Ахилла

Анонимный рассказ бывшего семинариста.

***

Я родился в небольшом провинциальном городке, в 40 километрах от которого располагался известный всем монастырь – Дивеево. Описывать жизнь провинциального города нет смысла, поскольку все там достаточно однообразно, и единственным исключением, предлагающим какую-то альтернативу, была церковь. Я рос в неблагополучной семье, где из религии были иконы и детская Библия, потому с нравами церкви был вовсе не знаком.

Так сложилось, что после школы, поступив в местный институт и поняв, что там мне все же не очень интересно, я пришел в церковь. Мне было 17. Начал я свою церковную жизнь в кафедральном соборе города. Поначалу помогал убираться в соборе, носил воду, стараясь всячески помочь работницам храма, поскольку их попросту было жалко. Одна из работниц посоветовала мне идти в алтарники. Что это такое – я не знал, но через некоторое время, по благословению благочинного, я попал в алтарь. Там меня приметил священник, который восстанавливал один из городских приходов, служа при этом то на селе настоятелем, то в соборе. Он представлял из себя достаточно добродушного человека, но тем не менее дух карьеризма ему не был чужд. Вот благодаря этому священнику я и узнал, что есть церковная жизнь изнутри.

Он предложил быть у него алтарником, мне эта идея пришлась по душе, поскольку в его храме было не так суетно, да и общение со священником мне льстило больше, чем простое подавание кадила в соборе. Он увидел во мне таланты, и даже сделал председателем приходского совета. Все шло чинно до момента его повышения до помощника благочинного. Я пошел вслед за ним и тогда увидел клановые войны групп священников, доносы, подстрекательства и проч. Через некоторое время мы с ним поссорились из-за грубости в адрес одного священника, который был очень достойным человеком. Я стал свидетелем этой сцены, и после этого наше общение прекратилось.  Ну, что было взять с юнца, который начитался к тому моменту Бердяева и прочее.

Мы с ним поссорились, и наши пути разошлись, но церковную жизнь я бросать не хотел. Так я решился поступать в семинарию, хотя к тому моменту уже обзавелся светским образованием.

Не скажу, что я особо грезил святыми отцами, но сами христианские принципы мне нравились, и я считал, что вполне логично посвятить свою жизнь их исполнению, находясь в церкви. Все, может, и сложилось  бы удачно, но я оказался, что называется «не по части девочек, а по части мальчиков». Ума хватило не обсуждать это с местными священниками, поскольку, как выяснилось позже, они не особо соблюдали тайну исповеди, и делиться услышанным на исповеди для них было в порядке вещей, особенно, когда они собирались совместно на каких-нибудь крупных торжествах.

Не скажу, что моя «ненормальность»  как-то внутренне терзала меня. Я воспринял это как данность. К тому же и без этого было множество проблем, и эта проблема была не первоочередной. Так что я пережил это вполне сносно. Естественно, отношения с парнями были для меня строжайшим табу. Совесть не позволяла, хотя, может быть, я и лукавлю в этом, поскольку жил я в небольшом городе, где действительность угнетала и встретить кого-то нормального, кто мне мог бы все объяснить про себя, не было возможности. В конце концов, я думал, что все само собой как-то разрешится.

Я оказался в семинарии, хотя решимости стать священником у меня не было. Я прекрасно понимал, что быть геем и священником — как-то смахивает на нарушение принципов церкви. Вот такой небольшой юношеский максимализм. Но тогда я еще был не готов сделать какой-то выбор, и на что-то надеялся.

Учиться в семинарии было просто и часто интересно, за исключением соблюдения дисциплины. Дежпомы, проректор по воспитательной работе и прочие – те еще сумасброды, хотя все их ругают, но если тебе суждено было закончить семинарию, то они становились твоими друзьями, и былые ссоры забывались. Ну, как забывались? Так принято думать, что забывались.

Семинаристы, как правило, обладали достаточно интересными судьбами. У большинства уже случились какие-то проблемы, но в целом ребята все были хорошие. С некоторыми до сих пор поддерживаю связь. Стукачей у нас не наблюдалось, каждый пришел со своими целями и запросами и каждый получил то, что хотел. Хотя какой-то человечности, действительно, не хватало, вернее, ее практически не было. С руководством нормальных отношений я не построил, но провинности в виде дерзости руководству мне прощались, поскольку в семинарии я был «говорящей головой», и это несколько ценилось. Вполне вероятно, руководство делало ставку на меня в надежде вырастить богословскую смену. Естественно, были и нудные занятия, но нам уже разрешалось иметь ноутбуки на столах, и наличие интернета спасало. Также были и несколько великолепных преподавателей, которые делали образовательный процесс интересным. Ради них и их лекций и стоило побывать в семинарии.

Шло время, и однажды я влюбился, после чего решил отчислиться из семинарии, сделав тем самым выбор в пользу настоящей жизни, а не лицемерия. Мой избранник был лишь отдаленно знаком с жизнью церкви, хотя с ним мы познакомились благодаря семинаристам из Москвы, которые не чурались, как выяснилось, искать свои утехи в других городах.

Сейчас я совершенно далек от церкви. До некоторого времени меня это тяготило, но взросление все расставило по своим местам. Многие говорят, что Бог ведет нас, но для чего я побывал в семинарии, и что Он мне хотел этим сказать – я не знаю. Я понимаю, что мои слова не очень сильно ложатся в принятую канву описания жизни в семинарии и в церкви… Как-то не хочется им соответствовать. Я рад тому, что эти условности остались в церкви.

Но обидно за другое. Вот я есть такой, какой я есть, и, к сожалению, церковь не может меня принять таким, разве только может предложить покаяться за это, и попытаться себя переделать. Но это делать, на мой скромный взгляд, глупо, и если кто-то считает это неверным, то я бы вам с удовольствием предложил куда-нибудь прогуляться.

Настоящего и искреннего я так и не встретил. Трусость, лицемерие, приспособленчество, беспринципность – это самые распространённые характеристики этой системы. Безусловно, встречались и достойные люди, но, увы, им не было дано предложить какую-то позитивную программу действий, и действительно на что-то повлиять. Но о Христе чего-то настоящего я так и не услышал. Хотя однажды, на занятии по гомилетике, нам показали фильм с митр. Антонием Сурожским. У всех ребят на глазах навернулись слезы. Даже у самых сдержанных.

Иллюстрация: картина Чима да Конельяно. Давид и Ионафан

Читайте также:

• Церковь и гомосексуальность