«…Являлся участником контрреволюционной фашистской повстанческой организации церковников»
30 октября 2019 Ксения Волянская
Многие люди полагают, что жертвами репрессий, особенно в годы Большого террора, становились прежде всего люди, которые принимали участие в каких-то неблаговидных делах — может быть, занимались раскулачиванием, расказачиванием, коллективизацией в каких-то жестоких формах, или были партийными работниками и пострадали в ходе внутрипартийных чисток. В общем, «за что боролись, на то и напоролись» — не так уж их и жалко. Но если открыть любую книгу памяти, то там можно увидеть занятия, профессии репрессированных: конюх, путевой обходчик и т.п. — люди совершенно простые и не способные участвовать ни в каких контрреволюционных организациях, что им инкриминировалось.
Именно о таких простых уральцах, пострадавших в эпоху Большого террора, мы побеседовали с доктором исторических наук Алексеем Мосиным.
***
— Алексей Геннадьевич, Вы последние годы занимаетесь исследованием дела своего прапрадеда, который пострадал как член церковной двадцатки, и вместе с ним по одному делу проходил священник и другие верующие люди. С чего началось Ваше исследование, ведь о том, что прапрадед был репрессирован, Вы, наверное, знали гораздо раньше?
— О том, что прадед моего отца был репрессирован, я узнал сравнительно недавно, чуть более десяти лет назад.
В семье, конечно, знали что-то такое, потому что его забрали в 37-м году, он не вернулся, но моя прабабушка, видимо, не очень рассказывала подробности. И папа, судя по всему, просто не знал, что его прадед был расстрелян.
Мне удалось найти это расстрельное дело 37-го года в государственном архиве административных органов Свердловской области. Оно большое, в нем 245 листов.
— Вы рассказывали, что 30 октября на акции «Возвращение имен» Вы прочитали отрывки из биографии и из дела своего прапрадеда, а потом услышали, как женщина, которая зачитывала имена из списка репрессированных, назвала знакомое географическое название…
— Да, совершенно случайно одна из участниц этой акции прочитала строки из биографии священника села Каменноозерского. Звали его Корняков Александр Афанасьевич. И я услышал, что он был священником в том селе, где жил мой прапрадед, понял, что они в один день проходили перед этой тройкой, которая приговорила их к высшей мере наказания — расстрелу. Они в один день были расстреляны — 29-го сентября 1937-го года, и я понял, что, конечно, это должно быть одно дело. И так оно и оказалось, это дело, по которому проходили семь человек в качестве обвиняемых.
Там по каждому есть материалы. Материалы об аресте, протоколы допроса, свидетельские показания. Сроки были ограничены, ведь судопроизводство было ускоренное. Следствие по этому делу вёл сержант госбезопасности. Это делали люди очень малограмотные, документы часто составлены с ужасающими грамматическими ошибками. Иногда вместо «печать антихристова» могли написать «печать анархистова». Я могу назвать имена обвиняемых, может быть, кто-то из родственников впервые узнает о судьбе своих родных.
1. Корняков Александр Афанасьевич, священник села Каменноозерского, 1886 года рождения.
2. Воробьев Иван Дмитриевич, 1872 года. О нем написано — «кулак нераскулаченный», член церковного совета, а до 37-го года был председателем церковного совета.
3. Воробьев Александр Григорьевич — это как раз мой прапрадедушка, 1855 года рождения, ему в это время шел 82-й год. «Кулак раскулаченный», член церковного совета.
4. Воробьева Лепестинья Кузьмовна, 1872 года рождения. Член церковного совета и староста церковная, неграмотная.
5. Осинцева Анастасия Петровна, 1892 года рождения. Председатель церковного совета, малограмотная, указано в деле.
6. Осинцева Анастасия Григорьевна 1906 года. Отмечено: «из семьи шинкаря». Дальше о ней написано: «Все родственники раскулачены. Муж осуждён на два года лишения свободы за расхищение социалистической собственности».
7. Сусанна Степановна Долгих, 1875 года рождения, тоже член церковного совета.
Это все люди, объединявшиеся вокруг местной церкви. А в 1936-м году церковь в селе Каменноозерском была закрыта. И эти люди, в частности, боролись за то, чтобы церковь не закрывали, а потом, чтобы церковь была вновь открыта. Они даже написали обращение во ВЦИК, в Москву. Это им тоже инкриминировалось, что они составили лживое контрреволюционное обращение.
В 37-м году прошла знаменитая засекреченная перепись населения. По настоянию Сталина там была специальная графа о вероисповедании, отношении к вере. И 57 процентов, принявших участие в этой переписи, записались, что они верующие. После этого пошла новая страшная волна репрессий. Именно уже с таким религиозным уклоном. Из материалов дела видно, что уклон был безусловно обвинительный. У людей не было возможности защищаться. Может быть, эти люди не представляли себе, чем это для них закончится. Но тем, кто это дело проводил, организовывал, было все ясно, это должна быть обязательно расстрельная статья.
— Вы называли фамилии обвиняемых — там фамилия Воробьев несколько раз повторяется. Это все родственники или однофамильцы?
— Это все родственники, более или менее дальние. Осинцевы и Воробьёвы — наиболее распространённые фамилии в селе Каменноозерском, поэтому из семи человек пятеро как раз Осинцевы и Воробьёвы. Эти фамилии будут встречаться и среди свидетелей, проходивших по этому делу.
— Как формулировалось обвинение?
— Священника арестовали раньше, 6-го августа, а 22-го августа 37-го года был арестован мой прапрадед Александр Григорьевич Воробьев, «член контрреволюционной, фашистской террористическо-повстанческой организации, присутствовал на нелегальных контрреволюционных собраниях, где обсуждали террористическо-повстанческие вопросы. Вёл активную контрреволюционную агитацию против советской власти. На основании изложенного подлежит аресту и привлечению к ответственности по статье 58, пункт 2, 8, 10, 11».
Что из себя представляла эта статья 58, эти пункты:
58-я статья, пункт 2 — «Вооруженное восстание», пункт 8 — «терроризм», пункт 10 — «антисоветская агитация», пункт 11 — «контрреволюционная организация».
— Когда людей обвиняют в подготовке вооруженного восстания, в контрреволюции, то ведь должны были найти запасы оружия…
— Да, нашли два ружья, одно у Сусанны Степановны Долгих, из которого якобы они с сыном собирались убить председателя колхоза и председателя сельсовета. А другое — как раз у моего прапрадеда, при обыске. Есть протокол этого обыска. И там записано, что в числе прочего было изъято «книг священных» тридцать штук. В нашей семье было такое предание, что когда закрывали церковь, мой прапрадед Александр Григорьевич взял на сохранение церковные книги, чтобы они не были расхищены, не погибли. Вот, видимо, об этих книгах и идет речь в материалах следствия. Другой литературы и журналов 15 штук, разной переписки на 40 листах, четыре фотокарточки и, помимо этого, ружьё шомпольное, одноствольное, старинного образца, одна штука.
— Со старинными ружьями они собирались контрреволюцию устраивать…
— С этим ружьем, видимо, он лет сорок охотился. Дальше: ложка для насыпания пороха, дроби, рожок с порохом, дробь-катанка 500 граммов. Это все было у него конфисковано, приложено к материалам дела и выступало в качестве вещественного доказательства «подготовки контрреволюционного восстания».
Там дело было вот в чем. Местным следователям, нквдшникам, удалось, как они считали, раскрыть опасную контрреволюционную террористическую фашистско-церковную, как подчеркивалось всегда, организацию на Урале. А в селе Каменное Озеро, как тогда село называли в материалах следствия, был филиал, как писали эти следователи, или группа этих церковных террористов, готовящих ни много ни мало свержение советской власти и покушение на советских и партийных деятелей местного значения.
— Интересно, а фашизм-то в чем?
— А в ненависти к советской власти, я думаю. Дело в том, что это как раз тот период, когда официально отношение в Советском Союзе к фашизму было негативное. Это позже, в 39-м году было запрещено официально осуждать фашистскую Германию, ее руководство, а в 36-37-м годах ярлыки «фашист», «фашисты» очень активно использовались на громких процессах.
А на низшем уровне очень важно было как-то свою работу продемонстрировать, что не просто ты разоблачил одного человека, а что это организация. И что цели у них не просто какие-то мелкие, а действительно антигосударственные: свержение советской власти.
Проводились, конечно, допросы всех свидетелей, очные ставки. Материалы следствия фальсифицировались. Очень хорошо видно, когда сопоставляешь разные материалы, что люди говорят как по написанному. Ведь надо же учесть, что это говорят крестьяне, большинство либо малограмотные, либо неграмотные. И речь у них совсем другая. А в материалах дела речь такая, как будто это все придумано в этих самых органах.
Будет очень интересно, когда я это опубликую, анализировать тексты: там где-то местами пробивается истинная речь крестьян, их вера, как они представляли себе, что такое Церковь, как надо ее защищать, почему это важно. И с другой стороны это все тонет в словесной бюрократической шелухе.
Вот, например, показания основного свидетеля — церковного сторожа Рублёва. Ему было 20 лет в то время, совсем молодой человек, он два года был церковным сторожем. И он наблюдал, слушал проповеди священника, его призывы на собрании актива в церковной сторожке, где они как раз якобы обсуждали свои контрреволюционно-террористические планы.
Записано с его слов: «В процессе моей работы (20 лет, говорит человек неграмотный) в качестве сторожа Каменноозерской церкви с 1 февраля 35-го года по 15-е февраля 37 года, я узнал, что поп Корняков Александр Афанасьевич организовал вокруг себя группу лиц из кулацко-церковного актива, с которыми проводит активную работу, направленную против советской власти». Вот, сразу же задается тон. «Корняков Александр Афанасьевич, используя церковь, на протяжении двух лет при каждой церковной службе выступал с проповедями, в которых под маркой евангельских писаний открыто призывал объединяться вокруг церкви с целью борьбы с советской властью и свержения таковой».
Чувствуете язык? Гладкий такой стиль, бюрократический.
— Если человек таким канцеляритом владеет, он не будет работать церковным сторожем.
— Не будет, да. Дальше, он же показывает, этот Рублёв: «6-го декабря 1935-го года иеромонах Макарий после службы в Каменноозерской церкви выступил с проповедью, в которой говорил: «Братья и сестры. Наступили для нас, верующих, тяжелые времена. Антихристова власть устроила гонение на религию и на верующих. Но чтобы нам свергнуть эту антихристову власть, нам нужно всем объединиться вокруг Церкви Христовой и в борьбе быть твёрдыми». После службы тот же иеромонах Макарий говорил: «Наша задача — подготавливать людей для борьбы с советской властью»». Вот вам и организация, вот и антисоветская агитация с пропагандой, вот и контрреволюционная деятельность.
Что касается священнослужителей: потом они были все арестованы, проходили по другим делам, и почти все были репрессированы, расстреляны или получили по много лет, как благочинный Александр Чиркин. Его показания в деле есть. А вот о нем сведения, тот же церковный сторож показал: «3-го августа 36-го года, после службы благочинный Александр Чиркин говорил в проповеди: «Когда наступит Второе Пришествие, и придет Христос, коммунисты Его убьют, но потом Илья Пророк всех неверующих будет пожирать пламенем. Антихрист уже спустился на землю, сейчас власть антихристова устроила гонения на Церковь, закроются все церкви. Но, все-таки, мы должны бороться за неё. Если нужно, отдать жизнь за неё в борьбе с этой антихристовой властью»».
— Алексей Геннадьевич, а как Вы думаете, действительно что-то такое могло быть в проповедях, или это выдумано от начала до конца?
— Я думаю, в проповедях могло быть вот что. Священнослужители могли призывать верующих не быть равнодушными, когда идет вопрос о закрытии церкви. А когда церковь была закрыта, что надо бороться за свои права, за права верующих — права, кстати, гражданские, они записаны были в конституции. В той самой сталинской конституции — в показаниях свидетелей это звучало.
Вернемся к показаниям свидетелей из нашего дела. Свидетельница Осинцева Федора Фёдоровна цитирует высказывания некоторых обвиняемых, например, что Осинцева Анастасия Петровна говорила: «Жили мы единолично хорошо, а теперь приехали коммунисты Бубенщиков и Тимохин и будоражат массу, нужно их убрать». Эти штампы «нужно их убрать» во многих показаниях потом повторяются, что называется, под копирку это шло.
Воробьев Иван Дмитриевич якобы говорил: «В старину мы жили хорошо (это все говорится на собрании колхозников, кулацкая, церковная агитация в чем заключалась), а теперь при советской власти стало жить плохо, прислали нам двух коммунистов, которые над нами, крестьянами, издеваются и хотят затащить в колхоз. Нужно их убрать».
Осинцева Секлетинья Ивановна якобы говорила: «В колхоз входить не нужно, а кто войдёт, тот будет рабом, и его заставят работать и днем, и ночью». —Агитация против колхозного строя.
Осинцева Анастасия Петровна: «Колхозников советская власть морит пять лет голодом, скоро колхозников будут клеймить печатью антихристовой». — Это потом во многих показаниях идет как обвинение — якобы клеймение печатью антихриста, или «анархиста», как в материалах следствия потом вдруг оказалось.
Воробьев Иван Дмитриевич говорил, как показала Осинцева Федора Федоровна: «В Библии сказано, что наступит то время, когда всех сгонят в одно место, вот теперь это сбылось. Организовали колхозы, издеваются над крестьянами». Это крестьяне-единоличники. Там проводилась кампания по дововлечению крестьян-единоличников в колхозы. А они этому противились, не хотели быть в колхозах, хотели своим единоличным крестьянским хозяйством управляться, сами за все отвечать, сами землю пахать, сами детей своих кормить и воспитывать. Не хотели никому этого передоверять, ни государству, ни партийным органам. Поэтому оказались врагами.
Осинцева Анастасия Петровна, по показаниям свидетеля, обращаясь к председателю колхоза, к председателю сельсовета говорила: «Вот вы, коммунисты, нечистые духи, антихристы, приехали к нам в село и смутьяните народ. Хотите закрыть церковь, но это вам не удастся. Граждане, надо их гнать из нашего села, тогда церковь будет у нас работать».
Трудно себе представить, что в то время, когда люди уже, как мне кажется, достаточно были запуганы, произносились подобные призывы. Но даже если каким-то образом это и искажено, я считаю, что это исповедание Христа, в той ситуации люди не боялись защищать свою веру.
В показания того же Рублева, сторожа церковного, малограмотного, есть пересказ слов священника: «Сбылись писания святых, и наступил период антихриста, и теперь советская власть, власть антихриста устроила гонения на церковь, издевается над верующими. Наша задача объединиться вокруг Церкви Христовой и, как бы трудно ни было, нужно бороться против этой власти, и только когда падет эта антихристова власть, тогда верующие и Церковь Христова восторжествуют».
Я думаю, это его истинные мысли, я не думаю, что он призывал к свержению советской власти, но объединиться вокруг Церкви и отстаивать то, что жизненно важно для верующих. А подать это можно под каким нужно уклоном.
Насколько я узнал из материалов дела священника Александра Корнякова, он был удивительно интересной личностью. До революции он был офицером царской армии, участником Первой мировой войны, георгиевским кавалером трех степеней. Когда началась революция и гражданская война, он здесь, на Урале, участвовал в Белом движении на стороне Колчака. Потом вместе с колчаковскими отрядами отступал в Сибирь, дошёл до Харбина. В 1920-м году оттуда вернулся в Россию. Какое-то время не совсем ясно, чем он занимался, явно он не был, конечно, ни в каких колхозах, судя по всему, жил в своей родной местности. В 1931-м году он был осуждён на два года лишения свободы за то, что резал скот. И когда освободился, приехал в село Каменноозерское, стал священником.
Cудя по материалам допросов, это был человек внутренне твёрдый. Некоторые крестьяне признавали свою «вину». Вы враг советской власти? — Я враг советской власти. — Вы вели контрреволюционную агитацию? — Да, я вёл контрреволюционную агитацию. И я представляю своего 82-летнего прапрадеда, он, кстати, признал свою вину. Он не любил советскую власть. Я еще в более раннем деле находил, от 1923-го года. Там односельчане говорили, что он называет советскую власть антихристовой. Это было его убеждение, и он был готов за это пострадать, и пострадал.
— Как странно, что тогда верующие считали советскую власть антихристовой, а сейчас можно именно от верующих людей услышать, что советская власть имела много положительных сторон, что нам не нужно огульно охаивать, очернять и так далее.
— Меняются времена. Это своего рода аберрация памяти. Сейчас советская власть осталась уже в прошлом, как и царская Россия. И когда говорят о советской власти, люди вспоминают то, что у них было хорошего, когда они были молоды. А тогда ситуация была другая. Ведь что такое 37-й год — от революции отделяли всего 20 лет.
Тот же священник в связи с приближающимися выборами, по показаниям этого церковного сторожа, говорил (тут сразу видно, где действительно речь священника, а где это скорректировано материалами следствия): «В связи со сталинской конституцией, нам нужно среди населения развернуть работу по разъяснению того, чтобы верующие избирали в верховный совет и в органы местной власти наших людей из числа духовенства, так как этот путь один из легких для проникновения духовенства к руководству страной».
— Какой-то бред, потому что духовенство не могло избираться…
— Да, это полный бред. Здесь, видимо, решалась совершенно другая задача, показать, с насколько опасной организацией мы имеем дело. То есть их цель не просто свержение советской власти, а установление совершенно другого строя.
Или вот по переписи населения: «Нам нужно среди населения провести разъяснительную работу по предстоящей переписи населения, указывая верующим, чтобы они все записывались верующими. А если кто запишется неверующим, то того убьёт Господь, и он будет мучиться». Интересно, чтобы верующие записывались верующими — для этого надо агитировать особенно и запугивать? Не верю, чтобы священник, насколько я его узнал по материалам следствия, говорил что-нибудь подобное. Но надо, чтобы в материалах следствия это было. Почему так много верующих в переписи оказалось? А вот почему: действовали враги, они запугивали колхозников-крестьян.
Или о Сталине — очень важно, чтобы что-то прозвучало в таком деле. Якобы говорил священник и такое: «Если бы удалось убить Сталина, то это облегчило бы свержение советской власти».
— То есть из маленькой уральской деревни, с двумя ружьями…
— Да, свергнуть советскую власть. 500 грамм дроби-катанки и вперед — на свержение советской власти и убийство любимого вождя всех народов. Можно было бы сказать, что это было смешно, если бы не кончилось все так трагически.
Или тот же священник, который был «вдохновителем» готовившегося убийства председателя колхоза и сельсовета. Якобы он говорил после собрания, где большинство приняло решение закрыть церковь: «Вот видите, я вам говорил, что советская власть и коммунистическое правительство устраивает гонения на верующих, на религию, и, как результат, сегодня закрывают церковь. У нас на селе будоражат весь народ два коммуниста — Бубенщиков и Тимухин. Поэтому нам нужно перейти к более острым формам борьбы с советской властью. То есть мы должны на первое время убить Бубенщикова и Тимухина». Абсолютно обвинительный стиль хода следствия, готовилось все к определенному финалу.
— По времени сколько шло следствие?
— Недолго. 6-го августа арестованы Корняков и Осинцева. 22-го августа арестованы Александр Григорьевич Воробьев, Долгих и еще одна Осинцева. 24-го августа арестован Иван Дмитриевич Воробьев, 27-го августа — Лепестинья Кузьмовна Воробьева. 25-го сентября дело рассматривает тройка. 29-го сентября приговор приведён в исполнение. Все буквально в течение полутора месяцев.
Проводились очные ставки. С одной стороны свидетель показания, который особенно изобличает обвиняемых, и с другой — обвиняемый, они сидят друг против друга и смотрят друг другу в глаза, и один говорит то, что обличает человека, а другой признает или не признает обвинения. Поначалу было пять очных ставок, все шло гладко, только на последней очной ставке они споткнулись. На очной ставке был Георгий Сергеевич Тимухин, председатель колхоза «Память Ленина», каменноозерский колхоз, а с другой стороны — Анастасия Петровна Осинцева. Тимохин — это коммунист, а Бубенщиков — председатель сельсовета, он был кандидатом в члены ВКП(б). Тимохин говорит как по писаному, фактически это те показания, которые буквально дословно он перед этим давал. Ну не может человек два раза воспроизвести слово в слово одно и то же. Очная ставка — это устный жанр, должны с твоих слов записывать и как можно поточнее. На самом деле все было заготовлено заранее.
Он цитирует опять: «Мы жили единолично, и нас никто не трогал, а теперь приехали коммунисты». После этого следует вопрос к обвиняемой: «Обвиняемая Осинцева, слыхали ли вы показания сидящего перед вами Тимухина, признаёте ли себя в этом виновной?» Дальше написано «ответ», двоеточие и пропущено четыре или пять строк. Ничего нет, никакого ответа. Потому что очной ставки не было, материалы следствия фальсифицированы.
Эта женщина отказалась идти на очную ставку. После того, как эти пять строк были пропущены, следует очень интересный документ — акт, составленный сержантом госбезопасности Полуниным, который вёл это следствие и выносил постановление передать дело на рассмотрение тройке. А там уже всё —конец следствия. Сержант подписал, и младший лейтенант утвердил. В акте он пишет: «Я составил акт в том, что сего числа мною была вызвана для проведения очной ставки обвиняемая Осинцева А.П., которая милиционеру Копылову отказалась (так написано) выйти из камеры. Когда я спустился в камеру и предложил Осинцевой выйти из камеры в дежурную комнату, находящуюся рядом для очной ставки со свидетелем Тимухиным, то Осинцева А.П. выйти из камеры отказалась, заявив: «Что хотите, то и делайте со мной, расстреливайте здесь, но я из камеры никуда не пойду»».
Им просто надо было, чтобы она подписала бумаги, а Осинцева отказалась в этом фарсе участвовать. Мужественная женщина, церковная староста.
— А остальные обвиняемые подписывали показания?
— Подписывали. Некоторые соглашались, как мой прапрадедушка Александр Григорьевич Воробьев. «Вы соглашаетесь с предъявленными обвинениями?» — «Да». «Вы занимались контрреволюционной деятельностью?» — «Да, я занимался», подпись «Воробьев». Несколько человек отвергли все обвинения, не признали себя виновными.
— А священник?
— Священник всё отверг и ни в чем себя виновным не признал. Очень последовательно и твёрдо держался на всех допросах.
Вот заключение следователя, сержанта госбезопасности Полунина: «Являясь членами филиала контрреволюционной фашистской террористическо-повстанческой организации по Уралу, вели активную подготовку вооруженного восстания в целях свержения советской власти. На неоднократных контрреволюционных нелегальных собраниях обсуждали террористическо-повстанческие вопросы. Впоследствии среди населения делали призывы объединяться вокруг Церкви. В целях борьбы с советской властью открыто призывали к совершению убийства коммунистов, руководителей советской власти на селе. Распускали различные контрреволюционные провокационные измышления о голоде, о том, что колхозников будут клеймить печатью антихриста. Призывали выходить из колхоза, подготавливали убийство коммунистов, председателя сельсовета Бубенщикова и председателя колхоза Тимухина, для чего член контрреволюционной организации Долгих С.С. с сыном Долгих А.У. купили охотничье ружьё и картечь». И дальше: «Постановил (сержант госбезопасности) направить дело на рассмотрение тройки НКВД».
Вот приговор по делу моего прапрадедушки: «Дело №8455 по обвинению Воробьева Александра Григорьевича, 82-х лет, уроженца села Каменное Озеро, Сухоложского района, кулак, член церковного совета. Обвиняется в том, что с 1935-го года являлся участником контрреволюционной фашистской повстанческой организации церковников на Урале. По заданию организации вёл контрреволюционную пропаганду, направленную на дискредитацию политики партии советской власти, распространяя ложные провокационные слухи о колхозном строительстве. Постановили: Воробьева Александра Григорьевича расстрелять. Личное принадлежащее имущество конфисковать. Секретарь тройки НКВД Калугин». О том, кто входил в состав тройки, не сказано ни слова.
Священник Корняков «обвиняется в том, что являлся активным участником контрреволюционной фашистской повстанческой организации церковников на Урале, по заданию которой организовал и руководил контрреволюционной повстанческой группой церковников в Сухоложском районе. Используя церковную трибуну, открыто призывал население к вооруженной борьбе против советской власти. Вёл вербовку контрреволюционных повстанческих кадров. Постановление: Корнякова Александра Афанасьевича расстрелять».
25-го приговор тройки, 29-го все были расстреляны. Как отмечено, по каждому есть соответствующий документ, что приговор приведён в исполнение 29-го сентября в 24.00.
— Где они лежат, неизвестно?
— Они лежат там, где сегодня мемориал на 12-м километре Московского тракта.
Судя по всему, расстреливали в подвалах на Ленина, 17 (там располагалось НКВД), а потом отвозили туда, бросали в эти рвы и засыпали. Шестеро из них были приговорены к расстрелу, а седьмого участника этой группы, Осинцеву Анастасию Григорьевну, самую младшую из них, даже не отвозили в Свердловск. Я не сразу понял, в чем дело, а потом уже из косвенных материалов следствия догадался. Она ждала ребенка. И, видимо, их сначала держали в Сухом Логу, потом доставили в Свердловск, а её оставили там. Заочно её судили. 21-го ноября 37-го года она получила 10 лет исправительных лагерей. Эта женщина только в 1947-м году вернулась в родное село.
А в 60-е годы она пишет заявление на имя председателя облсуда: «21-го ноября 1937-го года заочно осуждена по делу УНКВД по Свердловской области за контрреволюционную деятельность. Виновной себя ни в чем не признавала, но меня (пишет она дальше) об этом никто и не спрашивал. Осуждена на 10 лет без поражения в правах. Срок отбывала в исправительном лагере Кайского района Кировской области. Потеряла ребенка (три недели он был с нею в заключении), второй ребёнок двух лет воспитывался родными. Муж погиб в 1941 году на фронте. Освобождена в 47-м году, жила в селе Каменное Озеро, член колхоза. С 1961-го года, когда исполнилось 55 лет, стала получать колхозную пенсию».
Было такое правило: колхозник, выходя на пенсию, получал пенсию от колхоза. И эта женщина пишет, что «по постановлению Совета Министров СССР от 17-го октября 1964-го года все члены колхоза переходят на государственное обеспечение при трудовом стаже не менее 20 лет». А у неё было 15 лет, 10 лет лагерей в стаж не зачли. И она дальше пишет: «Прошу рассмотреть моё дело и реабилитировать меня, чтобы я имела возможность на обеспечение по старости».
Заявление Осинцевой послужило основанием для пересмотра дела, потому что чтобы её восстановить в правах, реабилитировать, надо пересмотреть дело. А значит надо поднимать дело по всем семерым осуждённым.
— Как это происходило в 60-е годы? Мне кажется, многие этого не знают и привыкли думать, что при Хрущеве реабилитации происходили автоматически.
— Отчасти это шло автоматически. Здесь должен был прокурор возбудить протест против этого дела. Дальше дело снова должно было рассматриваться, приниматься по нему решение. Для этого, кроме того, что ознакомились с материалами дела, решили заново допросить свидетелей, кто остался в живых. Допросили саму Анастасию Григорьевну Осинцеву, автора этого заявления. Допросили председателя колхоза Тимухина, того самого, у кого была очная ставка, на которую не явилась Анастасия Петровна.
Интересен материал его допроса, потому что ему зачитывали его показания 37-го года и задавали очень жесткие неприятные вопросы. «Вы говорили вот это, свидетель?» На что он часто отвечал примерно так: «Это было давно, и я не очень хорошо это помню». Он не очень хорошо помнил, а людей расстреляли, в том числе, благодаря его показаниям. Или отвечал так: «Раз это здесь записано, значит, наверное, так это и было». А один раз ответил примерно следующее: «Ну, раз их осудили, значит, было за что».
В 1990-м году дочь Анастасии Осинцевой, Нина Васильевна Баронова, обратилась в соответствующие органы с запросом о судьбе своей матери. И ей ответили, вежливо, даже с сочувствием. Пишет ей начальник подразделения УКГБ по Свердловской области Плотников. Вот маленький фрагмент его ответа о судьбе тройки, которая осудила этих людей: «Члены тройки при УНКВД Плоткин Меер Менделевич, бывший начальник УКНВД, Берман Борис Захарович, бывший второй секретарь обкома ВКП(б), Грачёв Алексей Петрович, бывший председатель Свердловского облисполкома, за грубейшие нарушения законности и фальсификацию дел были в 1939-м году осуждены и расстреляны». Но кому же от этого легче…
***
Я рассказываю об этом, чтобы люди помнили. Чтобы каждый себя спросил, познакомившись с этими материалами: а что я знаю о своих предках, как сложилась их судьба в те годы? Как это коснулось нас? Ведь люди не знают, что сегодня архивы открываются. Можно прийти, и в вашем присутствии посмотрят, есть ли сведения в архиве, есть ли дела по вашим предкам, и что нужно для того, чтобы с этими материалами ознакомиться.
Давайте не будем равнодушны, давайте будем проявлять интерес к тому, что происходило с нашими предками, что было в истории нашей семьи. Будем хранить эту память, потому что когда эта память живет в семье, то эта семья живет достойно.
Читайте также:
Если вам нравится наша работа — поддержите нас:
Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)