Ахилла

Из книги Александра Амфитеатрова «Русский поп XVII века. Этюды» (Белград, 1930). Как объясняет сам автор, эта книга — извлечение из его другой книги по бытовой истории XVII века «Соломония Бесноватая».

…В ныне действующем Большом требнике «отчитных» (т. е. для отчитывания бесных предназначаемых) молитв только две: «Боже вечный, избавлей нас от пленения диаволя» и «Услыши ты, Господи, Боже, Спасителю наш! Еже во утеснение душа и духа во унынии зовущих к Тебе да не попустиши нас искуситися паче еже мощи носити». (Молитвы над обуреваемыми от духов нечистых)

Народному воображению мало этих холодноватых молитв, из которых вторая даже как бы затеняет грозную фигуру виновника бесноватости, словно и не очень-то в его бытие и силу веруя. Поэтому особым уважением пользуются и усердно изыскиваются заклинатели, обладающие библиографическою редкостью требника Петра Могилы или, чаще, каким-либо рукописным из него извлечением. Мне никогда не случалось видеть печатный требник Петра Могилы, но тетрадки с заимствованиями из его демонологической части далеко не так редки.

Лет сорок-пятьдесят тому назад подобный полу-требник, полу-гримуар [гримуар — средневековая книга с магическими процедурами для вызова духов] можно было найти, хорошо порывшись в старых сундуках и чуланах, едва ли не в любой захолустной семье духовного происхождения, если только род был не из новых, a мог насчитать предков в XVIII веке («до Платона»), a тем паче — «за царя Петра».

По запрещении знаменитого требника, с истощением его печатных экземпляров, распространение священно-чародейной книги, конечно, ушло в подполье, чтобы продолжаться рукописными копиями, отчасти сокращенными, в извлечении, отчасти, напротив, приукрашенными добавлением самодельных молитв и полуязыческих заговоров. В шестидесятых годах XVII века священник такого захолустья, как Ерогоцкая волость, едва ли мог располагать такою, сравнительно, новостью тогда, как требник Петра Могилы. Но какой-нибудь рукописный требник с «врачевальными молитвами» о. Дмитрий должен был иметь, как и теперь имеют подобные драгоценные тетрадки и берегут их паче зеницы ока специалисты по отчитыванию, не исключая и священников и монахов, дозволяющих себе этот выгодный приработок.

По русским понятиям, «отчитывать» бесноватых в состоянии всякий и всякая — мирской человек, начетчик, монашка, келейница, священник, лишь бы были безупречно благочестивой и — не обязательно, но лучше, если строго трезвой жизни. «Отчитыванье» священником предпочтительно потому, что, кроме чтения псалмов, канонов, Евангелия и особых заклинательных молитв, заимствованных из старых рукописных или церковных, ныне выведенных из употребления, требников, — каковым чтением ограничиваются лица, не имеющие посвящения в иерейский сан, — священник может еще отслужить так называемый «отчетный» молебен, со специальными «молитвами над обуреваемыми от духов нечистых». При незнании специальных бесогонных молитв, отчитывают главами из Евангелия, канонами, псалмами. Из последних в особенности сильными считаются 90-й («Живый в помощи Вышняго, в крове Бога небесного водворится»), спасающий «от страха нощного, от стрелы летящия во дни (зловредного поветрия), от вещи во тме преходящия, от сряща (дурной встречи), и беса полуденного», и 67-й, первый стих которого (Да воскреснет Бог, и расточатся врази его) есть сильнейшее заклинание против всякой нечистой силы.

Молебное воследование Петра Могилы рекомендует заклинателю не приступать к отчитыванию раньше, чем он тщательным диагнозом не убедится, что имеет дело с «бесным», a не страдающим «черною желчью» (меланхолией) или каким-либо иным недугом естественного происхождения. Признаками бесовской одержимости «Воследование» указывает способность больного — «иноязычно глаголати многими словесы, или глаголющего разумети: далече сущая и сокровенная открыти: силы паче возраста или паче естественные меры показати и иная сим подобная, яже многа суть».

Установив факт одержимости, заклинатель допрашивает беса, сидящего в больном, как его имя, один он или имеет товарищей, когда вошел, каким способом, по какой причине и поводу. Отчитывать должно в каком-либо уединенном месте или в церкви, в присутствии только ближайшей родни больного. Все предварительные молитвы, псалмы, эктении и каноны произносятся и поются «тихим гласом и с умилением», a Евангелие читается с возложением рук на болящего. Самые же заклинательные молитвы должно читать коленопреклоненно и «со всяким умилением, аще мощно, со слезами», но содержимые в них угрозы нечистой силе заклинателю предписывается произносить твердым и мощным голосом, a некоторые строки и слова даже «с велиим дерзновением». Смены этой декламации обозначены в тексте точными ремарками.

Вообще, чин отчитывания по требнику Петра Могилы целая мистерия и, притом, составленная весьма искусно и целесообразно, в смысле психологического воздействия на болящего набожного и суеверного. «Психологической очень важной особенностыо этих заклинательных молитв, — говорит д-р Г. Попов, — является то, что каждая из них чередуется с обыкновенной молитвой, где страх и угрозы сменяются тихой мольбой, надеждой и радостью».

Но весь этот чин устрашает беса только в том случае, если заклинатель удовлетворяет весьма высоким нравственным требованиям: искренне и пламенно верует, истинно человеколюбив и доброжелателен к ближнему, не блудник, не пьяница, не грешит гордостью и тщеславием, не гонится за корыстью. Наиболее успешные и прославленные в народе заклинатели никогда не берут никакого вознаграждения за свой молитвенный труд, хотя, конечно, благодарные пациенты стараются выразить им свою признательность какими-либо вещественными подношениями или услугами окольным путем, изобретая для того далекие от дела, но более или менее правдоподобные предлоги. Но нельзя не сказать, что, за исключением шарлатанов, коих, конечно, в этой профессии изрядно много, русские заклинатели настоящие, т. е. действительно одаренные энергией внушения, способного силою веры, горы движущей, торжествовать над ужасом и страданиями суеверных самовнушений, — обыкновенно, и впрямь, бессребреники и бедняки.

По большей части, это люди, отсекшие себя, ради спасения души, от мирских благ. Искать их надо в скиту (валаамский схимник Алексий, старец Зосима, портретно списанный Достоевским с оптинского старца Амвросия), в монастырском затворе, в юродивом странничестве, в боголюбивом пустынножительстве (у верующих старого обряда). Если они остаются в миру, то кормятся исключительно трудами рук своих от какого-нибудь безобидного промысла (никак не кровопролитного и не торгового), дающего им возможность сохраниться от общества в полуотшельничество созерцательной и богомысленной жизни. Особенно излюблено ими пчелинство.

Из белого духовенства известность в качестве бесогонителей приобретают исключительно вдовцы, потому что женатый поп согрешает с попадейкой, a бес тому и рад. Вероятно, на этом же основании в западном славянстве (по Адриатическому поморью) даже православные для заклятия бесов охотнее прибегают к помощи католических безбрачных «фратров», чем своих священников.

Призванный к отчитыванию бесноватого заклинатель обязан подготовиться к предстоящему подвигу молитвою и постом. Старинные русские заклинания нечистой силы подробно и с наивною простотою глубокой веры описаны протопопом Аввакумом, много их практиковавшим. По его словам, бес выходит из-под власти заклинателя, как скоро этот последний не чувствует себя в момент заклинания безупречным от греха, хотя бы и не весьма значительного. В таких случаях заклинателю надо, прежде всего, самому покаяться в сознанном грехе и понести какую-либо эпитимыо. Если он без покаяния подступится к одержимому, то не бесу от него, a ему от беса плохо будет. Рассказывает Аввакум случай из своей практики:

