Вопрошать или смириться?

4 мая 2020 Нина Шпаковская

Хотела поделиться кое-какими чувствами и мыслями, навеянными рассказом замечательного автора Веры Гаврилко «Письмо любви». Сразу хочу оговориться, что я совсем не хочу делать это в форме полемики — автор мне очень симпатична. На мой взгляд, это искренний, думающий человек и обладает несомненным литературным талантом. Мне кажется, что это очень ценно, когда кто-то искренне делится своими впечатлениями и размышлениями, а не выдает мнения в рамках готового, пусть даже правильного и благочестивого стандарта.

Я не знаю, какие бы у меня возникли мысли и чувства, будь я свидетелем катастрофы, описанной в рассказе. Это очень страшно. Недалеко от моего родного города Ейска 7 лет назад произошла еще более страшная автокатастрофа. Дело в том, что в ейском храме Введения во храм Пресвятой Богородицы много лет прослужил священник Александр. Прихожане привыкли к нему и многие полюбили. Затем, по каким-то причинам, он был переведен служить в одну из станиц Ейского района.

19 августа 2013 года, в день Преображения Господня, несколько прихожан Введенского храма решили съездить на службу в тот храм, где теперь служил отец Александр. Некоторые из них (или все, я точно не знаю) хотели исповедаться и причаститься у него. Они ехали на автомобиле «Опель», и где-то на трассе водитель по какой-то причине не справился с управлением и произошло лобовое столкновение с другим легковым автомобилем. В результате этого столкновения три человека погибли на месте и пять человек, в том числе двое детей, были доставлены в больницу в тяжелом состоянии, позже одна женщина из них скончалась.

Среди оказавшихся в больнице был и водитель «Опеля», виновник аварии. Он, насколько я знаю, собирался впоследствии стать священником. Рассказывали, что, когда он пришел в себя и осознал случившееся, он находился в тяжелейшей душевном скорби — это, конечно, можно себе представить. Можно сколько угодно искать виноватых и говорить о том, нужно или не нужно было ехать, и почему это случилось. Я помню, что кто-то из верующих пытался это объяснить тем, что все погибшие, даже пассажир другого автомобиля, были верующими людьми (то есть они были готовы к встрече с Богом, по чьим-то мнениям), кто-то причащался накануне в воскресенье — Преображение пришлось на понедельник.

Эта история настолько страшная, что я не стала бы даже анализировать эти попытки что-то для себя объяснить и найти в этом какой-то смысл. И я ни в коем случае не стала бы лишний раз обвинять водителя (мне, конечно, понятны обвинения в адрес шофера, который стал виновником аварии из «Письма любви», так как он был пьян). Оказаться на месте водителя «Опеля» может каждый человек, и даже если он не водит машину, то каждый из нас может по неосторожности стать причиной гибели людей. И это ужасно. И тем не менее с этим тоже нужно учиться жить. Я не была знакома ни с кем из родственников и знакомых погибших. Как они смогли это пережить, как объясниться с Богом, я не знаю.

Еще вспоминаются два пожара, которые произошли в Рождество, причем в верующих семьях. В обоих пожарах погибли дети. О них писали в СМИ. Один произошел в этом году, другой несколько лет назад. Это все настолько страшно, что не хочется пытаться это объяснять с духовной точки зрения. И я думаю, что когда кто-то после подобных событий теряет веру или начинает обижаться на Бога, то навряд ли можно с этим спорить и что-то доказывать. Можно только сочувствовать такому проживанию этого горя, которое безусловно тоже имеет право на существование. У меня вызвало огромное уважение то, что женщина, написавшая в соцсетях о смерти своего сына с припиской «Бога нет», не получила ни одного нравоучительного и полемизирующего отклика, а только сочувствующие, хотя среди ее собеседников были, как я поняла, в основном верующие люди.


Но нужно все-таки помнить, что в мире всегда существовали и существуют трагедии и катастрофы. Существовали Холокост, репрессии, голодомор, войны, пытки, которые производились, кстати, нередко во имя Бога. Взять к примеру Мэтью Хопкинса в XVII-м веке в Англии и его пытки отсутствием сна и другие в эпоху «охоты на ведьм». Можно вспомнить Варфоломеевскую ночь или жестокие преследования старообрядцев в России во времена Раскола или инквизицию. Я думаю, что какие-то из этих страшных бедствий происходили в том числе и в большие религиозные праздники, в том числе и с верующими людьми. Как все это совместимо с образом любящего и милосердного Бога? Как Он все это мог допустить?

Я, естественно, не дерзну формулировать свое объяснение и описывать тот образ Бога, который сформировался у меня. И этот мой образ тоже менялся на протяжении того времени, которое я прожила как верующий человек. И этот образ, действительно, у каждого свой. Это, кстати, неплохо описывает М. Горький в повести «Детство». Он там пишет, что у его бабушки был один Бог, а у дедушки — другой, и бабушкин Бог ему нравился гораздо больше дедушкиного — он был более милосердный и в нем было немало поэзии и романтики. Но даже такой замечательный бабушкин Бог (да и строгий дедушкин тоже) почему-то позволял ей и дедушке не препятствовать воровству на рынке Цыганка, их ученика и работника, которого они фактически почитали за своего приемного сына, доверяя ему семейные деньги на покупку продуктов. Бабушка только беспокоилась, что когда-нибудь его на этом поймают.

И тот образ Бога, в который верили и верят разные люди, всегда как-то совмещался с тем огромным количеством зла и страданий, которое присутствует в этом мире. По мнению одних, Бог только попускает эти страдания и зло, сам в них не участвуя, но стремясь обратить их во благо для человека. По мнению других, Бог может сам посылать какие-то страдания и посылать что-то недоброе человеку в воспитательных целях.

Я не берусь предлагать свое объяснение. Было бы просто нелепо думать, что мы чем-то лучше тех людей, которые претерпевали эти несчастия и страдания. И странно считать, что если мы будем хорошо себя вести, правильно верить и правильно делать, то с нами подобного случиться не может. Хотя мне в православной среде встречались и такие мнения. Возможно, потом они менялись у этих людей.

Еще хочу напомнить о большом количестве людей, пришедших к Богу как к последнему утешению и пристанищу именно в результате случившихся несчастий и последовавших за ними страданий. Кроме того, часто и на фоне вполне благополучной жизни человек перестает ею удовлетворяться и чувствует потребность в иных, более высоких, по его ощущению, смыслах.

Варлам Шаламов в «Колымских рассказах» отмечал, что верующие люди, причем любой конфессии, обычно гораздо чаще других заключенных умели сохранять хоть какую-то человечность и достоинство в совершенно нечеловеческих условиях. Сам Шаламов при этом считал себя неверующим, хотя был сыном священника.

Из образов художественной литературы для меня наиболее ярким в контексте данной темы является эпизод из романа Г. Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома». В конце этого романа, Тому, которого продают хозяину плантаций на тяжелые работы, предлагают стать надсмотрщиком над другими рабами. Это сулит значительное облегчение его жизни, но при этом он обязан будет применять очень жестокие методы принуждения по отношению к остальным рабам. Он отказывается, и его жизнь после этого становится совершенно невыносимой. Дальше я хотела бы привести несколько цитат из этого произведения:

«Ну что, старик, видишь, твоя религия больше не действует! Я был уверен, что она вылетит из твоей курчавой башки.

Эта жестокая насмешка показалась ему более горькой, чем холод, голод и нагота. Том молчал.

— Ты сделал глупость, — продолжал Легри, — у меня были хорошие намерения, когда я тебя купил. Ты мог бы стать на место Сэмбо и Квимбо и иметь свободное время. Вместо того чтобы быть битым каждый день или через день, ты мог бы, как хозяин, сам бить других, кроме того, я иногда угощал бы тебя доброй порцией пунша. Послушай, будь благоразумен, брось эту старую ветошь в огонь и присоединись к моей церкви.

— Сохрани меня Бог! — с жаром воскликнул Том.

— Ты отлично видишь, что Бог и не думает тебе помогать, если бы Он был, Он не допустил бы тебя попасть в мои руки. Том, твоя религия — вранье, я знаю это, поверь. Держись лучше меня: я все-таки чего-нибудь да стою и кое-что могу.

— Нет, хозяин, я буду верен Господу; поможет ли Он мне или покинет меня, я буду полагаться на Него и верить в Него до конца.

— Тем хуже для тебя, болван, — сказал Легри, плюнув ему в лицо и ударяя ногой. — Все равно, я заставлю тебя уступить, я тебя сломлю, ты увидишь!

Когда душа, угнетаемая тяжким бременем, дойдет до крайних пределов терпения, человек с величайшим напряжением сил пытается сбросить с себя это бремя; поэтому наиболее полное отчаяние предшествует часто возврату радости и мужества. Так было и с Томом. Циничные насмешки Легри, казалось, сломили его, и он упал духом. Последним судорожным усилием он еще цеплялся за вековую твердыню религии…»

«В таком именно состоянии он сидел у костра и, казалось, застыл в оцепенении. Вдруг все окружающее как будто исчезло, и ему явилось видение: Спаситель в терновом венке, окровавленный и скорбный.

С благоговейным удивлением Том смотрел на выражение величественного терпения этого лица; глубокий печальный взор Его проникал ему в самое сердце; он весь затрепетал от наплыва высокого чувства, протянул руки вперед и упал на колени. Постепенно видение преобразилось: острые иглы терний обратились в лучи славы, чудесное лицо, утопавшее в неизъяснимом сиянии, склонилось к нему, полное сострадания, и голос прозвучал: «Претерпевший до конца воссядет со Мною на престоле Моем, как Я претерпел до конца и воссел с Отцом Моим на престоле Его».

«Те, кому знакома религиозная жизнь невольников, знают, как распространены среди них рассказы о подобных видениях. Нам самим приходилось слышать из их уст самые трогательные рассказы этого рода. Психологи признают, что, при известном состоянии, душевная деятельность бывает настолько напряжена, так велико преобладание духа над телом, что созданные фантазией образы как бы принимают осязаемую форму. Кто знает власть над нами всепроникающего Духа и средства, избираемые Им для ободрения страждущих и ослабевающих сердец? Если бедный, забитый раб верит, что Христос явился ему и говорил с ним, кто решится опровергнуть его? Разве Он не говорил, что во все века Он будет облегчать сердца страждущих и утешать угнетенных?»

«С этой минуты мир воцарился в измученной душе невольника. Словно Спаситель избрал его сердце Своим храмом. Исчезли прежние земные сожаления, от которых сердце обливалось кровью; исчезли колебания страха, надежд, желаний. Человеческая воля, истомившаяся после стольких страданий и борьбы, растворилась в воле Божественной. Конец его земного пути и вечное блаженство казались ему такими близкими, что величайшие невзгоды жизни не волновали его.

Все заметили эту перемену. Веселость и бодрость как будто вернулись к нему; им овладело спокойствие, которого не могли нарушить никакая несправедливость, никакое оскорбление».

«Сердце Тома было переполнено состраданием и сочувствием к окружавшим его несчастным. Его личное горе как бы прекратилось, и он страстно желал облегчить страдания других, поделившись с ними сокровищами мира и радости, которыми он был проникнут. Правда, случаи для этого представлялись редко, но, по дороге в поля или возвращаясь оттуда, а иногда во время работы, он находил случай протянуть руку помощи этим усталым и угнетенным существам. Сначала эти несчастные создания, замученные и отупевшие от лишений и дурного обращения, с трудом понимали его, но проходили недели и месяцы, и сочувствие Тома затронуло, наконец, в этих омертвелых сердцах струны, бывшие до того времени безмолвными. Незаметно и постепенно этот странный человек, терпеливый и молчаливый, который всегда был готов принять на себя тяготу другого и не просил ни у кого помощи, являлся последним, когда раздавали провизию, и брал самую меньшую часть, но всегда первый разделял свою с неимущими, который уступал в холодные ночи свое рваное одеяло дрожавшей от лихорадки женщине, наполнял в полях корзину слабого, страшно рискуя, что в его собственной не хватит веса, и который на беспрестанные преследования грубого тирана никогда не присоединялся к проклятиям и брани других, — этот человек приобрел под конец над ними необычайное влияние».

Я привела такие длинные цитаты, потому что они очень близко передают и мой опыт выживания в определенные моменты жизни (я имею в виду именно внутренние ощущения отчаяния и безысходности, а не внешние обстоятельства, которые, безусловно, другие). Я бы не хотела писать об этом подробно, но суть очень соответствует.

По моему опыту, Бог чаще откликается на усилия человека соответствовать своему призванию в этическом смысле, в мыслях и поступках, и намерению стремиться к заповеди о любви, чем на выполнение неких определенных обрядовых действий, хотя я совершенно не отрицаю, что и они способны сыграть немалую роль в формировании отношений человека и Бога, если не становятся самоцелью (участие в таинстве Причащения лично для меня все же всегда было очень важно и помогало просто существовать).

