Ахилла

Из интервью филолога Гасана Гусейнова «В России люди принимают насилие как проявление особого права власти»:

…Языком начали публично злоупотреблять мракобесы, выдающие себя за носителей некой присущей нашей части света особой духовности, особых прав, особых ценностей, мистически связывающих людей здесь и отторгающих Российскую Федерацию от остального мира, вернее — от высокоразвитой и передовой его части.

— Вы намекаете на язык церкви?

— В том-то и дело, что я ни на что не намекаю, а прямо говорю, что дискурс — не внутрицерковный, о котором я ничего не знаю, а публичный, в который вовлечены так называемые активисты, дискурс так называемых высших духовных ценностей, якобы мистически (то есть таинственным для не посвященных образом) объединяющих людей, — это мракобесие.

— Что это за мракобесие?

— Мракобесие — это сознательное подавление критического мышления, это подавление стремления к знанию и пониманию природы и общества на основаниях якобы известных говорящему высших истин, являемых человеку в виде откровения. Как только в разговор включаются такие понятия, как «кощунство», «бездуховность», «бесовщина» или, наоборот, «намоленное место», «духовная энергия», как только начинается серьезное обсуждение в СМИ благого влияния каких-нибудь святых мощей на состояние мочевого пузыря истинно верующих…

— А нет ли в ваших словах оскорбления чувств верующих?

— Вот-вот, и дискурс борьбы с оскорблением чувств верующих — из того же ряда. Все это — формы манипуляции сознанием людей, более или менее циничной. Они отлично легли на старые советские еще страхи людей — сказать и подумать о чем-то запретном, табуированном. В СССР было наказуемо «неверие» в советскую картину мира, когда любое слово могло быть назначено «клеветой на советский строй», или «распространением заведомо ложных измышлений, порочащих советский строй». А сейчас обыкновенный носитель русского языка должен опасаться возможного оскорбления чувств каких-нибудь верующих.

— То есть слово «верующий» оказывается такой дубиной, которой можно остановить любой разговор?

— Именно так и обстоит дело. Само слово «верующий» в современном русском дискурсе вовсе не значит «человек, который верит или верует» во что бы то ни было. Словом «верующий» обозначается, судя по нашей с вами автоматической реакции, «человек, освобожденный от ответственности за насилие, мотивированное оскорблением его чувств», «человек, который может представлять угрозу для окружающих». Парадоксально, но в 1970-х годах можно было в неформальной обстановке от вполне официальных людей услышать такую оценку: «Да она верующая, она обманывать не станет!..» Иначе говоря, сами представители насквозь изолгавшегося государства признавали высокое человеческое достоинство за людьми, державшимися своей веры. А нынешний новый «верующий» порождает в обществе страх перед… знанием.

— В советское время это мог быть страх перед враждебной политической доктриной или перед естественно-научной концепцией, не понятой властями и потому объявленной политически вредной (генетика и кибернетика). А теперь, получается, этот страх расползся и захватил новые области знания?

— Именно так. Сопротивления этому нет, общество не чувствует никакой опасности. Ему может казаться, что вот же она, лужайка зеленая. Только это не трава, а мракобесный мох. Какое-то время можно полюбоваться.

Фото: hse.ru

Полностью интервью читайте здесь

Поддержать «Ахиллу»:

Яндекс-кошелек: 410013762179717

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340

PayPal