«Да y меня ж был на Москве бешаной, — Филиппом звали, как я и с Сибири выехал. В углу в избе прикован к стене: понеже в нем был бес суров и жесток, бился и дрался, и не смели домашние ладить с ним. Егда же аз грешный и со крестом и с водою прииду, повинен бывает, и яко мертв падает пред крестом, и ничего не смеет делать надо мною. A в дому моем в то время учинилося нестройство: протопопица с домочадицею Фетиниею побранились, — дьявол ссорил не за што. И я пришел; не утерпя, бил их обеих и оскорбил гораздо в печали своей. Да и всегда такой я, окаянной, сердит, дратца лихой. Горе мне за сие: согрешил пред Богом и пред ними. Таже бес в Филиппе вздивьял и начал кричать и вопить и чепь ломать, бесясь. На всех домашних ужас нападе и голка (смятение) бысть велика зело… Аз без исправления приступил к нему, хотя ево укрепить, но бысть не по прежнему.

Ухватил меня и учал бить и драть всяко; яко паучину, терзает меня, a сам говорит: попал ты в руки мне!

Я токмо молитву говорю, да без дел молитва не пользует ничто. Домашние не могут отнять, a я сам отдался. Вижу, что согрешил: пускай меня бьет. Но, — чюден Господь! — бьет, a ничто не болит. Потом бросил меня от себя, a сам говорит: не боюсь я тебя.

Так мне стало горько зело: бес, реку, надо мною волю взял. Полежав маленько, собрался с совестью, вставше, жену свою сыскал и пред нею прощатца стал. A сам ей, кланяяся в землю, говорю: согрешил, Настасья Марковна, прости мя грешного. Она мне также кланяется.

Посем и с Фетиниею тем же подобием прощался.

Также среде горницы лег и велел всякому человеку себя бить, по пяти ударов плетью по окаянной спине: человек было десяток, другой, — и жена, и дети стегали за епитимию. И плачут бедные и бьют, a я говорю: аще меня кто не биет, да не имать со мною части и жребия в будущем веце. И оне нехотя бьют, a я ко всякому удару по молитве Исусовой говорю. Егда же отбили все, и я, встав, прощение пред ними ж сотворил.

Бес же, видев беду неминучую, опять из Филиппа вышел вон. Я Филиппа крестом благословил, и он по-старому хорош стал».

Один из пациентов протопопа Аввакума был наказан бешенством за то, что соблудил с женою в праздник. Служанка его Анна также подверглась мукам от бесов, влюбившись в своего прежнего господина. По Аввакуму, за малейшее нарушение церковных правил, иногда чисто-мелочных внешних предписаний благочестия, за работу в праздник, за лень в молитве и т. д., насылаются на человека бесы. Бесы насылались на самого Аввакума: раз за то, что он променял на лошадь книгу, данную ему Стефаном Вонифатьевым, в другой раз за никониянскую просвиру. (..)

Раз даже человеку столь святой жизни, как протопоп Аввакум, приходилось иной раз биться с бесами, как с собаками, тем труднее было справиться с ними заурядному духовенству. Весьма часто заклинатель, вместо того, чтобы изгнать беса, сам бывал от него обруган и обличен в таких грехах, что — со стыда сгореть.

— Ох, вы, пожиратели! — кричал попам дьявол, бушевавший в Москве у Спаса на Куличках. — Ну, где вам справиться со мною? Сами пьяны, как свиньи, a хотели меня выгнать…

Священный сан нисколько не пугал этого проказливого беса. Побаивался он только одного священника благочестивой жизни, по имени Илариона.

Один из заклинателей, дьякон, уснул. Дьявол же дерзнул поцеловать его в губы и громко воскликнул, обращаясь к самому Илариону: «Я поцеловал в уста дьякона вашего, что на полатях лежит: долгие y него волосы, но студеные губы». — «Как ты смел, окаянный, на это дерзнути?» — спрашивал Иларион. — «А я узнал, что он, не перекрестясь, заснул», — ответствовал дьявол.

Д а и Илариону он мешал молиться, подкатываясь, когда священник клал земные поклоны, ему под ноги в виде серого кота.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: