Ахилла

От анонимного автора.

***

Подражание Льюису

Если бы у Бедокура были поджилки, они бы сейчас тряслись. Но поскольку материальным телом он обременен не был, правильнее будет сказать, что мысли его судорожно вибрировали в панических завихрениях. Его, в прошлом неудавшегося музыканта, а с недавних пор младшего ненаучного сотрудника знаменитого на весь темный мир Адского Института Деперсонализации, вызвал к себе сам Темнейший Директор, сам прославленный в веках Баламут! Автор и генеральный исполнитель самой креативной идеи последних тысячелетий, благодаря которой позиции Врага серьезно пошатнулись. Бедокуру предстояла личная встреча с тем, кто реализовал проект разделения Христианства на несколько деноминаций!

Собственно, опасаться Бедокуру было особо нечего. Выволочку за несанкционированный концерт в храме он уже получил. И не от директора, который до такой мелочи, конечно, не снизошел, а от начальника отдела От-влечения, Его Непотребства Мыслекрута. Он же потом за ту же самую провалившуюся акцию и премию выписал, когда сапиенсы свой провокационный закон приняли, об оскорблении чувств верующих. Говаривали тогда, что и сам Хозяин остался доволен.

До этого Бедокур видел Темнейшего только однажды, причем сильно издалека. На последний выпускной банкет бесов-искусителей пригласили и сотрудников Института. Ведь лучшие выпускники училища направлялись на службу именно в АИД, поскольку Хозяином недавно была объявлена кампания по повышению эффективности стирания образа Врага в подсознании хомо сапиенсов. Ненаучные сотрудники удостоились чести присутствия на столь высоком мероприятии в рамках другого проекта – внедрения демократизации в противовес единоличной власти Врага. Присутствие, правда, было скорее виртуальным, загнали их на самую галерку, испробовать деликатесов не удалось, только ароматы долетали, да и то душ 4-й свежести. Но тост Темнейшего Директора, в котором прозвучали и некоторые фрагменты плана дальнейших работ Института, Бедокур расслышал хорошо.

Кабинет Его Темнейшества неожиданно оказался очень простым, обставленным в стиле ретро, как любили большие начальники во второй половине ХХ-го века. Огромный стол, покрытый зеленым сукном, кожаные кресла и диван, все стены в стеллажах, заставленных папками с бумажными документами. Ну и отстой, мелькнуло в мозгу Бедокура, который что-что, а уж возможности современных гаджетов знал в совершенстве. Но тут взгляд его остановился на портрете Хозяина, который, как и положено, висел над столом Баламута. Портрет как портрет, в богатой багетной раме. Только вот Хозяин на нем постоянно менял свой облик, выражение лица, взгляд из отрешенного превращался в пронзительный, потом в торжествующий, из пристального в надменный, потом в манящий… Э-э, видно не так прост господин Директор, явно тут использована некая сакральная технология, так что расслабляться нельзя ни в коем случае, решил Бедокур.

Директор, восседающий под портретом, встретил посетителя благодушно.

– Ну как, Бедокур, еще чего-нибудь набедокурил?

— Никак нет, Ваше Темнейшество, — смиренно ответствовал Бедокур, подумав про себя, что не только ненаучные сотрудники любят играть словами. Так, например: «Баламут набаламутил, посадил дьяка на скутер». Или… нет, вряд ли эти шутки юмора Директору понравятся, и вдруг он умеет мысли читать.

А Директор уже переключился в серьезный режим.

– А скажи-ка мне, ты знаешь о проекте Шельмана?

— Конечно, Ваше Темнейшество, мы его отчет досконально изучали, господин Мыслекрут повелел.

— Похвально. Изложи краткое содержание.

Бедокур сосредоточился и зачастил:

— Старший ненаучный сотрудник Шельман был направлен в Рим VII-го века от Рождества…

— Можешь опустить, — злобно зыркнул Директор.

— Цель командировки, — продолжал Бедокур, — разработка и внедрение инновационного проекта по отвлечению подвижников от мистического коммуникативного общения, — тут Бедокур запнулся, не рискуя обозначить, общение с Кем должен был ограничить его коллега Шельман, но быстро нашелся: — ну, в общем, от молитвы…

— Результат? – опять перебил Баламут.

— Положительный. Молитвенную мелодию покаянного сердца, обращенного – тут пришлось, все же, назвать ненавистное имя, — ко Врагу, удалось заглушить с помощью инструментальных средств. Замена богослужебного пения органной музыкой оказала эмоционально-разрушительное воздействие на молитву адептов, сделав ее прелестной.

— Что это значит? Пример приведи.