Кстати, Том в представлениях некоторых пасторов своей религиозной конфессии является явным грешником — он ведь не раз потакает бегству рабов, а это, с точки зрения представителей официальных церковных структур, является грехом. Не напоминает ли это распространенную ситуацию в РПЦ (и, наверное, не только в РПЦ), когда человек, повинуясь внутреннему голосу совести, совершает поступки и говорит слова, являющиеся грехом с точки зрения декларируемых официальных норм. И его обличают, запугивая и манипулируя именем Бога. Нужно иметь немалое мужество и некую опору на собственный духовный опыт, чтобы противостоять этим манипуляциям.

За свою жизнь мне не раз приходилось общаться с людьми, кому обретение веры элементарно помогло выжить в тяжелых обстоятельствах, а иногда даже начать жить полноценной жизнью.

Мне вспоминается пожилая женщина, с которой мы как-то разговорились во дворе Никольского храма в Ейске. Она вдова, и ей пришлось в жизни пережить немало потерь. Особенно тяжело она переживала гибель любимой внучки. И единственное, что ей помогало жить, — это вера в Бога. Она постоянно разговаривала с Ним и явно чувствовала Его помощь и поддержку. В ее словах чувствовалась такая теплота и искренность, что очень хотелось находиться рядом с ней и слушать ее. Я вовсе не хочу ее с кем-то сравнивать, и считать, что люди, проживающие свое горе как-то иначе, или ставшие свидетелями чужого горя и иначе оценившие Бога или потерявшие веру в Него, чем-то хуже. Я думаю, здесь вообще неуместно сравнение хуже-лучше. Но и мнение людей, кто обесценивает опыт и чувства тех, кто находит в Боге единственную (или даже не единственную) опору и утешение, или даже как-то снисходительно к ним относятся — мол, это просто нечто придуманное, а не реальный опыт общения с Личностью — мне не близко.

Вспоминаются слова одной моей знакомой, по специальности психиатра, которая, тяжело пережив потерю близкого человека, стала обращаться к Богу за помощью и в какой-то момент почувствовала ответ от Него. Она позвонила мне и, рассказывая об этом, повторяла: «Надо же, в психиатрии этого не описано!» Я думаю, что в силу многолетнего опыта в своей профессии она могла отличить фантазии и маниакальную эйфорию от состояния души, суть которого есть «любовь, радость, мир, долготерпение, благость…». А судя по тому, что она искала дальше в общении с Богом, именно этим Он и коснулся ее сердца. Хотя это, конечно, достаточно сокровенные вещи, и о них нужно говорить с большой осторожностью.

Существует, конечно, еще немало примеров того, когда в результате обретения человеком веры в Бога его жизнь и сознание круто менялись в несомненно лучшую сторону. И хотя я бы не стала относиться к понятию веры утилитарно, с точки зрения ее полезности для общества, но все-таки эти примеры реально впечатляют, как, впрочем, и противоположные примеры, когда в результате вхождения в те или иные формы религиозности человек обретает целый букет комплексов и неврозов, и это оказывает деструктивное влияние на его судьбу, о чем не раз писали авторы «Ахиллы» (и я в их числе).

Среди ярких положительных образов можно, конечно, было бы вспомнить жития некоторых святых (например, мученика Варвара Луканского, и другие). Но, честно говоря, церковная агиография у меня в последнее время вызывает все меньше доверия из-за того, что я все больше понимаю, что там очень мало внимания уделяется научному подходу и проверке на достоверность тех или иных фактов, там много религиозной идеологии, которая, возможно, имеет к реальным живым людям и их судьбам весьма отдаленное отношение, хотя при этом, я уверена, примеров святости и подлинного покаяния в жизни действительно много.

Мне не раз приходилось разговаривать с детьми разных возрастов на духовные темы — я регулярно показываю кукольные спектакли в школах (преимущественно в одной), детских садах и воскресных школах, которые чаще всего сопровождаются беседами на духовные темы о содержании спектакля. И у школьников я замечаю большой интерес к таким темам, особенно, кстати, у нецерковных. В аудитории, где присутствовали дети 10-11 лет, мне приходилось отвечать на вопрос о возможности любви к врагам, о которой говорится в Евангелии. Дети искренне недоумевали — как можно любить человека, который делает явное зло. При ответе на этот вопрос я несколько раз приводила пример жизни людоеда Джошуа Блайи, описанный в статье Валерия Духанина «Покайся и живи — или откажись и умри!», опубликованной на портале Православие ру.

