Ахилла

Из тг-канала священника Иоанна Бурдина:

Чем меньше в храмах становится проповеди Благой Вести о воскресении Христа и чем больше там звучит проповедь «евангелия войны», тем чаще люди задаются вопросом: а стоит ли вообще ходить в такую церковь?

На самом деле, вопрос это очень непростой: где та грань, переступив которую, церковь перестает служить Христу, теряет благодать, перестает быть «собранием верных»?

Конечно, проще всего опереться на прецеденты, найти нужное постановление соответствующего собора. Но вот незадача: не было в истории церкви ситуации в точности такой, как наша, и никакие соборы не оставили нам мудрые решения на этот случай. Когда церковь по букве остается Христовой, а по духу… Скажем мягко, проповедует нечто совершенно противоположное, выдавая это за христианское учение.

Большей частью решения соборов об отклонении (ереси) той или иной церковной группы/личности основаны на догматике. И если подходить формально, то еретической (переставшей быть церковью Христовой) может считаться только та группа людей или церковь, которая искажает Символ веры. Ту догматику, которую в основном и успели сформулировать Вселенские соборы.

В этом вряд ли можно упрекнуть современную русскую православную церковь.

Была попытка обвинить ее в ереси «этнофилетизма» (осуждена на Поместном Константинопольском соборе 1872 года: «Мы отвергаем и осуждаем племенное деление, то есть племенные различия, народные распри и разногласия в Христовой Церкви, как противные евангельскому учению и священным законам блаженных отцов наших, на коих утверждена Святая Церковь и которые, украшая человеческое общество, ведут к Божественному благочестию. Приемлющих такое деление по племенам и дерзающих основывать на нем небывалые доселе племенные сборища, мы провозглашаем, согласно священным канонам, чуждыми Единой Кафолической и Апостольской Церкви и настоящими схизматиками»).

Но сама по себе эта «ересь» весьма сомнительна: в ней легко можно обвинить любую национальную церковь. И прежде всего — саму греческую.

Новое обвинение в ереси прозвучало в адрес патриарха Кирилла после его выступления с проповедью «православного джихада» (священной войны с растленным Западом) и «православных шахидов» (объявление любых российских солдат, убитых на этой войне, мучениками, которые автоматически наследуют Царство Небесное).

Но опять же нельзя сказать, что эта церковная риторика совершенно чужда христианской церкви.

Были подобные попытки и в прошлом. Например, когда за отсутствием звания «Герой Византии» императоры требовали от церкви поощрять идущих на войну солдат обещанием мученического венца и прощения грехов. В то время от подобных предложений церкви удавалось успешно уклоняться, а потому никакой собор контраргументов против «православного джихада» не оставил.

Максимум на что соглашалась церковь в лице Афанасия Великого, Амвросия Медиоланского и некоторых других — считать допустимым грехом убийство при защите своей земли от прямого вражеского нападения.

Чем в последующие столетия успешно пользовались правители православных стран, объявляя «борьбой за отчество» любое нападение на соседа и тем самым придавая захватнической войне «священный» статус.

Самым близким нам прецедентом (и по времени, и по смыслу) было движение «непоминающих» в начале ХХ века.

Однако разница опять же есть. Советская власть открыто ставила своей целью уничтожение церкви. Сейчас это, скорее, «побочный эффект»: церковь не уничтожается физически, а разрушается духовно.

Непоминающих возглавило духовенство: там было несколько митрополитов, епископов и масса священства. Легитимность им придавало распоряжение патриарха Тихона о назначении конкретных местоблюстителей, против которых и выступил Сергий (Страгородский), при поддержке Тучкова и ГПУ.

Сейчас, если и есть среди духовенства недовольные, они ведут себя очень тихо.

И если раньше, хотя и с трудом, можно было найти вполне легитимную катакомбную церковь, сохранявшую апостольскую преемственность и единство с матерью-Церковью (раскольнической, скорее, можно было считать церковь Сергия Страгородского), то сейчас выход из РПЦ означает уход в никуда. По сути, добровольное «самоанафематствование» (отлучение себя от церкви).

Таким образом, на мой взгляд, мы не можем опереться на какие-то готовые решения, документы или прецеденты.

Что же делать христианину, для которого неприемлемо то, что сейчас проповедует большинство русского священства? Как находиться в храме, если большинство присутствующих кажутся тебе чуждыми Духу Божию? Совершается ли Таинство Евхаристии (Благодарения) в таких условиях?

Стоит взглянуть на эту проблему немного под другим углом.

Если нельзя опереться на готовые решения соборов, полагаю возможным найти опору в Евангелии.

Слова «где двое или трое собраны во имя Мое, там и Я среди них» обычно воспринимают как некий критерий «достаточной численности» христиан. Понимая их при этом в прямом смысле: если два человека собрались на молитву, то и Христос уже среди них.

Но ведь эти слова вовсе не означают, что вокруг собравшихся — пустыня. Точнее сказать, эта пустыня может быть как физической, так и духовной.

Если в собравшейся толпе всего двое «собраны во имя Христа», разве Он не среди них?

Это очень сложно принять обычному человеку, который понимает «коллектив» или «сообщество» как нечто обладающее четкими критериями. Церковь для него — набор внешних признаков: здание, структура, определенные церемонии, правила. Что за критерий — «по тому узнают все, что вы — Мои ученики, если будете иметь любовь между собою»?

Но ведь именно это и есть основной критерий Церкви Христовой.

Церковь — нечто не поддающееся человеческой логике. Нечто сверхлогичное. Где люди, живущие в 21 веке, заходя в храм, присутствуют на Тайной вечери. Где не священник, замаскировавший джинсы подрясником, режет хлеб и льет в чашу вино, а Сам Христос, Приносящий и Приносимый, причащает нас Своим Телом и Кровью, даря бессмертие.

Неужели, принимая все это, нам так сложно принять мысль, что верным Христу можно быть везде, в любое время и в любом обществе? И Он Сам решает, когда и куда Ему прийти и из кого создать свою Церковь, смотря не на решения соборов, а на чистоту сердца каждого из нас?

Сколько гневных упреков обрушил Он на книжников и фарисеев, но разве это мешало Ему стоять вместе с ними в Иерусалимском храме и приносить молитвы Своему Отцу?

Наверное и среди той толпы были и «верные Ему», и те, кому Он был чужд. И разве не были верными те, у кого каждое сказанное Им слово было написано прямо в сердце? А вовсе не все те, кто ходил за Ним и слушал Его слова.

(«Многие скажут Мне в тот день: Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили?

И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие».)

Господь смотрит на чистоту нашего сердца, ищет свет в нас, а не вокруг нас.

Простой вопрос: можно ли быть членом церкви, уклонившейся в ересь, и при этом оставаться христианином?

Казалось бы, нет. Не так ли?

Но одним из самых почитаемых церковных учителей считается Исаак Сирин, епископ Церкви Востока, которая отвергла решения Третьего Вселенского собора и приняла учение, близкое к несторианству.

При этом сам Исаак почитается в числе Отцов Церкви, проложивших путь стяжания Святого Духа и молитвенного созерцания Бога.

Как истинного христианина (святого) его почитают сразу три церкви, традиционно обвиняющие друг друга в ереси. Мне кажется, этот факт говорит о многом.

Христианином становится тот, кто ищет в Церкви Христа, а не приятное общество единомышленников, доброго батюшку или «традиционные ценности». И Он живет там, несмотря на все ереси, падения и измены, в сердце каждого из нас и посреди нас, пусть даже немногих, сохранивших Ему верность.

И существовать земная Церковь (будь то отдельная поместная или Вселенская в целом) будет ровно до того момента, пока в ней останется хотя бы один человек, в сердце которого живет Христос. Я полагаю, это и можно считать той последней гранью, за которой для земной церкви наступает окончательная смерть и распад.

Так что в конечном счете жить или умереть русской церкви зависит от каждого из нас.