— Это когда человек искусственно вызывает в себе какие-то психические переживания, а считает, что происходят они от Врага. Молитва получается мечтательной. Он воображает себе что-нибудь. Что он на Кресте висит, например, как Сам Враг. И так хорошо вживается в образ, что у него раны на руках появляются, будто от гвоздей. И все потому, что он в молитве своей не в Царствие Врага уходит, а здесь, в нашем земном мире остается.

— Правильно сказал, коллега, про наш земной мир. Он наш и есть. Мы здесь властвуем, и молитвы такие вот земные к нам переадресуются. Может, ты не в курсе пока, но уже можно тебе знать – у нас целый секретный отдел есть, который такие вот прелестные молитвенные просьбы исполняет. Якобы это Враг постарался. Эти олухи сапиенсы и рады, мнят, что спасаются. А на самом деле продолжают жить в чувственном мире со всеми своими страстями и грехами. Хозяин доволен!

— А кстати, что Хозяину больше всего понравилось, знаешь? – продолжал Баламут. – Что Шельман его символ вознес на небывалую высоту. Он первым почувствовал, как Хозяину приятно, когда число его имени в бытийности людишек проявляется. Сейчас-то уже много таких умников развелось, куда его только не пихают.

— Простите, Темнейший, я что-то не врубаюсь, причем тут эмблема Хозяина? – осмелился задать вопрос Бедокур.

— Отчет, говоришь, изучал? Ну, устрою я Мыслекруту нахлобучку, так-то он своих ненаучников контролирует. Помнишь, в каком году папа Виталиан декрет издал о введении органа в литургический обиход? Тот-то и оно, в год 666-й от Рождества Врага. Хозяин, тем самым, будто свою печать поставил на все Вражьи действия, как тут не радоваться.

— Так, теперь давай неофициально, — сменил гнев на милость Директор. — Поделись, что вам Шельман в кулуарах рассказывал. Небось все вдоль и поперек перетерли.

— Да жаловался он на папу Виталиана в основном. Несколько лет его уговаривать пришлось. Все говорил: отстань, мол, не до тебя мне, с монофелитством бороться надобно, а тут ты со своим переплетением трубок. Шельман несколько лет его охмурял, самому пришлось часами на органе играть, все перья на крыльях в хлам стер. Ну и, конечно, энергетику подключал, чтобы папа проникся наслаждением от музыки, прочувствовал эмоциональный экстаз. Весь отдел тогда тенями ходил, он, гад, из всех энергию до донышка выкачивал. Еще и легенду удачную выдумал – что, мол, инструментальное сопровождение придает богослужению особую торжественность, а папы, они на патетику всегда падки были.

— Отличную работу твой коллега проделал, — оценил Баламут. – Не завидно?

— Ну, в общем, я бы тоже хотел, на благо Хозяина… — заблеял Балагур, вспоминая с ужасом рассказы Шельмана о нравах в папском окружении.

— Ловлю на слове, — радостно откликнулся Директор. — Тем более, что и дело есть по твоей части. Ты же у нас, вроде бы, музыкой увлекаешься?

— Так точно, Ваше Темнейшество, – голос Балагура дрогнул. Неужели речь опять пойдет о том вокальном выступлении в церкви? – Играть, правда, ни на чем не научен, а вот пение мне хорошо удается, все говорят.

— Да помню, помню, безобразник! – снисходительно пожурил Баламут. – Но эффект-то позитивный получился, так что прощаю твою самодеятельность.

— А теперь поговорим серьезно, — продолжил Директор. — Смотри. Католическую духовность Шельман изрядно пообщипал. Талантливо продолжил их отчуждение от Вражьего Духа, которое я сам лично начал, когда подбросил им идею филиокве. О, вот это была эпопея, куда вам, нынешним… Протестантов вообще можно со счетов скинуть, они на своих собраниях не только органные прелюдии исполняют, но и вообще песенки поют. Скоро плясать начнут, если еще не начали. Молитва там и не ночевала. Кто остается?

— Православные, Ваше Темнейшество, — доложил Бедокур.

— Вот об этих и речь. Они на молитве буквально помешались. Учатся отрешаться от всех мысленных образов и представлений, от всего умопостигаемого и чувственно воспринимаемого. Выключают «словомешалку» в собственных головах, которая не дает слышать голос Врага. Ну и получается с Врагом у них внутреннее мистическое единение. Для нас это – форменная погибель, от таких адептов молитвы нам уже ни крошки вражьей энергии не перепадает. А кушать-то хочется всегда, верно?

— Яволь! – торопливо отреагировал Бедокур, добавив про себя: особенно так сладко, как вы, господин Баламут!

— Так что наша первейшая на настоящем этапе задача, — продолжал Директор, — соблазнить и этих малых, чтобы нам подключаться к их с Врагом диалогу. В его энергетической форме, конечно, информационная составляющая нас не интересует, тут мы сами с усами, — хохотнул Баламут.

— Как же это сделать? – вопросил Бедокур

— А вот смотри. От использования музыкальных инструментов они категорически отказываются. Они, видите ли, считают, что в молитвенном предстоянии перед Врагом человек сам является «инструментом». Их святой Василий Великий так писал: «…человек должен стать неким инструментом Духа Святого, и тогда вся его жизнь будет гимном Богу, а пение явится отражением бестелесного созерцания и богословствования, рожденного из сокровенного сердечного делания». Так что православные уповают только на богослужебное пение. И пение-то у них особое. Ничего не выражает, ничего не изображает. Никакой выразительности, никакой чувственности, никаких внешних эффектов. Ритмика и мелодика знаменного распева определяются текстом молитв, их словесным смыслом. А то и вообще литургический речитатив используют, где никакое проявление эмоций в принципе не допускается. Только ритм задается единый – ритм молитвенного дыхания. В результате само богослужебное пение создает условия для непрелестной молитвы. Оно нам надо?

-Не надо, — ответил сам себе Баламут. – Тем более что существует же вполне приемлемая музыка, концертная, полифоническая, она весьма эффективно пробуждает в людишках темное начало. Вот и надо так сделать, чтобы православные ее в своих богослужениях использовали. Чтобы их молитва тоже сопровождалась игрой чувств. И это будет твоей задачей. Справишься?

— Приложу все усилия, Ваше Темнейшество, — вытянулся в струнку Бедокур.

— Иди, оформляй командировку. Время, место, сроки – на твое усмотрение. Оценивать твою работу буду по результату. К твоему возвращению во всех православных храмах богослужение должно сопровождаться партесным пением. Уяснил?

— Да, почти… — запнулся Бедокур. Такой свободы действий он явно не ожидал. – А какие-нибудь дополнительные указания будут?

— Ага, подсказки ждешь. Ну, так и быть, поскольку ты у нас еще неопытный, дам наводку. Многоголосое хоровое пение появилось в богослужебной практике православных Юго-Западной Руси XVII-го века. Им там надо было с католицизмом бороться… Отметь, кстати, как я талантливо их разделение на конфессии замутил в свое время, все-то они с тех пор друг с другом сражаются… ну это я так, к слову. Так вот, они решили католическое «органное гудение» заменить партесным пением. У себя-то им это удалось, а по всей Руси не пошло. Твое дело – распространить концертный принцип на весь православный мир… это в идеале… а так – хоть на нынешнюю Россию. И еще подскажу: не забывай о числе имени Хозяина. Все, хватит с тебя, свободен, — завершил аудиенцию Баламут.

Ни черта себе миссия, горестно размышлял Бедокур, нога за ногу возвращаясь на свое рабочее место. А нефиг было в отдел От-влечения проситься, был же выбор, вкалывал бы сейчас в Раз-влечении у его Непотребства Беспопутика. Он бы, небось, так меня не подставил. Мыслекрут давно ножик на мой хвост точит, очень уж голосу моему завидует, вот и дорвался. Повеситься, что ли, на собственном хвосте? Так ведь короткий, скотина. Пока короткий. Вот исполню спецзадание, может, господин Директор ордер на удлинение хвоста выпишет. Хотя, если все получится, так и длинный хвост не понадобится. Разве что как знак отличия…

***

Командировка Бедокура затянулась на восемь лет. Это, конечно, в XVII-м веке восемь лет прошло, в XXI-м он уже через восемь дней прибыл в родной АИД. Быстренько сдал в бухгалтерию все финансовые документы, и засел за написание отчета для Его Темнейшества Балагура.

Отчет получился шикарный, длинный, на семьдесят две страницы. Но настроение у Бедокура все равно было подавленным. И немудрено. Как ни старался, не удалось ему угодить Хозяину. Партесное пение было введено в богослужебное употребление хоть и с согласия восточных патриархов, но только в 1668 году. Еле-еле уломал Макария Антиохийского и Паисия Александрийского, чтобы грамоту подписали.  Перебор на два года получился. Ох, не сносить мне хвоста…

И тут Бедокура осенило. Как же я забыл, мне же Директор ясно сказал, что по фактическому результату мою деятельность будет оценивать. Значит, надо по храмам прогуляться, послушать, как они там поют.

Посетив десяток православных церквей, Бедокур воодушевился. Хоры, несомненно, служили украшением богослужений, услаждали слух. Даже в самых маленьких храмах звучали настоящие многоголосые концерты, певчие демонстрировали хоровую виртуозность, услаждая слух и сводя на нет молитвенное настроение прихожан. Как вишенка на торте будущего отчета прозвучали слова настоятеля храма Преображения. Отец Терентий в проповеди сказал, обращаясь к клиросу: «Красиво поете. Слушал вас сегодня, и думал, что мы тут, в алтаре, пожалуй, что и лишние». Что и требовалось доказать! Приложив запись проповеди к отчету, Бедокур гордо прошествовал в кабинет Директора, предвкушая заслуженные лавры.

***

После литургии отец Терентий отправился в маленький уютный кабачок с вполне православным названием «Трапеза». Расположен сей трактир был как раз между его храмом и церковью целителя Пантелеимона, где настоятельствовал его давнишний приятель, отец Харлампий, и батюшки любили там обедать, обмениваясь новостями.

Заказали, по обыкновению, борщ и гречневую кашу с грибами. Да еще грибочков соленых и огурчиков, не коньяк ведь заморский намеревались вкушать, а по-простому, по постному, водочку. После третьей беседа потекла совсем уж откровенная.

— Представь, что у меня сегодня было, — плакался другу отец Харлампий. — На Херувимской вваливается в храм целая толпа экскурсантов. Галдят, озираются, а гидша, тетка такая под сто килограмм в желтой миниюбке, оглушительным шепотом их призывает послушать, как сладкозвучно хор поет, комментирует звучание голосов. И, главное, все ахает: ах, как душевно, ах, как эмоционально, ах, как страстно… Прямо еле удержался, чтобы из алтаря не выскочить и за дверь их не выкинуть. До самого Причастия по храму болтались, а когда я с Чашей вышел, дама эта подваливает и начинает восхищаться оперным уровнем вокала клироса. Наши ее оттаскивают, а она отбивается. Совсем серая со своим верхним искусствоведческим образованием, не знает, что к причащающему священнику ни с какими словами нельзя обращаться. Что уж она в молитве понимать может!

— Да, клирошане у тебя как на подбор, профессионалы. И регент концертировать обучен. Трудно тебе, брат, приходится. Как молитву-то держишь? – посочувствовал отец Терентий.

— Я-то еще сопротивляюсь, навык выручает. А прихожане воют просто, умоляют это роскошество страстей укротить.

-Вот и у нас то же самое, — перехватил инициативу отец Терентий. — Солистка как выдаст фиоритуру в самом неподходящем месте, прихожане аж подпрыгивают!  И говорят, что услышишь хор, и дальше только его и слышишь, что там в алтаре священник бубнит, мимо проходит. Пение-то молитвенное даже и слышать не надо, оно должно фон создавать, который молитве способствует. В общем, грозят мои пасомые, что в монастырский храм уйдут, там знаменным распевом богослужение сопровождается. Что делать-то нам, отче?

— Я, вообще-то, уже придумал, и действовать начал, — похвалился отец Харлампий. — Третью неделю у меня любительский хор из прихожан репетирует, обиходному осмогласию их обучаю. Не так, конечно, эффектно получается, но зато они же не просто поют, а и молятся в своем пении. Еще пара недель, и начну их по будням на клирос выпускать, а там поглядим. Приходи, послушай, может и у себя такое сладишь.

— Так ведь и я без дела не сидел, — усмехнулся отец Терентий. – У меня чтецов-то много, несколько ВУЗов рядом, а молодежь, ну та, конечно, что смысл жизни ищет, а не удовольствий, всегда к Церкви тянется. И вот услышал я, что двое ребятишек очень напевно читают. Предложил им литургический речитатив попробовать. И пошло у них так молитвенно, что скоро я хор буду только для праздников держать, да если еще когда владыка приедет. Так что скоро у меня как в монастыре будет, и истинные молитвенники, глядишь, появятся.

К столику заговорщиков пробирался их третий приятель, настоятель храма Иоанна Богослова, уже издали начиная стенать:

— Ох, братья, что сегодня певцы мои учудили…

Отцы зашлись радостным хохотом.

— Можешь не продолжать, — еле выдавил отец Харлампий. – Тебя нам для круглого счета и не хватало. Ведь три лучше двух. А где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них, говорит Господь.

***

Выписка из приказа № 13/666 по Адскому Институту Деперсонализации:

Младшего ненаучного сотрудника Бедокура, как не справившегося с заданием особой важности, понизить в должности до ничтожного бесотехника и перевести в Отдел Исполнения Прелестных Молитв.

Хвост означенному Бедокуру обрезать под корень.

Подпись: Директор АИДа, раб Хозяйский Баламут

И росчерк с ехидной загогулиной.

Рисунок Вячеслава Полухина

Поддержать «Ахиллу»:

Яндекс-кошелек: 410013762179717

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340

PayPal