Ахилла

Отрывок из романа Сергея Лукьяненко «Кваzи».

…В ожидании священника мы прошли по церкви. Приглядевшись, я понял, что иконы здесь все-таки своеобразные. Помимо Христа, которого в кваzианстве чтили как и в христианских религиях, здесь попадались иконы Симеона Богоприимца с сыновьями, разумеется — Лазаря Вифанийского, а также несколько сложных, сюжетных, напоминающих более картины, икон на тему «Пробуждения от сна смертного». Вначале я даже поразился количеству и качеству этих икон, но, поразмыслив, понял, что достаточно двух-трех живописцев-кваzи, чтобы при их таланте и работоспособности обеспечить все церкви Москвы и Питера.

— Вы искали меня, братья мои? — негромко спросил появившийся из придела священник. Одеяния его точно, на мой взгляд, копировали православные. Сам священник был среднего роста, очень тощий, со впалыми щеками, острым подбородком, ушастый, с лицом какой-то геометрической, пятиугольной формы. Ко всему еще он был в маленьких круглых очках, что для кваzи — которым он, несомненно, являлся, достаточно странно.

— Отец Иоанн? — Михаил, только что поставивший свечку у иконы «Воскресение Христово», подошел к нему. Я торопливо поставил свою свечку у иконы Андрея Первозванного, воскрешающего какого-то ребенка, и тоже подошел к священнику.

— Вы не мой прихожанин, — мягко сказал отец Иоанн. — Но мы здесь рады каждому новому лицу.

— Я пришел не по делам веры, — ответил Михаил. — Меня зовут Михаил. Я некто вроде следователя. А мой товарищ, Денис, полицейский. Вам нужны документы?

Священник торжественно покачал головой. Воскликнул:

— Зачем? Кто будет лгать в храме Божьем?

— Тот, кто не считает это храмом? — не удержался я.

Отец Иоанн посмотрел на меня укоризненно и горестно покачал головой.

Мне стало неловко.

<…>

— Ничего сложного в общем-то, — отец Иоанн улыбнулся. — Мы базируемся на христианской основе и не спорим с основными догматами. Христианство и само основано на факте воскресения. И случаи такового неоднократно фиксировались. И Спаситель, и пророки неоднократно демонстрировали чудеса восстания из мертвых.

— Но не такого же! — опять не удержался я. — Может, я и атеист, но обещан был и Судный день…

— Был, — с улыбкой сказал отец Иоанн.

— И второе пришествие… — продолжил я.

— Состоялось, — кивнул священник.

— И впрямь, — сказал я. — Как же мы не заметили.

— Вам надо почитать «Великое откровение», — сказал отец Иоанн. — Или хотя бы наш журнал для неофитов «Лазарь». Хотите, я вам оформлю льготную подписку?

— А как насчет восставших, которые ходят по земле и жрут живых? — возмутился я.

— В этом проявляется порча человеческой природы, привнесенная грехопадением, — торжественно сказал Иоанн. — Именно эта порча приводит к мытарствам восставших, которые не сразу приходят к нормальному состоянию кваzи, а терзают себя и окружающих. Чем больше было грехов — тем дольше период мытарств.

Я замолчал и попытался представить себе покойного Протоиерея Петра, который дубасит отца Иоанна по голове чем-нибудь тяжелым. Ну хоть бы и кадилом.

Потом я с ужасом понял, что Петр был столь неординарной личностью, что, несмотря на свой высокий церковный чин, мог бы затеять с Иоанном диспут. А может быть, даже в чем-то с ним согласиться.

— И Виктория во все это искренне верила? — спросил Михаил.

— Конечно. И всегда молилась за скорейшее возвышение восставших, за установление мира и любви между людьми, восставшими и кваzи.

<…>

Я покосился на мило улыбающегося отца Иоанна и сказал:

— Знаете, то, что вы говорите, это такое безумие…

— Любая религия со стороны кажется безумной, — согласился священник.

— Вы бы вышли из храма, посмотрели на жизнь вокруг, — укоризненно сказал я. — Может, задумались бы о чем.

— Молодой человек, я прожил долгую человеческую жизнь, — ответил отец Иоанн. — Я был православным священником, выдвигался в президенты, строил ракету. Можно еще сказать, что я был врачом, бандитом, ментом, профессором, шутом. Кем я только ни был! И жизнь увидал во всех ее проявлениях, не сомневайтесь.

Так что мой призыв пропал втуне.

Мы вышли из церкви, и я негромко сказал Михаилу:

— Вот же… в президенты он выдвигался!

— Да, было что-то такое… — отмахнулся Михаил. — Личность примечательная, тебе с ним спорить бесполезно. Кончится тем, что сам станешь сюда на службы ездить. Но мы приезжали не зря.

<…>

— У нас, кваzи, есть разные взгляды на дальнейшее сосуществование с людьми, — произнес наконец Михаил.

— Не сомневаюсь.

— Основная масса, разумеется, считает правильным мирное сосуществование. Когда все нормализуется, восставшие будут помещены в резервации, где будут спокойно дожидаться возвышения, и наши культуры смогут существовать гармонично и счастливо.

— Эту часть можно опустить, — сказал я. — Как и утопии о покорении космоса силами кваzи.

— Почему утопии?

— Потому что по большому счету космос никому не нужен. На Земле могут прекрасно жить миллиарды людей, куда больше, чем ныне. Нас, людей, гонит в космос любопытство и страсть к экспансии. А она порождена в первую очередь коротким сроком жизни и интенсивным размножением. Вы не размножаетесь вообще, а любопытство вам свойственно куда менее, чем людям. Может быть, когда-то, в далеком-далеком будущем, наберется достаточно кваzи, чтобы начать покорять космос. Но это все далекая перспектива.

— Ты прав, — сказал Михаил, помолчав. — Это очень далекая перспектива. Скорей уж нас может выгнать за пределы Земли неприятие людей. Что тоже возможно. Хорошо, теперь о других. Есть кваzи, которые выступают за раздел зон влияния и полную изоляцию.

— Она и так есть.

— Частичная. А они предлагают решить проблему полностью. Кваzи, к примеру, будут жить в Северной и Южной Америке, люди в Европе и Азии, в Африке создадим заповедник для восставших, в Австралии — зону для тех, кто хочет смешанного сосуществования.

— Не самый плохой вариант, — согласился я.

— И есть радикалы. Они есть всегда и везде, как ты понимаешь. Радикалы считают, что человеческое общество никогда не примет наше существование. Что его необходимо уничтожить. Что вы всегда будете уничтожать восставших и ненавидеть кваzи.

— Мы уничтожаем восставших только потому, что они нам угрожают, — сказал я.

Михаил выразительно посмотрел на меня.

— Черт, — выругался я. — Да, у нас тоже есть радикалы. Я один из них! Но заметь, я кваzи не убиваю. К геноциду не призываю. И вообще ваши радикалы рехнулись! Они что, всерьез хотят убить всех человеков? Как?

— Ты плохо меня слушал, — сказал Михаил.

Я подумал.

— Понял. Не всех людей, а только существующее общество. Хрен редьки не слаще! Вы — порождение людей. Слепок человеческой личности на момент смерти. Вы не способны развиваться.

— Ну не совсем так.

— Не способны развиваться в широком смысле слова. Астроном-кваzи может совершенствоваться в своей профессии, но он никогда не станет сантехником или композитором. Допустим, ваши радикалы каким-то образом разрушают человеческую цивилизацию. Что мы получим? Дикарей, живущих в первобытном или феодальном обществе? Ну да, для кваzи мы станем неопасны. Но ведь и такие люди после смерти останутся дикарями.

— Верно. Теперь пофантазируй, как можно избежать этого противоречия.

— Ну… — Я развел руками. — Дикари, но развитые? Умные, но дикари?

Мимо нас прошагала стайка девочек в том возрасте, когда с мальчишками уже не играют, а с юношами еще не гуляют. Одна из девчонок, глядя на Михаила, что-то сказала подружкам, девчонки захихикали, принялись оглядываться.

— Дети… — сказал я, глядя им вслед. — Хотите перехватить контроль над образованием? Воспитывать в духе любви к кваzи и радостного ожидания перехода в лучшее состояние?

— Не «хотите», — поправил Михаил. — Радикалы хотят.

— Ну да, — сказал я. — Годам к двадцати-двадцати одному, допустим, человек осваивает базовый запас знаний и определяется с будущей профессией. Чтобы род человеческий не прервался, к тому же возрасту можно успеть родить одного-двух детей. А то и трех, если требуется. А дальше юноши и девушки дружными рядами подвергаются эвтаназии и превращаются в кваzи.

— Зачем эвтаназия? При правильном воспитании — молодые люди совершают торжественное самоубийство.

— Ну да, — сказал я. — Логично. Но не проходит по двум причинам.

— Перечисли.

— Первое — чтобы не обременять общество новыми толпами восставших, должен быть известен механизм возвышения восставших до кваzи.

— Допустим, что это известно, — сказал Михаил.

— Так, — сказал я, опуская взгляд. — Допустим, значит…

Если честно, то у меня не было сомнений, что этот механизм кто-то знает. Может быть, он известен ученым, нашим и кваzи. Может быть, властям. Может быть, даже Михаил это знает.

— Хорошо, — сказал я. — Вторая причина, основная. Мы, люди, не позволим. Даже те, кто согласен после смерти стать кваzи, предпочтет прожить долгую полноценную человеческую жизнь. И своим детям мы желаем того же. Война? Не выход, ядерное оружие под контролем людей, числом мы вас превосходим, пехота из восставших никакушная.

— Каким способом можно обойти это препятствие? — спросил Михаил.

Я хмыкнул.

— Понятное дело, каким. Уничтожить всех взрослых, воспитание детей передать кваzи. Какие-нибудь интернаты, где мудрые сильные кваzи учат детей, а дети мечтают поскорее вырасти и перейти в состояние кваzи. Восставшие, кстати, при этом совсем не нужны, детям явно не понравится мысль десятилетиями скитаться без разума. Но если есть путь ускоренного возвышения…

— Допустим, что есть, — вздохнул Михаил.

— Давай без «допустим».

— Есть, — сказал Михаил.

— Почему это хранят в тайне? — требовательно спросил я.

— Несколько причин. Но главное — потому что правительства людей резко против. Подумай сам, если это сделать, если восставшие превратятся в кваzи, то мы мгновенно станем главенствующей культурой на Земле.

В таком плане я ситуацию не рассматривал. А ведь это действительно было так! Чертова политика…

— Значит, уничтожить всех взрослых, не затрагивая детей. Потом превратить всех восставших в кваzи. Кваzи собирают вместе всех детей… кстати, непременно будет множество жертв…

— Выделяются несколько территорий, на которых живут только дети и воспитатели-кваzи. Насколько я знаю, радикалы наметили для этих целей Кубу, Сардинию, Крым, Новую Зеландию, Формозу.

— Как можно прицельно убить только взрослых? — спросил я.

И тут же понял, что я знаю ответ.

— Догадался? — спросил Михаил.

— Профессор Томилин, — сказал я. — Вирус ветрянки?

— Варицелла-зостер, — сказал Михаил. — Для детей заболевание не опасно. Для взрослых — наоборот. У нас появилась информация, что под руководством Томилина пытаются модифицировать вирус, сделать его смертельно опасным для взрослых людей. Я прибыл в Москву, чтобы прояснить ситуацию… но не успел.

— Но профессор погиб, — сказал я.

— Возможно, он успел создать культуру. Не зря Виктория что-то делала в лаборатории приюта, верно?

— Зачем же она его убила?

— Я полагаю, что он начал сомневаться в своей работе, — сказал Михаил. — То ли понял, куда ведут исследования… Виктория могла использовать его втемную. То ли вначале поддался ее убеждениям, а потом передумал. В любом случае она решила превратить его в кваzи, в надежде, что профессор полностью перейдет на ее сторону.

— Это плохо, плохо, плохо! — сказал я в панике.

Нет, меня пугало в первую очередь не то, что какой-нибудь чихнувший в метро гражданин завтра наградит меня смертельной ветрянкой. Все мы когда-нибудь умрем. Даже кваzи с их самомнением — все равно умрут. И гибель человечества меня не пугала, ведь скажем честно — человечество не погибнет, оно лишь изменится.

Но когда я представил себе, как по всей Москве умирают взрослые, а команды кваzи собирают рыдающих перепуганных детей и везут куда-нибудь в Крым или на Сардинию…

— Эй, — сказал Михаил. — Я не из плохих парней. Я на твоей стороне. На стороне людей, если угодно.

Я посмотрел ему в глаза. Михаил твердо встретил взгляд из-под своей старой мятой шляпы.

— Потому что это справедливо? — спросил я.

— Да. Потому что никто не вправе решать за других, жить им или умереть.

— Нам надо найти эту тварь, — сказал я. — Как можно быстрее. И уж извини, дальше я буду вправе решить, жить ей или умереть.

— Все еще сложнее, — сказал Михаил. — Это только часть проблемы.

— Только часть? — воскликнул я. — Ну так говори!

— Нам надо не просто найти Викторию. Организация радикалов вела работу по нескольким направлениям. Есть и другие ученые, разрабатывающие вирусы, чья летальность зависит от возраста человека. Мы просто их не знаем. Это могут быть ученые-кваzи и ученые-люди, заинтересованные тем или иным образом. Надо найти Викторию и вытянуть из нее правду о всей организации. Контакты, руководство…

— О Боже, — сказал я. — Все?

— Нет. — Михаил снял шляпу, поправил тулью. Он казался очень смущенным. — Ваши власти… они тоже что-то знают. Или догадываются. Или готовятся к любому ходу событий. В России, США, Китае, Шотландии ведутся разработки бактериологического оружия, убивающего восставших и кваzи. Поэтому мы не рискуем обратиться к человеческим властям и сообщить о происходящем — по нам могут нанести упреждающий удар.

— Прекрасно, — сказал я. — Вы убьете всех взрослых. А мы — всех кваzи и восставших. Дети унаследуют чистый прекрасный мир, без идиотов.

Я встал.

— Ты куда? — спросил Михаил.

— К отцу Иоанну. Быстренько позюзюкаюсь, или как там у них называется обряд, аналогичный крещению?

— Никак, они признают крещение в любой христианской конфессии. А назюзюкаться ты сможешь дома.