Ахилла

После того как изменил жене, я созвал полное собрание прихода, вышел в рясе на амвон и, после пения «Царю небесный», всем людям рассказал о своем падении.

Когда люди узнают об этом моем поступке, они всегда очень удивляются моему героизму и потрясающей откровенности.

Больше всего такой поступок удивляет духовенство. Священники, даже весьма приличные, считают его совершенно безумным.

А на самом деле не было тут ни того, ни другого — ни героизма, ни безумия.

Был достаточно холодный прагматический расчет.

На протяжении семи лет я проповедовал этим людям на каждой службе, на каждой исповеди и трапезе, рассказывая, как нам (не им, а именно нам!) следует правильно, по-евангельски, по-христиански, по-православному жить.

И я никогда не врал ни им, ни себе, ни своему Богу.

Да, я говорил в то время очень много такого, что сейчас воспринимаю как мракобесие и настоящую ересь.

Но в то время я в это верил всем сердцем и всем умом. Я не мог этой верой жить во всей полноте, до конца. (Ею жить невозможно.) Тем не менее, как мог, изо всех сил, я предельно стремился к этому.

И мои прихожане это прекрасно знали. За то меня и уважали. Из окрестных храмов, даже из городских роскошных соборов в наш убогий сельский храм в переоборудованном здании бывшего клуба приезжали люди, чтобы послушать проповедь, исповедаться, задать вопросы.

Если бы я не рассказал прихожанам о своих отношениях с нашей прихожанкой, то они все равно узнали бы о них.

В поселках и небольших городках информация, особенно подобного рода, распространяется быстро.

Тем более, что мы с моей возлюбленной не очень и прятались.

Нет, конечно, я поведал пастве о своем прелюбодеянии не на следующий день после того, как у нас случился первый половой акт.

После той, первой, ночи я срочно вызвал своего ближайшего друга-кума-водителя-пономаря, и на его машине мы отправились в далекий путь, к одному благочестивому и верующему архиерею, с которым мы были заочно знакомы уже не один год через его певчих, приезжавших к нам каждое лето на отдых.

Почему я не поехал ни к своему духовному отцу, ни к епархиальному епископу? Потому что, согласно древним церковным канонам, священнослужитель, совершивший прелюбодеяние хотя бы единожды, никогда не должен больше совершать литургию.

В то время я верил в то, что полнота власти в Церкви Христовой принадлежит только епископам как прямым наследникам святых апостолов.

Следовательно, только епископ может разрешить вопрос, связанный со смертным грехом священника.

Но мне нужен был не просто епископ, а епископ святой жизни, молящийся, постящийся, строго относящийся к вопросам веры и благочестия.

Мне нужен был епископ, который епископ не просто по факту хиротонии, а епископ, имеющий реальное общение с Богом.

Потому мы совершили эту поездку за многие сотни километров. Я исповедался, плакал, каялся, и на следующее утро после исповеди владыка позвонил мне и благословил служить, «если не повторится».

Я твердо, очень твердо решил не повторять.

Да только черт дернул за язык моего прекрасного друга-водителя-пономаря, который ни с того, ни с сего ляпнул мне на одной из заправок:

— Эх, а хорошо было бы, батюшка, если бы она от вас ребенка зачала!

— Почему хорошо?

— Чтобы память у нее о вас осталась на всю жизнь.

После этих слов вошел в меня «сатана». Я стал бешено скучать!

В конце поездки купил ей шикарные цветы и поехал… Да не за тем, о чем вы подумали, а за тем, чтобы поздравить ее с православным женским днем — с праздником жен-мироносиц.

Ведь нет никакого греха в том, чтобы настоятелю поздравить прихожанку с днем свв. Жен-мироносиц.

А дальше шла борьба. Ее борьба со мной за расставание. Моя борьба с ней за последнюю и за самую последнюю, и совсем за окончательно последнюю встречу.

Ибо всегда нужна самая последняя в мире встреча, чтобы расстаться по-человечески. С любовью. С любовью друг к другу расстаться с нашей Любовью.

Таких встреч были десятки. И мы пытались даже верить, что это все, вот эта встреча именно она и есть, поистине последняя.

А ведь и та, первая наша ночь, случившаяся, кстати (или некстати?), в ночь на день рождения родной жены, тоже была последняя.

— Мы не можем быть вместе не из-за Татьяны, даже не из-за детей, а только из-за литургии. Для меня часы, когда я совершаю литургию, — единственные часы, когда я живу, ощущаю жизнь, чувствую живого Христа. Ради тебя я готов отказаться от всего, но от литургии и от Христа не могу. Ты же понимаешь меня? Ты веришь мне?

— Конечно, я понимаю тебя и верю тебе, дорогой.

Через полчаса после этих слов мы совершили первый наш акт.

В общем, на протяжении двух с половиной месяцев я тянул. Все надеялся, что чудом Божьим как-то избавление от греха произойдет.

Упование оставалось не просто на чудо, а исключительно на высочайшее Чудо Божие!

Молиться об избавлении я не мог. Нет, не только не мог молиться! Не был в состоянии даже думать о том, чтобы молиться об этом.

Сама мысль о том, что можно открыть рот и сказать Богу или святому что-то типа «избавь», была тогда для меня нестерпима!

Конечно, после каждого сношения я ехал на исповедь. Если оно происходило непосредственно в ночь накануне литургии, вместо литургии я служил молебен и панихиду.

Проповедовать я перестал. Это единственный период в моей жизни, когда я не проповедовал.

Мне стало тяжело надевать фелонь. Во время самой литургии ощущал, что благодать приходит ко мне так же, как и раньше, но не задерживается внутри, а проходит через меня, как через трубу, разве что увлажняя стенки.

Позже стали вообще срываться воскресные и праздничные службы. Я понял, что тянуть дальше некуда. Мне казалось, что и так уже некоторые знают, просто молчат. (Нет, не знал ни один.)

Я должен был спасти свой авторитет и значимость всех своих проповедей. Спасти святое православие и Церковь.

Если бы люди узнали обо всем сами, они совершенно естественно могли бы прийти к выводу, что о. Георгий им врал всегда, раз врет сейчас:

«Проповедует одно, а сам живет совершенно иначе. Да стоит ли вообще верить тому, чему он нас учил?»

Я уже не раз писал, что мне всегда по-настоящему было неприятно в православном духовенстве одно — лицемерие, или лицедейство.

Не пьянки, не курение, не маты, не сребролюбие, не блуд и прелюбодеяние, даже не мужеложство, а лицемерие.

И потому я созвал собрание, или, можно сказать, приходской собор — дабы спасти свой авторитет перед самим собой, перед людьми и сохранить в целости переданное им за семь лет служения устное предание.

Хотя была и еще одна причина. После того как слово епископа мне исполнить не удалось, я решил, что будет благоразумно обратиться за помощью в разрешении моей проблемы к Церкви, то есть к тому народу Божию, которому непосредственно я служу.

Предложил прихожанам выбрать между двумя вариантами. Первый: они едут, обо всем сообщают епархиальному архиерею, и тогда уже будет действовать он. Второй: терпят такое состояние настоятеля, но мощно молятся о его исправлении.

После этого я удалился из храма и ждал, когда приход позовет меня, чтобы сообщить о принятом решении.

Как оказалось, народ разделился ровно пополам между моими двумя предложениями. Потому был найден третий вариант, компромиссный.

Мне были даны две недели на исправление под аккомпанемент усиленных молитв прихожан.

Если же ничего не изменится, то делегаты поедут на прием к митрополиту.

Говорят, когда архиерей услышал от приходской делегации о том, что их священник прелюбодействует, даже прикрикнул на них:

— Подождите, подождите! А с чего вы это взяли? Вы что, свечку над ним держали?!! По пятам ходили?!! В окна к нему заглядывали?

— Как с чего взяли, владыко святый? Ведь о. Георгий сам нам все это о себе рассказал.

— Как рассказал?! Кому рассказал?!

— Всему приходу, владыко. Он нас на специальное собрание для этого созвал.

Говорят, что после этих слов владыка очень долго сидел с широко открытым ртом, смотрел в одну точку и молчал…

Ну, а дальше был запрет в служении «до покаяния». Вышел я из него через три года, но это уже другая история.

ПС. Сейчас я не считаю этот свой опыт любви ни падением, ни грехом, ни прелюбодеянием.

Эти слова употребляю в публикации, исходя из того, как воспринимал эти отношения в тот период, о котором идет в ней речь.

О моем сегодняшнем отношении к опыту нашей «запретной» любви я писал в публикации от 5. 06.21 «Нет покаянию!» и некоторых последующих.

Источник

Читайте также:

• Предавайте друг друга во славу Божию!
• Отрицать секс — отрицать жизнь и Того, кто дает ее
• Путешествие к харизматам и обратно

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: