Ахилла

Отрывок из книги польской писательницы Наталии Роллечек (род. 1919) «Избранницы» (1955) — продолжения знаменитой книги Роллечек «Деревянные четки» (1953) — о судьбе девочек, воспитывавшихся в католическом сиротском приюте при монастыре.

Читайте также:

• А я слышала, что она была негодницей
• Неужели ты не хочешь стать ангелочком своего Бога?
• Крем для лица

…Когда в переговорную пришел «Шайтан» — как называла его потом сестра Юзефа — и заявил, что ему нужно видеть матушку-настоятельницу, Казя немедленно помчалась за сестрой Алоизой.

Поведение Шайтана свидетельствовало о его нечистых намерениях. Вместо того, чтобы сидеть в переговорной комнате, как это подобает мужчине в женском монастыре, он вышел в коридор. Через приоткрытую дверь заглянул в трапезную, а затем — в кухню. Постоял в сенях, прогулялся по двору. Здесь его внимание привлек сток навозной жижи, идущий из хлева. Над скирдой высушенного для коровы люпина он склонился так, словно собирался нюхать эту солому. Заложив руки за спину, прошелся под окнами коридора и затем быстро вернулся в сени. В этот момент из прачечной как раз выбегала Марыся с кипой холстин на руках.

Услышав ее шаги, Шайтан быстро обернулся, схватил Марысю за руку, притянул к себе и потрогал у нее под челюстью. Не сказав ни слова, он отпустил ошеломленную девчушку.

С возрастающим любопытством наблюдали мы через приоткрытую дверь, что же будет дальше. А Шайтан, к великому нашему удивлению, оторвал от стены кусок трухлявой планки и приблизил к носу.

— Никакой это не шайтан, а просто сумасшедший, — разочарованно протянула Йоася.

Тогда мы выслали Сташку в разведку.

— Спроси, чего пан ищет, и возвращайся.

Сташка вернулась с ревом. Шайтан, заполучив в свои руки малышку, вывернул ей веки, заглянул в глаза и, что-то пробурчав, отослал обратно.

Как раз в эту минуту нам на помощь подоспела сестра Алоиза. Казя уже успела рассказать ей о нескромном поведении дьявола, и воспитательница мчалась так, что велон развевался по ветру. Готовая собственной грудью оградить сирот от натиска нечистой силы, она встала перед ним — высокомерная, гордая, до предела возбужденная, задыхающаяся от волнения и быстрой ходьбы.

— Откуда пан здесь взялся и что пану угодно?

Шайтан снял шляпу.

— Добрый день! Одна из воспитанниц этого учреждения нашла работу у моей родственницы. Из всего того, что я услышал от нее, и на основе собственных наблюдений, которые я смог сделать с момента прихода сюда, полагаю, что девочкам пригодилась бы опека.

— Какая опека? — еле выдавила из себя оглушенная монахиня.

— Я по профессии врач… — он полез во внутренний карман пиджака и подал сестре Алоизе удостоверение.

— Нам бумаги не нужны, — попятилась наша воспитательница, пряча руки в рукава рясы.

— Это плохо. Для успокоения совести сестра должна знать, с кем разговаривает. Иначе каждый мошенник мог бы выдавать себя за врача.

— Те и другие перед лицом Бога являются детьми, которые без нужды вмешиваются в то, что Он им ниспосылает…

— Прошу прощения, — быстро вставил гость. — Что сестра изволила сказать? Я недопонял.

— Я сказала, — щеки монахини зарделись, — что разум человеческий не должен переоценивать своего значения в связи с существованием милосердия Божьего.

— Я, сестра, уважаю вашу веру, однако пришел сюда не для того, чтобы консультироваться в этой области, а лишь для того, чтобы оказать врачебную помощь девочкам, которые в ней нуждаются.

Опущенные дотоле глаза монахини уставились на врача. В выражении ее лица можно было прочесть высокомерие и страстную убежденность в своей правоте.

— Если бы и в самом деле была такая необходимость, то разве мы, которым поручена забота о них, не знали бы об этом?

Врач кашлянул. По выражению его лица мы видели, что он рассержен и в то же время ему хочется смеяться.

— Прошу прощения. Я нахожусь здесь в течение получаса, но уже имею достаточно полное представление о санитарном состоянии вашего учреждения. У сестры, как я вижу, сахарная болезнь, а между тем диета, по всей видимости, не соблюдается.

Монахиня вспыхнула, словно врач застал ее голой.

— У вас тут рассадник микробов, — ворчливо продолжал он, оглядываясь по сторонам. — Плесень, сырость…

— Суждения светских людей ошибочны, — прервала его сестра Алоиза, набираясь смелости. — Неужели доктор считает, что Бог, помнящий о самых крохотных созданиях, может забыть о сиротах, кормильцем и опекуном которых он является?

Врач пожал плечами.

— Думается мне, что вы обременяете Бога слишком многочисленными обязанностями.

— Бог хочет служить нам!

— Однако ведь даже в евангелии не сказано, что Бог должен быть аптекой.

— О, наоборот! — монахиня устремила на незваного гостя взгляд, полный огня. — Бог является всем для тех, кто Ему доверяет. И лишь робость, малодушие, недостаток любви вынуждает нас не видеть этого.

— Раз уж приходится нам пользоваться такими аргументами, так, значит, и самаритянин вместо того, чтобы перевязать раны искалеченного разбойниками человека, должен был преподнести ему моральные поучения и уехать.

Пораженная собственным оружием, монахиня умолкла.

— Например, этот кашель, — продолжал врач, кивнув в сторону двери, из-за которой был слышен Сташкин кашель, — типичен для острого бронхита. Если, по вашему мнению, Бог является аптекой для тех, кто Ему доверяет, приходится жалеть, что Он не послал сюда сиропа, чтобы предупредить бронхит. Не я, а сестра должна помнить, что, как сказано в евангелии, Христос вылечил дочку Иаира, больного юношу и других, вместо того, чтобы отсылать больных на небо, как это делают ваши монастыри.

— Мы знаем, когда применять лекарства. Знаем также, что злоупотребление ими приносит больше вреда, чем пользы. Дети, которые кашляют, получают у нас сироп «Фамела».

Врач усмехнулся с недоверием, монахиня снова покраснела и, повернувшись в сторону трапезной, громко крикнула:

— Казя, сходи в кладовую и принеси сюда сироп «Фамела»!

Казя побежала в кладовую, где под ступенями лестницы с незапамятных времен лежало несколько десятков плоских бутылочек с сиропом.

Поскольку она долго не возвращалась, сестра Алоиза отправила за нею Леоську. Через минуту вернулись обе.

— Нет там ни одной бутылки.

— Не может быть!

Ироническая усмешка не сходила с лица доктора.

— Может, поискать на чердаке? — неуверенно предложила Казя.

— Случайно, не эти ли бутылки вы разыскиваете? — спросил врач, вынимая из кармана плоскую бутылку.

Бутылка перешла в руки монахини, а от нее — к нам и начала свое путешествие от одной воспитанницы к другой. Мы готовы были поклясться, что она ведет свое происхождение из кладовки под нашей лестницей. Вместо этикетки сиропа «Фамела» на одной стороне бутылки был приклеен маленький образок Божьей Матери, а на другой прилеплена бумажка с чернильной надписью: «Лурдская вода».

— Сестра позволит мне сохранить эту бутылку как яркий пример результатов вашей воспитательной системы, — с удовлетворением сказал врач и взял из рук Аниельки бутылку.

— На основании чего пан может предполагать, что это именно из нашего учреждения?

— Я ничего не предполагаю. Я говорю только то, о чем знаю и в чем твердо уверен. Одна из моих пациенток похвасталась как-то, что купила на базаре настоящую святую воду из Лурда и делает из нее себе компрессы. Пошел я на базар. Среди возов и торговок крутилась девчонка. Среднего роста, горбатая. Продавала эти вот фляжки — по злотому за штуку — и клялась всеми святыми, что воду привезли сестры из самого Лурда. Когда я пригрозил ей полицией, девчонка призналась, что она — воспитанница вашего приюта…

Сестра Алоиза едва не упала в обморок. Не обращая внимания на угрожающую бледность, покрывшую лицо монахини, и указывая рукою в сторону малышек, которые устремили свои взгляды на монахиню, Шайтан безжалостно продолжал:

— Если эти младенцы должны угодить на небо, то советовал бы почаще применять гребень. Одного вашего приюта достаточно для того, чтобы все ангелы начали чесаться. Святость требует значительно больше воды и мыла, чем это представляется монахиням. Я сюда еще приду. До свидания!

И он ушел. При виде подергивающихся у сестры Алоизы щек все сироты трусливо разбежались. Одна Зоська не успела удрать.

Сестра Алоиза схватила ее за руку, отвела в хлев и там заперла. Когда монахини отправились по кельям, мы пытались освободить Зоську; подбадривали ее громкими криками через замочную скважину, призывали ничего не бояться и, возбужденные, чего-то ожидающие, слонялись по всему приюту.

Вечером монахиня-воспитательница появилась в трапезной с большущими ножницами в руках.

— Теперь сестра Алоиза поотрезает малышам головы — и со вшами будет все покончено, — громко сострила я.

Малышки подняли рев; монахиня выгнала меня из трапезной.

— Всем малышам построиться шеренгами, лицом к буфету!

Настороженные, они неохотно выполнили приказ. Идя от одной к другой, сестра Алоиза несколькими взмахами огромных ножниц освобождала головы малышек от волос. Через час из-за стола виднелось несколько голых голов-кочерыжек, а светлые и темные космы полыхали в печи. Это было величайшим достижением медицины и прогресса за всю историю нашего приюта.

Сестра Алоиза, которая вновь обрела душевное равновесие и самообладание, говорила с улыбкой сестре Юзефе:

— У меня давно уже было намерение сделать это. И если я не спешила, то лишь потому, что девчушкам так к лицу были косички. Теперь же они не смогут завязывать банты.

Доктор не вызвал у нас симпатии. Слишком грубо и бесцеремонно обнажил он нашу бедность и темноту, которую мы всячески старались скрыть от посторонних. Зоську, после ее возвращения из хлева, мы приветствовали с горячим сочувствием: она клялась и божилась, что заработанные на «Лурдской воде» пять злотых отдала нам и только один злотый проела.

— Этот доктор, — рассказывала она, — схватил меня, стал трясти и кричал на весь базар: «Ты маленькая мошенница! Ты осмеливаешься брать злотувку за несколько капель воды! А знаешь ли ты, что я бесплатно оказываю беднякам врачебную помощь? Отправить бы тебя в исправительный дом!» Он совсем ни за что меня изругал! Первые бутылочки я продавала по пятьдесят грошей за штуку. Но как я могла сказать ему это, когда он так тряс меня и грозился полицией? — Зоська утерла слезы. — Только после того, как у меня вытащили из кармана все деньги, я начала продавать дороже. А разве я потрудилась меньше доктора? Каждую бутылку должна была отмывать от сиропа щелочью, пришлось сдирать этикетку, подгонять новые пробки. Потом я принесла освященной воды из ризницы и влила ее в бочку с дождевой водою. Выпросила у сестры Романы лоскуток от рясы святой Терезы, чтобы потереть им каждую бутылку. Затем мне пришлось разлить воду из бочки по бутылкам, наклеить святые образки и бумажки с надписью: «Лурдская вода». А на базаре мне тоже пришлось несладко. Все время оглядывайся, не стоит ли поблизости какая-нибудь монахиня или ксендз; укрывайся от сторожей и смотри, чтобы тебя не обокрали. А такому вот доктору, который сидит в теплом кабинете и ничего не делает — только пишет рецепты да берет деньги, — хорошо грозить полицией!

— А зачем тебе понадобилось проделать эти штучки с вливанием освященной воды в бочку и потиранием бутылок рясой святой Терезы? — спросили мы, удивленные таким настоящим трудовым вкладом в заведомо жульническое дело.

Зоська долго вытирала нос и, наконец, пробурчала, так что мы едва разобрали слова:

— Потому что я не люблю в торговле нечестность. А делала это за тем, чтобы каждая бутылка, хоть лурдской воды в ней и не было, содержала бы каплю освященной воды. Если торговать, так уже на совесть.

Молчанием почтили мы это Зоськино стремление к торговой добропорядочности, но зато добросовестность врача, которая стоила Зоське десяти красных рубцов на спине, показалась нам бесчеловечной и отвратительной.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: