Россия не страна демократии, Россия страна фашистского социализма
2 июня 2022 Георгий Федотов
Предлагаем вашему вниманию заметку русского философа, публициста, профессора Свято-Сергиевского православного богословского института в Париже (с 1926 по 1940) и Свято-Владимирской православной семинарии в штате Нью-Йорк (с 1944) Георгия Федотова (1886-1951) «Демократия и СССР».
В то время, когда пишутся эти строки, переговоры еще продолжаются. Ни Сталин, ни Чемберлен не сказали последнего слова. Но уже есть много оснований думать, что трудности будут преодолены. Без России не построить защиты мира. И без Запада России не отстоять своей земли от Гитлера. Конечно, возможны всякие дипломатические провалы, возможно и безумное ослепление политиков. Допустим, что Сталин предпочитает изоляцию в надвигающейся войне. Что дальше? Покончив с Западом, оставшись полновластным господином Европы, Гитлер не остановится, конечно, перед русскими рубежами. И тогда Россия будет стоять одинокой перед нашествием. Допустим, с другой стороны, что страх московской интервенции в восточной Европе заставит Англию отказаться от русского союза. Силы демократии разом падают до уровня, при котором едва ли можно надеяться на отпор агрессорам. И, во всяком случае, едва ли можно надеяться предотвратить войну. Ибо только явный и значительный перевес сил на стороне держав мира может остановить германо-итальянскую экспансию.
Без России не обойтись. Но участие России несет с собой не одни радости. Прежде всего, оно делает невозможным идеологический фронт или идеологическое обоснование коалиции. Что это — фронт демократий против фашизма? Но в этом фронте появляется тоталитарная (т. е. фашистская) держава, которая по своему внутреннему режиму является худшей из современных диктатур. Быть может, в Европе найдутся еще охотники — крайне немногочисленные, для которых союз с Россией представляется подобием «Народного фронта» в интернациональном масштабе: союз «левых» сил против реакции. Мы должны энергично протестовать против всякой попытки такого истолкования. Именно оно было бы позорно для демократий. Чем левый тоталитаризм лучше правого? Его «левизна» была понятна в условиях его революционного рождения. Его марксистская идеология тоже сближала его с левым крылом рабочего движения в Европе. Был, наконец, и III Интернационал. Все это было. От всего этого остались выцветшие тряпки. Если обращать внимание на цвет флагов, то ведь красный флаг развевается и над Германией. С тех пор, как Сталин открыл эру нового русского национализма — который продолжает свое победное развитие в России, пали последние идеологические барьеры, отделяющие его от западного фашизма. Россия не страна демократии и не страна социализма в революционном смысле слова. Россия страна фашистского социализма, страна национал-социализма, — лишь более радикальная, более беспощадная в его проведении, чем параллельная германская система. Отсутствие расистских моментов нисколько не мешает ее природе.
Было время, когда Россия пугала Запад своей интернациональной пропагандой. Сейчас она пугает его — или ее былых друзей на Западе — скорее своим национализмом. Во всяком случае, сейчас нет и речи о былом русофильском энтузиазме. И Блюм, и Ллойд-Джордж, защищая в парламенте скорейшее соглашение с Россией, были более чем сдержанны насчет внутренних качеств союзников. «Что толку в политическом снобизме?» — говорил Ллойд-Джордж. «Мы хотим ценной помощи пролетарского правительства, лишь бы только нам воздержаться от панибратства». Как видим, это союз без любви, брак по расчету. В такой союз, конечно, охотно была бы принята и Италия, если бы она пожелала разорвать свою связь с Германией и отказаться от завоевательных планов. Но, конечно, этот холодок многому мешает. Человеческих душ не выбросишь из политики. Элемент человеческого сочувствия или антипатии, холода или энтузиазма — один из важных материалов в руках политического деятеля, особенно в наше демократическое или демагогическое время. Мы еще помним, как был труден для обеих сторон в первое время союз между французской республикой и самодержавной Россией. Но и тогда были взаимные рациональные симпатии, манифестации народных чувств (визиты моряков и пр.). Сейчас не может быть и этого, ибо встречи были — и какие встречи! — были и прошли. Сталин сумел растоптать все. Осталась лишь горечь разочарований — у всех, кроме неисправимых «блаженных» (innocents), которые встречаются и на Западе.
Союз без идеологии, союз интересов — на чем реальном он может держаться? На двух фактах: географическом и политическом. География сближает в военном смысле отдаленные государства против разделяющего их опасного противника. Так Япония подает руку Германии. Политика (отчасти внешняя, отчасти внутренняя) делает сейчас Россию страной обороняющейся, подобно Англии и Франции. Вопреки милитаризму, свойственному ей, как и всем фашистским режимам, вопреки хвастливым и бестактным заявлениям вождей («русский народ любит воевать!»), Россия остается сейчас существенно миролюбивой. И она естественно входит в тот союз, целью которого является не война, а сохранение мира.
Последнего мы не должны забывать. В отличие от 1914 года, у нас сейчас иное отношение к войне и ее последствиям. Мы не смеем строить никаких расчетов на войну и победу. Не должны даже загадывать о том, что будет после войны. Может быть ничего не будет. Война перестала быть орудием политики. Война стала роком. Но есть божественные и человеческие силы, которые выше рока. Человеческая свобода, сильная верой в правду, может противостоять року — и остановить стихийно неизбежное. Только так можно трактовать усилия демократических политиков: не как подготовку к войне, а как сопротивление идущей войне. И в этом отчаянном сопротивлении огромной, нечеловеческой стихии войны было бы преступлением (Ллойд-Джордж назвал это мнение снобизмом) пренебречь не только каждым союзником, но и каждым орудием, каждой механической силой.
Но все-таки остается стыд, остается неловкость — всякий раз, когда придется говорить о защите демократии — с таким союзником. А говорить все-таки придется. Ибо, под угрозой наступающего фашизма, демократия не может не сознавать тех духовных и социальных святынь, которые она защищает, защищая себя и мир от войны.
Есть только одно обстоятельство, способное смягчить неловкость и этот стыд: это именно потеря СССР своего политического лица. Россия сейчас не имеет никакой идеологии — странный пример тоталитарной безыдейности, где все держится волей и определяется мнением одного лица. Голоса, доносящиеся сейчас из России, представляют бессвязное бормотание, которое не годится ни для одной радиостанции. В нашем стане говорить может — хотя тоже не без заиканий — только демократия. При всем своем официальном хвастовстве, политически СССР как бы стыдится самого себя. Последняя сталинская конституция — архидемократическая по букве — говорит об этом стыде. Сталин давно уже противопоставил свою систему лицемерия ленинскому цинизму. Не стоит решать вечного вопроса, что лучше? Сейчас важно хотя бы то, что благодаря отсутствию государственной идеологии СССР входит в союз западных держав не как политическая система, а как государство, как Россия.
Для нас, эмигрантов-патриотов, в этом — большое облегчение. Участвуя, хотя бы словом пока, в оборонительном европейском фронте, мы защищаем не сталинский фашизм (который словом и сам защищать себя не смеет), а нашу родину, нашу Россию.
Фото: Встреча советского и немецкого офицеров на демаркационной линии в Польше, сентябрь 1939