Там описывается жизнь человека из африканской страны Либерия, которого в семилетнем возрасте забрали у родителей, чтобы воспитать из него верховного жреца страшного культа, служение которому требовало необычайной жестокости и постоянных убийств. На протяжении 14-ти лет, воспитанный в подобном ужасе человек, творит такое, о чем детям можно сказать только в очень и очень в общих чертах, подбирая слова, чтобы не травмировать детскую психику. Перед очередным убийством маленькой девочки, он вдруг увидел ее необыкновенно кроткий и любящий взгляд, который в тех условиях был просто за гранью человеческого естества. Этот взгляд коснулся его сердца и вызвал в нем необыкновенную перемену, которая вскоре привела к его обращению ко Христу. Впоследствии этот страшный злодей и убийца в корне изменил свою жизнь, и теперь это пастор в одной из протестантских конфессий.

Несмотря на бездну зла, к которому он оказался причастен, возникает закономерный вопрос: а каким был бы каждый из нас, при подобном воспитании? Покаяние этого человека можно назвать действительно настоящим чудом, если особенно представить скольких людей он мог бы еще убить. Детям я говорила о том, что каждый человек в принципе может измениться, и если относиться к нему с отвращением, как к безнадежному злодею, то это изменение менее вероятно, хотя оно иногда очень естественно и понятно.

Конечно, здесь можно вспомнить и людей, про которых я уже писала — убивающих как бы во имя Христа, Торквемаду или даже Иосифа Волоцкого, и снова и снова задаваться вопросом — как такое оказалось возможно, и как милосердный Бог это допустил? Еще раз повторюсь, что я не дерзну отвечать на это, только очень осторожно могу заметить, что, по моему впечатлению, Бог необыкновенно бережно относится к человеческой свободе. Хотя и здесь можно задать вопрос: а как же стихийные бедствия, болезни и несчастные случаи, которые происходят не по вине людей и в результате которых возникает много жертв? Я думаю, что на каждый вполне разумный ответ можно привести серьезные аргументы, его опровергающие. Поэтому, в любом случае, это выбор каждого человека, какой ответ предпочтет его сердце и разум, и чаще всего этот ответ меняется в течение жизни.

У меня, кстати, в репертуаре есть кукольный спектакль на тему разумности Промысла Божия и доверия Ему — это еврейская сказка «Три лепешки» в стихотворной обработке Андрея Чхеидзе. Коротко смысл этой сказки можно определить цитатой из нее, вложенной в уста одного из ее героев, библейского царя Соломона: «Один только Бог сокрушает и чтит, и скорбь посылает и скорбь исцеляет. Дела не всегда нам приятны на вид, всегда непонятны, но Он-то все знает».

Можно отметить, что этот спектакль вызывал всегда неизменный интерес и пользовался успехом у детей и взрослых. Я, конечно, все больше начинаю понимать, что красота и законченность любых четко сформулированных идей и выводов порой обманчива, что не все так однозначно. Я, по крайней мере, не всегда могу с легкостью принять разумность того или иного события и степень участия Бога в нем. Иногда это очень и очень тяжело. Но детям во время наших бесед я стараюсь подчеркивать, что не нужно всегда сразу стараться согласиться с какими-то выводами, и что любое произведение искусства прежде всего призвано побудить к работе наши мысли и чувства, что это и есть формирование нашей личности, тем более, что мои зрители и слушатели это в основном нерелигиозные люди.

Мне очень близки слова Григория Померанца о том, что стиль полемики важнее предмета полемики (еще раз подчеркиваю, что не хочу, чтобы данная статья воспринималась как полемика). Поэтому иногда, когда кто-то высказывает мысли, не соответствующие религиозным догмам, но при этом в его высказываниях чувствуется уважение к собеседнику, терпимость к иной точке зрения, то мне видится в этом больше присутствия Духа Божьего, чем в высказываниях, вроде бы защищающих Бога, но наполненных нетерпимостью и даже агрессией по отношению к инакомыслию.

Конечно, определение присутствия Божьего Духа — это определение верующего человека, но я думаю, что человек любого мировоззрения так или иначе находит для себя объяснения и механизмы для стремления к гармонии внутренней и с внешним миром, которую трудно себе представить без взаимной любви и уважения.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)


Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: