Ахилла

Стоит он белый, островерхий,

Как сахарная голова.

И мы карабкаемся кверху

И продвигаемся едва.

Дорога кольцами кружится —

За оборотом оборот.

Душе нетерпеливой снится

Уже сияние ворот.

Но свет слепит глаза, но скользко,

Как в гололедицу ногам.

Напрасно мы считаем, сколько

Осталось поворотов нам.

Спиралью всходим мы, но падать,

Но падать камнем будем мы.

Ты слышишь — воронье на падаль

Уже слетается из тьмы?

«Конус»

(Здесь и далее — стихи Софии Парнок)

Она летала почти под самым куполом, и это захватывало дух. Синее бархатное трико обтягивало маленькую стройную фигурку. За плечами трепетали крылышки, отливавшие перламутром, то ли как у бабочки, то ли стрекозьи… впрочем, под определенным углом зрения они могли бы сойти и за крылья птицы. Лицо закрывала серебряная маска, так что сложно было судить о возрасте и цвете волос актрисы.

В чем было дело, и почему именно этот номер так всколыхнул души многих зрителей? Они провожали восторженным взглядом загадочную актрису, совершавшую свой дерзкий полет. Ибо воистину что-то сверхъестественное заключалось в ее игре со стихиями воздуха и огня. В полную темноту погружается арена, и белый свет прожекторов создает световое поле, в котором кружится, держась за невидимую трапецию, Небесная Танцовщица. Но вот внизу, на самой арене, постепенно начинают зажигаться снопы, фонтаны огней, вспыхивая пурпуром и рассыпаясь золотыми искрами. Высокий огонь — холодный и не представляет никакой опасности для гимнастки в синем бархатном трико, скользящей над огненными цветами как бабочка, чьи крылья не боятся пламени. Льется музыка, и удивительный танец женщины-эльфа радует всех любителей этого воздушного зрелища.

Через какое-то время музыка внезапно обрывается, и наступает полная тишина. Актриса медленно парит над холодными огнями, словно прощаясь с ними, а потом вдруг резко взмывает вверх. Тотчас фантасмагорические цветы исчезают, и арену снова окутывает темнота. И тогда в воздушном пространстве внезапно появляется горящее колесо. Шипя и потрескивая, пылают бумага и просмоленная веревка, обмотанные вокруг стальной проволоки. Женщина в синем трико замирает, устремляя взгляд на кольцо. Живой, настоящий огонь… Внезапно под горящим кольцом появляется изогнутая, как полумесяц, трапеция, на которую направлен луч прожектора. Актриса касается чела рукой, и маску ее озаряет яркая рубиновая пятилучевая звезда. Затем она начинает раскачиваться на большой высоте, и белый луч пытается удержать ее в световом поле. В какой-то момент Небесная Танцовщица достигает некой неподвижной части конструкции, резко оттолкнувшись от нее, издает хрипловатый гортанный крик и устремляется в бездну. Она делает сальто в воздухе, разгибаясь в полете, проходит сквозь горящее кольцо и летит дальше, в кромешной тьме, как птица, которую покинули последние силы. Или как Ангел, низвергнутый с небес.

В отчаянном рывке — одна надежда, одно спасение — достичь второй трапеции, той, что ожидала ее под горящим кольцом. Она для актрисы остается невидимой, вот-вот прервется бешеный полет, тело несчастной ударится о землю, и рубиновая звезда погаснет навсегда!.. Но она успевает ухватиться за жердочку эту, ощутив ее в кромешной мгле. Сильнейшее напряжение тонких белых рук — синяя ткань колокола-манжета отвернулась в полете. Необыкновенная, чисто мужская сила ее тренированного тела, уверенность в себе и выверенный до тончайших деталей сценарий этого сложного и опасного трюка.

Загорается свет. Вот она снова скользит по воздуху, одной рукой касаясь перекладины и удерживая шпагат. Посылает в зал воздушные поцелуи. Крылышки ее расправлены, но несколько деформированы, и края их покрыты черной копотью. Еще один-два плавных круга над головами восторженных зрителей. Их дружные вопли и бурные аплодисменты потрясают воздух. Актриса наконец касается стопами арены. Делает несколько легких шагов по направлению к выходу — так, словно не хочет никого видеть. Потом резко оборачивается, посылает последний воздушный поцелуй своим орущим поклонникам и исчезает за тяжелым занавесом.

Вот уже почти три года не сводил с нее глаз молодой мужчина, обычно сидевший в первом ряду. Он случайно попал на новое цирковое шоу, да так и сделался пленником необычного зрелища. Как две капли воды, фигурка танцовщицы напоминала фигуру его жены. Те же плавные покачивания бедер при ходьбе, такие же взмахи-всплески рук. Даже странный крик ее в темноте — и тот по тембру напоминал голос жены. Но последней не хватало лишь одного — того, из-за чего он сходил с ума, пытаясь не пропустить ни одного выступления «Синего бархата»: дерзновенности. Или же — высшей степени страстности, как угодно. Ибо актриса каждый раз легко играла с самой Смертью. И выигрывала. Все происходило на глазах у сотен людей и делало «Синий бархат» своеобразным центром притяжения.

Если б не загадочное цирковое действо, то он, не задумываясь ни о чем, так бы и прожил свои дни с Ирис. Чудесная девушка с чудесным именем. Он женился на ней по любви, и несколько лет их совместной жизни прошли мирно и спокойно. «Миленькая», как говорят в подобных случаях, жена его никогда не сердилась, неизменно была весела и жизнерадостна, во всем согласна с мнением мужа, не портилось ее настроение. Вечерние выступления «Синего бархата» шли не столь уж часто, и ему легко удавалось скрыть свою привязанность к игре актрисы. Свое отсутствие в те редкие вечера он как-то объяснял то поздними деловыми контактами по работе, то желанием посетить бильярдную… в общем, не составило труда сочинить в свое оправдание любую небылицу, ибо жена спокойно кивала головой и, доверяя мужу, обычно не задавала никаких дополнительных вопросов.

Он все-таки не смог добиться личного знакомства с таинственной артисткой. Неизменно отказывала она поклонникам, какие бы усилия они к тому ни прилагали. С трудом, за очень большие деньги ему удалось заполучить фотографию Небесной Танцовщицы: в полный рост, в синем ее костюме и тонкой серебряной маске. Он берег этот снимок от жены, пряча его в разных местах дома. И все же тайное всегда становится явным: однажды Ирис нашла заветную фотографию. Долго-долго смотрела она на фото актрисы. Потом перевела взгляд на мужа. Тот в смущении покраснел и стал нервно перебирать руками край скатерти, пряча глаза от всевидящего ока жены. Ирис задумчиво усмехнулась и подошла к зеркалу, вперив долгий взгляд в свое отражение. Приняла несколько театральную позу, подражая актрисе. Резко повернулась к мужу. И вот тогда произошло нечто удивительное или странное, как угодно.

Ирис расхохоталась. Смеялась долго, до слез. Потом она изогнула тонкую ручку, растопырила пальцы. Затем легко села на шпагат, тут же снова встала на ноги, выкрикнула «ап!» и, сделав на мягком ковре кувырок, вытянулась в стойку на руках и замерла так до того мгновения, пока шпильки, выскользнув из ее волос, убранных в пучок, не стали падать, и темная, почти черная волна коснулась пола. Она легко вышла из стойки. Тряхнула головой, откидывая длинные прямые пряди с лица.

— Ну и что? — спросила Ирис. Дыхание ее было ровным и спокойным, как будто не делала она только что акробатических номеров. Что возможно лишь при высокой тренированности тела, привычке к постоянным нагрузкам, регулирующим дыхание! Иными словами…

— П о н я л? — хриплым шепотом спросила темноволосая Ирис.

***

— Никого и никогда она не принимает! — ответствовал голос.

— Скажи ей одно слово, болван! — крикнула она в досаде. — Нет, нет, не болван, хороший, хороший! На вот тебе, хватит, небось?

Тонкая изящная рука протянула охраннику купюру. Нежный голос прошептал:

— «Ирис ждет!» Скажи ей это… Только-то и всего!

Мужчина в черном, взяв деньги, ухмыльнулся, повторив, мол, «никогда и никого…»

— Я жду здесь, — властно перебила его пришедшая.

Ровно через десять минут обе женщины, полуобнявшись, уже покидали здание.

— Как же ты меня нашла? — удивлялась знаменитая актриса. — Впрочем, как ты сама нашлась? После стольких лет…

Ирис молчала. Водитель распахнул двери, и подруги разместились на заднем сидении.

— К тебе? — шепотом спросила актриса.

— По-прежнему ненавидишь гостиницы?

Актриса кивнула головой. Ехать было недалеко. Они велели шоферу дожидаться, а охранника отпустили восвояси.

— И все-таки, как ты меня нашла? — повторила Небесная Танцовщица, когда они вошли в дом.

Ирис не торопилась с ответом. Взяла в руки ладонь актрисы.

— Такие же мозоли…

— Они всегда у нашего брата…

— Сестры, — тихо поправила ее Ирис. — Видишь ли, я очень тосковала по тебе.

— А что же муж? У тебя ведь есть муж…

Девушка хотела ответить, мол, вот именно, в этом-то и вся проблема. Сказать правду: «Мой муж увлечен тобою»? Но она сдержалась и по-иному повела игру.

— Я все еще не могу забыть тебя, — обронила Ирис, глядя в сторону. Ее собеседница задумчиво молчала. Тусклый свет верхней лампы создавал иллюзию: реальными казались лишь потолок и часть стены; стоявшие же внизу, в полумраке, высокие напольные вазы с темно-бордовыми и ярко-красными осенними цветами смотрелись как флуоресцентные акварельные картинки, исполненные наспех. Ирис устремила взгляд на один из таких букетов. Кроваво-алое пятно издавало резкий хризантемный аромат.

— Чего-то тебе и сейчас не хватает, не так ли? — наконец ответила актриса с легкой иронией. — Муж что, недооценивает твою чувственность?

— Скорее, наоборот, — пытаясь быть скромной, ответствовала Ирис.

— Тогда лучше забыть прошлое! Неужели нет никого другого, кроме меня?

Невыразимая печаль, ранее не знакомая Ирис, звучала в голосе знаменитой актрисы. Девушка внезапно притянула ее к себе. Обняла за плечи.

— Скажи, — спросила актриса с тоской в голосе, — скажи, куда ты исчезла после того, как произошло несчастье?

— Так ты хотела, чтобы я была рядом? А мне сказали, что ты никого не желаешь видеть!

— «Не желаешь видеть…» Это сильно звучит!

— Полиция не нашла тех негодяев? — торопливо задала вопрос Ирис.

— Нет. Сказали, кто-то из своих. Предположительно, двое. Мужчина и женщина. Не знаю, почему они так решили. Ведь не нашли никого, не смогли узнать. Канат был наполовину перерезан, да так незаметно! А с лонжей я редко работаю, ты знаешь.

— Прости! Мне ведь сказали, что ты…

— Что я умираю? Да, это было так. Боль не прекращалась ни на минуту после падения. Особенно голова…

Ирис сочувственно вздохнула, потом протянула руку и стала гладить подругу по голове, как маленького ребенка. Та вдруг всхлипнула, правда, очень быстро привела в порядок свои чувства.

— Везде предатели, — прошептала она. — Как змеи вокруг ног… Почему ты не приходила? Или я тебе такой уже была не нужна?

— Какой — такой? — дрожащим от волнения голосом спросила Ирис.

— А вот какой.

Актриса сняла темные очки и повернула голову в сторону света. Ирис, глянув на нее, вдруг в ужасе отшатнулась.

— Ты… — выдохнула она, — ты что, с л е п а я?

— Почти, — печально ответила Небесная Танцовщица. — Вижу только свет и тьму. Но мне и этого хватает.

— Боже мой… — Ирис театрально закрыла руками лицо.

— Мы всегда выступали вместе. Всегда были вместе, как одно целое. Как две стороны одной луны. Но Густав, он почему-то решил, что номер должен быть сольным. И предложил его мне…

— Удвоив гонорар, — бесстрастно закончила фразу Ирис.

— Ты из-за этого ушла? У тебя ведь был и свой собственный номер, с шарами и колесами…

— Да ну, что ты! — повела плечами хозяйка дома. — Просто надоело. Бессмысленный риск!

— Ты права, конечно. А я, я ведь отказалась тогда. Сказала, что без тебя не буду.

— Н-ну?

— Он распсиховался. Все срывалось! Эти полеты с огнями… Предложил репетицию, всего одну.

— Чтобы оценить твои, так сказать, возможности?

— Вот именно. Там-то все и произошло. Я ничего не помнила после падения. Просто выживала, как могла.

— Как же ты тогда вернулась на сцену?!

— О, это долгая история. Сначала я возненавидела весь мир. Мир предателей и подлецов. И я поняла, что должна сказать им о своей ненависти. Должна быть выше них. И ближе к Богу… Долгими, долгими днями и ночами я училась видеть. Не так, как они. Не глазами. Училась видеть пространство объемно: затылком, спиной… кожей. Нет, даже на каком-то клеточном уровне! Оценивать расстояние до миллиметра. И еще: чувствовать тепло и холод.

— Это — как?

— Это из будущего. Если, к примеру, я иду и должна сейчас удариться по ходу о шкаф или провалиться в яму, или любая иная неприятность грядет — я чувствую холодные, мертвенные импульсы. Время грядущей смерти или боли. Начинаю искать другие варианты будущего, другие направления, где тепло, где жизненная сила. Вот так я и научилась сначала ходить по комнате, потом вышла на улицу.

— Но… сцена? Это же невозможно!

— Возможно все. Я на последние деньги сделала операцию. Доктора сказали, что ничего не гарантируют. Но я смогла видеть, хоть и смутно; различать темноту и свет — вот что явилось главным.

— Вроде как ты мистиком стала, — не без уважения отметила Ирис.

— Мистиком? Возможно, если это так называется. Зато ты можешь читать, смотреть на картины, на цветы… А у меня одни цветы — огненные! Других не вижу.

— Господи, бедное дитя! — выдохнула бывшая подруга. — Но хоть признайся, ты ведь не одна?

Актриса вздрогнула.

— Зачем это тебе?

— Да так, — пожала плечами Ирис. — Просто, если он тебя любит…

— Он… — Небесная Танцовщица брезгливо скривила губы. — Каждый раз, когда мне представляется такая возможность — быть с кем-то — я думаю: а вдруг это именно он и перерезал веревку. О, Ирис, я никому не доверяю. Уже неисправимо.

— Даже мне? — вкрадчиво спросила хозяйка дома.

— Ты… Нет, ты не могла! Ведь ты была мне как сестра!

— Даже больше, — тихо добавила Ирис, проводя рукой по лицу слепой актрисы. — Ты плачешь?

— Меня кто-то убил, — произнесла она. — Но за что? Неужели из-за каких-то паршивых денег?

— Так ты одержима жаждой мести?

— Да. Я бросила вызов этому грешному миру. Вознеслась над ним. Каждый раз, когда я лечу в полной темноте сквозь огненное кольцо, они восхищаются моей работой!

— Твой номер неповторим, — загадочно улыбаясь, прошептала Ирис.

— Я хочу, чтобы тот, кто тогда меня убивал, чтобы он понял: у меня все еще есть крылья. А у него — нет. И никогда не будет. Он никогда не достигнет мастерства, высшего на свете мастерства, перед которым вы склоняете головы. И навсегда останется только частью некой серой массы, лежащей у моих ног. Вот и все.

«В этом — твоя роковая ошибка», — подумала Ирис про себя. Вслух же сказала:

— Да, нигде и никогда не найдется больше ни такой талантливой актрисы, ни такого замечательного номера. И я рада, что мы когда-то работали вместе!

Она вдруг обняла «Синий бархат» за плечи.

— Я никогда не забывала о тебе! Люблю по-прежнему. Затем и позвала.

Под вечер, часа за полтора до прихода мужа, Ирис рассталась со своей старой подругой. Пообещала встретиться в ближайшие дни и попросила об одолжении: оставить ей ненадолго бархатный костюм и серебряную маску.

— Зачем? — удивилась та.

— Я буду чувствовать, что ты рядом.

***

Улица была пустынна. Затем пронесся автомобиль, нагруженный подвыпившими юнцами. Потом с громким мявом из подворотни выскочила кошка, преследуемая двумя не менее истошно орущими котами. Но вскоре наступила тишина. Звезды на вечернем небосводе казались гораздо более яркими, чем уличные фонари. И не сразу заметным стал силуэт одинокого мужчины, нервно мнущего газету, — вещь, совершенно не нужную в этом полумраке.

Его окликнули по имени. Изящная фигурка молодой женщины в длинном белом плаще, с распущенными по плечам черными волосами внезапно появилась из-за угла.

— Здесь поговорим?

Он оглянулся. Вроде, все тихо. Никого рядом.

— Да, это лучше, чем идти в кафе.

— Присядем на скамейку!

Мужчина утвердительно кивнул головой. Они двинулись вперед, причем юная особа шла спокойно, как человек, уверенный в себе, мужчина же постоянно оглядывался; похоже было, что он чего-то опасается. Наконец парочка нашла уединенную садовую скамейку.

— Дай сюда!

Девушка забрала у мужчины его газету, расстелила ее, положила сверху пустой полиэтиленовый пакет и села на скамью, теперь уже не опасаясь замарать светлую одежду. Мужчина же просто плюхнулся рядом, забыв провести рукой по шершавым дощечкам. Они, как выяснилось вскоре, оказались немного влажными… но его, похоже, не

волновал дискомфорт, все внимание этого человека было устремлено на собеседницу. А точнее, на то, что она собиралась сказать.

— Ты по-прежнему в форме?

Мужчина покраснел, застигнутый врасплох нескромным вопросом. Но было темно, и лишь по неровному дыханию она поняла, что ее собеседник находится в явном смущении.

— Я не о том. То меня не волнует.

— А… тогда? — не зная, как завершить фразу, выдавил он из себя.

— Руки не дрожат? Голова ясная? Глаза не подводят? Когда-то у тебя было орлиное зрение, как я помню!

Слова льстили ему, но во всем ее рассуждении чувствовался подвох.

— Ты слыл единственным мастером своего дела, не так ли?

Надо было обрадоваться комплименту, но мужчина не терял бдительности. Поняла это и девушка. Резко изменив тактику, она раскрыла сумочку и вытащила пачку легких сигарет. Одну протянула мужчине.

— Я курю покрепче, — сказал он.

— А что еще ты можешь делать покрепче, или покруче? Да ладно, не сердись! Я ведь знаю, что ты неповторим. И заслуживаешь особого внимания, даже почитания. Но вот одна неудача была в твоей жизни. Сила, мощь, ум, обаяние, мастерство, наконец, — все это было отвергнуто некой фигляркой… клоунессой!

— Акробаткой, — задумчиво поправил ее мужчина. — И актрисой.

— И мистиком. Чего уж, договаривай! Наверно, более сильным, более значимым, чем ты?

— Она меня не любила…

— «Не любила?» Ну и глупец же ты!

Девушка сильно затянулась и выпустила через ноздри длинную струйку дыма.

— Она тебя презирала, как и всех нас. Мы — лишь плевки подле ее царственных ножек. Она считает себя первой и единственной и не снизойдет до тебя лишь потому, что ты олух и ничего «этакого» не умеешь.

— У каждого — своя слабость, — неуверенно возразил он.

— Ты ей простишь? — нетерпеливо перебила девушка. — Простишь, что она не хочет любить никого, потому что она сама непревзойденная, талантливая, гениальная, ну как ей с серостью-то на одной ступеньке стоять!

Мужчина вспыхнул от негодования.

— Ты уверена, что все так и есть?

— Она сама мне говорила, и не раз. Мы подруги, как-никак! И о тебе тоже говорила. Что ты чувствуешь хорошо, но делаешь так себе, не на уровне…

— Это вранье! — запальчиво воскликнул мужчина. — Помнишь, как я стрелял…

— Да-да, в башенные часы, тонкой, почти невидимой стрелой. Да еще в полумраке — таком, как этот. И они остановились, а потом пошли в обратную сторону, а все смотрели, и никто не мог понять, в чем дело.

— Больше ничего не припомнишь?

— Как однажды ты разбил фару у скоростной машины? Рубиновый огонь погас… она летела на предельной скорости, в полной темноте, по пустынной трассе…

— Я, в общем-то, поступил очень скверно тогда. Но только ради опыта! Я понял, что могу чувствовать пространство вслепую, могу пускать стрелу, не думая, как она полетит, а лишь зная, где цель. Я развивал в себе эту особую чувственность!

— Ну и скольким же людям помогла она, эта твоя сверхчувственность, отправиться на тот свет?.. О, прости, я хотела сказать — искусство. Искусство стрелять без промаха.

— Я не стал наемным убийцей, — тихо прошептал мужчина. — Хоть и мог бы, но не стал.

— Жаль людишек? Или не любишь получать хорошие денежки за свою работу?

— Послушай, зачем ты меня терзаешь? Я простой стрелок, бывший спортсмен, и если сам конструирую оружие и стрелы к нему делаю, то только ради своего удовольствия, вот и все!

— Резиновая кукла летит сквозь огненное кольцо, дурень ты этакий! Потому-то и полная темнота. Ты что, не понял сути трюка?

— Н-ну, а?..

— Куклу быстренько так убирают, уносят за кулисы. Трапецию опускают вниз — они просто меняются местами, вот и все. Эх ты, простачок!

— Нет, погоди, а как же… как же звезда, она ведь горит на протяжении всего полета!

— Наивный ты все-таки человек! За долю секунды один огонь гаснет, другой зажигается. Через кольцо летит кукла-робот. Ты бы и не заметил подмены, не догадался бы ни о чем. Когда-то этот номер предлагали именно мне, но я, знаешь ли, брезглива. Презираю шарлатанство. Как помнишь, я и ушла. А она — она согласилась, ради хороших денежек и не менее хорошей славы. Этакое шоу!

— Ты… уверена?

Глаза мужчины расширились.

— Гос-споди, — прохрипел он наконец.

— И это то, что ты так «любил»? Признайся, обидно ведь — да еще и отвергла. Как будто королева!

— Кук-ла… — продолжал мужчина. — Через кольцо летит…

— Мертвая кукла, — спокойно довершила фразу девушка. — Вот тебе и вся «мистика».

— Дай закурить!

Девушка сжала его пальцы, пытаясь унять дрожь.

— Что ты намерен делать? — полушепотом спросила она. — С такими-то трясущимися руками…

— А-что-ты-мне-посоветуешь? — произнес стрелок неожиданно спокойным голосом.

Она не отвечала. Пауза затянулась на долгое время, время раздумий. Ибо они поняли друг друга без слов и только не хотели высказать вслух того, о чем уже договорились в глубине души.

— А ты все-таки уверена, что это кукла?

Юная особа похлопала его по колену, снова заставив слегка смутиться.

— После падения она ослепла. Почти ослепла. И погрязла в своей гордыне — пудрит людям мозги, а сама лишь порхает над цветочками… Прошлого-то не вернешь! Да не жалей ты ее! Будь сильнее и трезво смотри на жизнь.

Тяжело вздохнул стрелок, вспомнив что-то, видимо, дорогое для него.

— Но ей-то каково будет, когда мы раскроем обман?

— А не надо обманывать, никто за хвост не тянул, — спокойно ответила она. — Так ты понял, что надо сделать?

Мужчина кивнул.

— В тот самый миг, когда она пройдет сквозь кольцо, кукла, разумеется, ты поразишь ее, попадешь своей невидимой стрелой прямо в горящую звезду. Та погаснет, и кукла свалится на арену. Вся электроника полетит к чертям! А когда зажжется свет, опозоренная фиглярка будет стоять рядом со своим резиновым двойником. Куда ей деться-то! Ну, может быть, не резиновым, я толком не знаю, из чего ее слепили. Вот и все, собственно говоря.

— А ты все-таки уверена… — еще раз тоскливо пробормотал он.

Девушку стало раздражать его колебание, и она ответила:

— Теперь уже нет. В тебе не уверена. Так думаю, вряд ли попадешь. Не под силу простым смертным такой выстрел. Пусть торжествует зло и обман! Ладно, считай, что мы ни о чем не говорили.

Она поднялась со скамейки и, не прощаясь, зашагала прочь. Белый плащ постепенно растворялся в ночной мгле.

— Постой!

Арбалетчик догнал ее и схватил за рукав.

— Ты говоришь правду.

Она повернула голову и сделала удивленное лицо.

— Неужели?

— Да. Все будет так, как ты хочешь. Это справедливо! Я смогу. Запомни: смогу.

— Твое искусство — за пределами возможного, — ласково прошептало юное создание. — Что ты и докажешь… если докажешь. А теперь — прощай!

Парочка рассталась. Говорившие быстро разошлись в разные стороны, словно канули в небытие. Словно и не было этого ночного разговора. Но роковые последствия его уже начинали неотвратимо влиять на весь ход грядущих событий.

***

Разодранное в клочья небо

И эта взвихренная тьма…

И это небо — тоже немо,

И все вокруг сошло с ума!

Не надвигайтесь, злые тени,

Отхлынь, ужасное смятенье!..

В последний раз кричу, шепчу:

Поймите…

— Как в этих стихах… Подруга, милая подруга! Мне кажется, я все сказала, но больше никогда…

— Что — никогда? — вкрадчиво спросила Ирис.

Они прогуливались по набережной. Чайки кричали, то взмывая вверх, то бросаясь к воде за крошками снеди: какая-то бедно одетая старая женщина кормила птиц хлебными корками.

— Никогда не забуду тебя, и никогда мы больше не свидимся.

— Почему так?

— Хочу уехать. Уехать далеко. Туда, где много солнца, где вода… блики на воде, белый песок. Там чуть больше света для меня! А здесь так темно, и холодно, и… мертвенно как-то.

— Предчувствия? Хм… Меланхолическое настроение тебе не свойственно… по крайней мере, раньше не было свойственно, — Ирис вздохнула. — Но, впрочем, ты права. Пора на отдых. Хватит играть со Смертью! Рано или поздно приходится уходить со сцены, снова сливаясь с толпой, становясь ее частичкой. Но теперь уже навсегда. И иной талантливый артист займет твой место… Наверно, из-за этого-то тебе и грустно?

Небесная Танцовщица замедлила шаг. Рука ее, держащая Ирис под локоть, вздрогнула.

— До сих пор я думала, что ты меня понимаешь, как никто другой!

— Ты об одиночестве?

— Именно. Я не смогу быть ни частью их, ни слиться с ними, или еще как это называется.

— Из-за своей… я не хочу тебя обидеть — из-за глаз?

Девушка коснулась рукой черных очков подруги. Та слегка побледнела и отстранилась от своей спутницы. Тихо прошептала:

— Из-за предательства… Мое одиночество — из-за чьего-то предательства. Сливаясь с толпой людей, я сливаюсь и с этим иудой. Что недопустимо.

— Потому, что ты не простила, так?

— Потому, что он не раскаялся. А я не ищу единения со злом. С такой формой зла, которой нет оправдания.

— А что бы ты сделала, узнав правду? Убила бы виновного? О, прости, я никогда не страдала так, как ты, и не имею права рассуждать…

Слепая актриса вдруг резко схватила Ирис за рукав. Тонкие пальцы обвили запястье девушки и с нечеловеческой силой сжали его.

— Что-бы-ни-было, — медленно отчеканила актриса, — что бы ни случилось, понимаешь? — я больше никогда не сорвусь на землю. Запомни: н и к о г д а.

— Твой Бог не позволит?

Актриса не почувствовала иронии, приняв слова подруги как должное. И со всей правотою пророка, докричавшегося в своей непрестанной исступленной молитве до Небес, она вдруг успокоилась, словно воды протеста и негодования раз и навсегда покинули ее мятущуюся душу.

— Да.

Чайки летали над водой, крича в негодовании: старушка-нищенка ушла, а стая голодных птиц, разрастаясь, громким криком возвещала пространству о своей нужде.

***

— Ты приходи часам к восьми. Знаешь… я ведь до сих пор не уверена, а вдруг ты меня презираешь за лицедейство?

— Почему ты никогда не говорила? — хрипло прошептал муж.

— Да ну, что ты! Разве это существенно? И вообще… Лицедеев обычно презирают. Но ты ведь тайно, тайно хотел наслаждаться, а явь тебе ни к чему. Впрочем, явь, навь, правь… Дорогой! Я ведь не знала, не догадывалась о твоей страсти к этой… женщине! — Ирис рассмеялась. — О нет, нет, не бойся, я ничем тебя не унижу, да и знаешь, я совершенно не в обиде, ведь чувственный мир всегда непредсказуем!

— Расскажи, что знаешь, — тихо попросил муж, ставший совершенно покорным: жена — загадка, лишь познав такую утонченность, он дерзнул возжелать недосягаемой цели и полюбил Небесную Танцовщицу. А теперь вот, с ума сойти можно, что же происходит, что за тайну откроет ему жена?

— Когда-то нас было двое, — тихо и задумчиво начала она. — Мы были очень похожи и всегда выступали вместе. Тренировались с самого детства. Там беспощадная муштра, хуже, чем у солдат. Ни грамма лишнего не съесть, и все время думай, как выполнить это проклятое сальто, не задев рукой или ногой кольца! Ни поскользнуться, ни отвлечь свои мысли от работы ты не имеешь права ни на секунду. Адова работа, в общем. Синяки, ушибы, травмы. Мозоли кровавые на руках… Но потом набираешься опыта. И становишься уже чем-то иным — вроде механизма, который слушается, знает все отработанное.

— Как металл, который вспоминает прежнюю форму?

— И возвращается в исходное состояние, как бы его ни гнули. Дорогой, послушай! Мне уже не нужны были эти сумасшедшие тренировки. Знание пребывало во мне, стало частью меня. Я просто выходила на сцену, когда было нужно, и все.

— Но я не понимаю, кто же тогда…

Юная женщина приложила ладонь к губам мужа.

— Дослушай до конца. Моя напарница несколько лет тому назад погибла. Сорвалась, страховку забыла прикрепить. Понимаешь, номер уже объявлен, я ушла от них — встретив тебя, между прочим! И вот тогда мне предложили, валялись у меня в ногах… Да, я согласилась выступать. Выручила их всех. Но как сказала бы об этом тебе? А вдруг ты расторг бы наш брак? Жена — лицедейка, крутится в одном трико вниз головой… Вот, смотри, вот моя шкура!

Ирис вытащила из шкафа синий бархатный костюм и серебряную маску.

— Теперь, когда я разоблачена, скажи, что ты намереваешься делать? О, я понимаю, с фигляркой из цирка мог бы быть только легкий роман. Но я-то, я — жена!

Она стянула с себя платье и облачилась в костюм Небесной Танцовщицы. Присела, полусогнув ноги. Правая рука ее поднялась наверх, левая была опущена книзу.

— Тебе не хватает крыльев, — улыбнулся сквозь слезы умиления муж. Для него все так чудесно, невероятно хорошо и светло закончилось! Но Ирис по-иному восприняла слова супруга. Лицо, побледневшее от внезапно нахлынувшей злобы, оставалось полуприкрытым серебряной маской.

— Завтра в восемь, — жестко произнесла она, чувствуя свою власть над мужем. — И не раньше. Я так хочу… — добавила она, снимая с головы цирковой атрибут и растягивая губы в улыбке.

***

Ночь прошла скверно. Под утро, правда, ему удалось задремать. Мелькали какие-то странные образы, в основном, в сине-багровых тонах. Потом был провал, он словно погрузился в черное бездонное озеро и явно ощутил его тяжелые холодные воды. Впрочем, кошмар вскоре оставил сновидца, а солнышко за окном сияло так ярко, и птичка, нахально севшая на краешек карниза, так громко и задорно чирикала, — в общем, дурное предчувствие постепенно сошло на нет. Погода меняется. Бывает.

Захотелось выпить чего-нибудь для бодрости, но он не позволил себе поддаться слабости, отложив это дело на поздний вечер. Днем бесцельно гулял по городу. Почему-то вспоминались странные стихи. Она очень любила эти строчки и часто повторяла их:

«Вот так она придет за мной, —

Не музыкой, не ароматом,

Не демоном темнокрылатым,

Не вдохновенной тишиной, —

А просто пес завоет, или

Взовьется взвизг автомобиля

И крыса прошмыгнет в нору.

Вот так! Не добрая, не злая,

Под эту музыку жила я,

Под эту музыку умру».

Стихи снова навеяли тревогу. Он подошел к пивному ларьку и спросил кружку дешевого пива. Оно оказалось отвратительным (вкус распадался на горечь и ржавчину). Впрочем, легкий хмель очень скоро выветрился, не оставив и следа. Он взял себя в руки наконец. Обрел желанную уверенность.

Ровно в шесть часов вечера элегантно одетый молодой человек уже сидел во втором ряду, небрежно поигрывая двумя агатовыми шариками, лежавшими у него на ладони. У ног человека стоял небольшой кейс, невесть зачем взятый на цирковое представление. Но можно было предположить, что он приехал в цирк прямо с работы, захватив с собою (а куда их девать!) необходимые бумаги. Во всяком случае, никакого подозрения данный предмет ни у кого не вызывал.

Клоуны, медведи, велосипедисты, жонглеры, канатоходцы… Наконец, долгожданный антракт. Затем люди снова расселись по своим местам и стали ждать представления. Того, ради которого они сюда и пришли. Несколько минут напряженного молчания. Нетерпеливое постукивание каблуками об пол. Дважды свистнул кто-то. Наконец Небесная Танцовщица вышла на арену.

Стрелок вновь зачарованно смотрел на действо. Какая уверенность в себе, какая сила таилась в этом хрупком существе! О, как хотелось подойти к ней, вымолить хоть одну каплю благосклонности! Отвержен он был давно, но годы разлуки не сделали ее чужой. Да, он легко простил бы любое увлечение. Простил — даже если б она стала его женой. Но трюкачества, этой вульгарной киношной дешевки, этого… «Кук-ла…» — снова прошептал он. Не хватало слов.

Человек-паук ходит по стенам, летает с невероятной скоростью в небоскребных ущельях. Девушка в черных очках легонько так справляется с десятками мускулистых солдат и играючи перепрыгивает с крыши на крышу. А проходимец с зеленой физиономией летает на табуретке под облаками… Компьютерные трюки! Ну, вытащи всех этих зеленорожих и красноштанных супергероев, заставь их повторить свои фокусы честно, вживую, вот в этой вот реальности! Один испугается высоты и сорвется со стены — эй, где же твои лапы-присоски? Тьфу! А та девица, прыгнет ли она вот так запросто с крыши небоскреба в бездну? Или лужу пустит, как только подведут ее к краю самой настоящей пропасти?

Мастерство исчезает. Настоящее мастерство уходит в небытие. Мы спим с открытыми веками. О, как здорово придумано — и никакого риска для жизни! «Во время съемок ни одно животное не пострадало»… Мастера вымирают, как мамонты, не выдерживая изменения климата и натиска адаптированных карликов. Настоящие мастера, непрестанным трудом и несокрушимой волей оправдавшие свой бессмертный триумф. Мастера-мистики… Скоро уже никому не припомнятся их имена.

В какой-то момент он прервал поток гневных мыслей и посмотрел в полутемный зал. Во втором ряду справа от него сидела стройная красавица в белом плаще. Темные волосы ее были убраны в высокую прическу, голову прикрывал легкий модный платок. Красавица, словно почувствовав на себе взор, повернула голову в сторону стрелка. Узнала его, разглядев в полумраке знакомые черты. Загадочно улыбнулась. Он кивнул в ответ, и твердость, и решимость его взора обрадовали юную особу. Она надела затемненные очки и вновь стала смотреть на горящие огни арены.

И вот кульминация. Небесная Танцовщица, выпрямившись на трапеции, слегка касается рукою лба. Тотчас на серебряной маске загорается алая пятилучевая звезда. Дробный бой барабанов. Она раскачивается на предельной высоте, дабы рассчитать траекторию полета. Почти под самым куполом актриса бросает трапецию и летит в бездну. Двойное сальто. Затем тело снова обретает форму летящей стрелы, почти вертикально проходя сквозь горящее кольцо. Затем… О, никто не может понять, куда подевалась Небесная Танцовщица?

Алая звезда почему-то погасла. Огонь шипит и потрескивает, и, кроме светового кольца — полная темнота. Может быть, она упала и разбилась? Но ведь не было звука падающего тела, а значит, происходит что-то пугающе непонятное!

Дали свет наконец. Она висела на нижней трапеции, уцепившись за нее ногами, согнутыми в коленях. Бессильно свисающие руки плавно покачивались в воздухе. Она должна была усесться на трапецию и поднять правую руку в приветствии! Но Небесная Танцовщица почему-то не меняла своей странной позы, и это снова стало настораживать зрителей. Тогда трапецию осторожно опустили вниз. Согнутые, словно сведенные судорогой ноги актрисы наконец-то распрямились. Она лежала вытянувшись, не шевелясь, и рубиновая звезда не горела на ее челе. Раздался визг и свист в зале, и тогда снова наступила темнота.

Девушка в белом плаще метнулась из зала за кулисы. Там стоял пожилой мужчина, одетый в темно-бордовый костюм, и бормотал что-то бессвязное, охватив руками голову. Увидев юную особу, он встрепенулся, узнал ее и протянул руку.

— Сейчас не время обниматься, Густав! — резко сказала она. — Надо спасать ситуацию.

— Но как, Боже мой? — простонал человек в бордовой одежде.

Вместо ответа девушка сбросила плащ, так что стало заметно ее облачение: синий бархатный костюм, наподобие того, что носила Небесная Танцовщица.

— Подай мне ее маску! — властно потребовала девушка.

— Нам не снять, — удрученно произнес кто-то. — Она словно прилипла…

— Ну и не надо тогда! Пусть они наконец-то увидят человеческое лицо!

— Спасай номер! — прохрипел мужчина. — Ради Бога, помоги нам!

— Я для этого и пришла сюда, между прочим! — гордо ответила девушка. — Кажется, уже сказала… Кстати! Пока я вас тут всех буду выручать, вы позаботьтесь о моей подруге! Дайте ей лекарство, уложите на скамейку, вызовите врача, в общем, не стойте с глупыми рожами, а делайте что-нибудь! А ты, — добавила она, обращаясь к Густаву, — скажешь им кое-что…

И она наклонилась к его уху и прошептала несколько фраз. Он ошарашенно посмотрел ей в лицо.

— Как же я посмею без…

— Выбирай. Или ты согласен, или я уйду.

— Да, — коротко вздохнул человек, — я понимаю, тебя беспокоит…

— Ее здоровье. Выступать ей больше нельзя.

— Да, — повторил Густав, печально опустив голову.

— Я делаю это ради нее. Понимаешь? Уходить надо красиво. И пусть никто ни о чем не догадывается!

Хлопнув Густава по плечу, девушка вбежала в световое поле арены. «О, все в порядке со мной!» Сделала колесо. Подняла руку в приветствии. «Я просто поиграла с вами!» Взялась левой рекой за трапецию и тотчас взмыла вверх. Воздушный поцелуй. «Теперь вы видите мое лицо! О, вон там сидит высокий молодой человек, тот, что пришел так поздно на представление. Он смотрит на меня в восхищении. Да, это я. Без маски! Сняла ее, потому что надоело быть тайной. Я молодая и красивая. Но это все вы созерцаете в последний раз! Больше не будет никаких полетов, никаких прыжков. Я ухожу со сцены, исчезаю, растворяюсь. В вас, дорогие мои, в недра вашей сути уходит навсегда Небесная Танцовщица. Она отныне станет лишь малой частичкой толпы, но, как причастие, облагородит и возвысит ее. Так что и не знаю, что сказать напоследок: то ли «прощайте», а то ли, наоборот, «здравствуйте»!

Истошно закричал вдруг какой-то экзальтированный зритель. Он махал руками и выкрикивал малопонятные слова, одно же из них, слово «убийца», повторялось чаще прочих. Как выяснилось позже, у очередного поклонника, точнее скажем — фаната великой актрисы — произошел нервный припадок. Еще бы: ведь она уходила навсегда!

В клинике, куда пришлось его доставить, молодой мужчина бормотал что-то о падшем ангеле, о рубиновой звезде, которая погасла, и всякую подобную белиберду. Иногда же поглядывал на свои руки, горестно покачивая головой, и плакал. «Помешательства на религиозной почве, равно как и другие умопомрачения, поддаются контролю, — не без сарказма заметил доктор. — Таблетки, уколы… Да и пил бы поменьше, поросенок этакий, может, дело и не дошло бы до такого срыва! Бездельники богатые, чем только не маются…»

А она лежала неподвижно на пыльном ковре, и тело медленно остывало, и скрюченные кисти рук ее становились холодными как мрамор. Крылья, прикрепленные к костюму, были сильно деформированы — ее просто волокли за ноги, поспешно удаляя с арены, дабы никто ничего не заметил, ни о чем бы не догадался. Серебряную маску никоим образом не удавалось снять, словно срослась она с лицом Небесной Танцовщицы, словно маска эта стала неотъемлемой частью ее мертвого тела.

Так что же произошло? Что случилось после того, как невидимая стрела впилась в рубиновую звезду и пронзила голову летящей актрисы? Нечто иррациональное — чудо, например? Вполне возможно… Но ведь она сама отыскала трапецию, а значит, вмешалась память тренированного тела — вне рассудка, вне жестких правил жизни и смерти?

Тайна, ведомая одному лишь Мастеру, на то он и Мастер…

Довольно размышлений! Ее погребли тайно, с закрытым маской лицом. Так и ушла в небытие великая актриса, тихо и незаметно. А действительно, к чему скандалы, разоблачения, двойники там всякие? Грубая и вульгарная форма.

Так что — то-то!

Но — крылья…

(Печаталось в сборнике новелл: Елена Суланга «Кружка чая с бергамотом», 2011)

Художник — Мария Хромова

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: