонили во все колокола. Старичок-священник, мой родной дедушка, вышел из церкви в ризах, с крестом в руках, с св. водой, с иконами и хоругвями, и все встали за оградою церкви. Н. И-ч изволили благополучно прискакать к церкви и выйти, супругу его благополучно фрейлины вынесли из кареты, и оба вместе изволили приложиться ко кресту; дедушка мой окропил их св. водой и пошел в церковь, за ним пошли певчие и запели тропарь святителю Николаю; за певчими последовала молодая чета. Тотчас отслужен был благодарственный молебен с многолетием благополучно прибывшей в свои владения молодой чете.

Чтоб задать шику по всем частям, по окрестным деревням наняты были на этот день отставные солдаты, которые, в своих серых шинелях, составили круг и охраняли от давки. Барские палаты находились от церкви саженях в 100. По высланной из Петербурга программе церемониала, Н. И-ч с супругою должны были из церкви до дому идти пешком. От входа в церковь до дому все, и начальство и подчиненные, встали в две шеренги; между этими рядами пошли господа. Первым от церкви встал главный управляющий, за ним управляющие отдельными частями; там: главный конторщик, главный казначей, главный контролер, главный аптекарь, главный лекарь; далее: канцелярские чиновники, камер-лакеи, певчие, музыканты, повара, кучера и пр., и пр. К самому дому стали оборванные, испитые и избитые крестьяне, впрочем, наружу выпихнули тех, кто одет был получше. Порядка, в совершенной точности, кто за кем стоял, я теперь не упомню, но, приблизительно, было так. Но, кажется, тут и не в этом дело.

Молодые пошли. Все с жадностью бросились целовать их руки, а в это время супруг представлял своей молодой супруге всех, и поодиночке, и целые группы. На колокольне, между тем, отжаривали во все колокола.

Н. И-ч всегда был хлебосолом и гостей был всегда полон дом, но теперь молодой жене, родившейся и выросшей в Петербурге, развлечения были необходимы. Иначе ей житье в с-ской глуши, да еще в деревне, было бы хуже каторги. Поэтому гости, музыка, пение, фейерверки, гулянья по лесам, пикники — каждый день! Пение и музыку сам хозяин любил до страсти, и любил похвастаться перед другими. Музыка в доме, пение в саду, музыка в горах, пение в лесу, музыка и пение днем, ночью, вблизи господ, в отдаленности и т. д., и т. д., без конца.

После разнообразных удовольствий: музыки, пения, танцев, гуляний и пр., Н. И-чу нередко приходило желание позабавить гостей обедней. Он обращается к ним и говорит: «А как у меня певчие поют обедню! Не угодно ли послушать?» Гости, конечно, не прочь поразнообразить удовольствия. Н. И-ч кричит лакею:

— Дмитрий Федорович! Сходи к попу и вели ему завтра служить обедню.

Дело давно за полночь. Лакей бежит, стучит в окно и кричит: «Батюшка, вставайте! Н. И-ч приказали завтра служить обедню!» Дедушка мой, старичок за 75 лет, встает и начинает читать молитвы, читаемые готовящимися к причащению. Благовест к обедне начинался всегда в 10 часов и продолжался час. В это время дедушка придет в церковь, облачится, совершит проскомидию и сядет ждать Н. И-ча; посядутся и все другие, и ждут. Н. И-ч, между тем, в это время, изволит встать, по-барски, не торопясь, даст одеть себя, умыть, побрить, напьется чаю, поиграет на скрипке что-нибудь вроде Паганини, походит по залу и посвистит какую-нибудь мазурку, потолкует с гостями на балконе и сделает распоряжения о вечернем театре.

Во все это время сторож стоит на колокольне и с господского дому не спускает глаз. Вдруг выбегает лакей и машет платком. Это значит, что барин изволят выходить. После часового благовеста времени прошло уже с час. Увидевши лакея, сторож бросается забирать веревки. Лишь только Н. И-ч показал свои ясные очи, сторож и начнет откатывать во все, и старается выделывать колоколами штуки, вроде трепака. Н. И-ч любил, чтоб у него все было образцовое, и тут он хотел, чтоб и он сам, и гости его, идя в церковь, наслаждались колокольною музыкою. А для этого он посылал сторожа в С-в учиться звонить; при этом, само собой разумеется, не обошлось без того, чтобы кучера не отзвонили раз десять у него на спине. Сторож, действительно, откалывал хватски.

В церкви мгновенно все встрепенутся и встанут на свои места: станут певчие на клирос, дедушка мой против престола, станет дьякон на амвон и поднимет руку. Лишь только Н. И-ч перенесет одну ногу через порог церкви, регент шепчет диакону: «Начинай, начинай!» И диакон забасит: «Благослови, Владыко!», и обедня пойдет своим порядком.

Если обедня была не обыкновенная праздничная, а по заказу, как теперь, — на потеху гостей, то Н. И-ч бывал особенно внимателен к пению. Тогда, если кто, к несчастью, чуточку сфальшивит, т. е. вместо диезной или бемольной нотки возьмет простую, Н. И-ч, пропуская мимо себя, после обедни, певчих, говаривал: «Ты, Саша, опять сфальшивила: в „Достойно“ ля — диезное; а ты, Даша, в концерте, в „Приидите“ — ди-фис». Нет нужды повторять в десятый раз, что это говорилось самым нежным тоном; даже иногда Н. И-ч, улыбаясь, по подбородку погладит; но все уж очень хорошо знали, что значили эти диезы и бемоли! Регент сейчас должен был сказать об этом управляющему, а тот вписывал и Саше, и Даше уже без всякой фальши. Цена и диезов, и бемолей была известна — 25.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: