Ахилла

(доклад на конференции «Русское студенческое христианское движение: опыт оцерковления жизни». Конференция была организована Свято-Филаретовским институтом и Домом Русского зарубежья им. А.И. Солженицына. Г. Москва, 4-5 октября 2023 г.)

В 1928-м году на V съезде РСХД был провозглашен курс «Лицом к России». Это означало, что в движении чувствовали свою ответственность за судьбу России и Русской церкви на родине. Этот курс действовал вплоть до конца 40-х годов. Позже он был заменен. Служение России уступает место развитию православия за рубежом.

Тем не менее, можно сказать, ряд сочинений деятелей РСХД был ориентирован именно на будущее церкви. Это были как бы работы, ставящие вопросы перед будущими поколениями верующих.

К таким трудам можно отнести, скажем, книгу о. Сергия Булгакова «Невеста Агнца» и диссертацию о. Николая Афанасьева (впоследствии ставшую книгой) «Церковь Духа Святого».

Начнем с первой.

Среди всего богословского наследия о. Сергия хотелось бы остановиться на той его части, где о. Сергий говорит о присутствии воскресшего Христа в мире. Например, такая цитата: «после боговоплощения и Пятидесятницы Христос есть глава всего человечества и, следовательно, живет в нем» (Булгаков С. «Невеста Агнца», с. 282, М., 2006). Необычно здесь то, что ко Христу вроде как не нужно восходить, Он рядом и как победитель смерти присутствует. Вот ещё цитата: «Церковь есть синергизм, соединяющий небо и землю» (Там же, с. 291). «Небо и земля» — это идиома, означающая всё на свете. Для о. Сергия Церковь есть полнота, а священство народа Божьего обусловлено священством воскресшего Христа. Отсюда и попытка преодоления конфессионализма: конфессиональные церкви должны вернуться к единой Церкви. При этом границы Церкви трудно определимы: «Дух дышит, где хочет» (Ин. 3,8).

При жизни о. Сергий со своим «космическим христианством» был мало понимаем. Однако, наверное, можно говорить, что определенная рецепция его опыта и в том числе попытка воплощения его идей на родине, пусть в малой степени, но состоялись. Я имею в виду пастырскую практику о. Александра Меня и духовную жизнь в новодеревенском приходе. В своем письме Юлии Николаевне Рейтлингер (монахине Иоанне), духовной дочери о. Сергия, которая переехала из Франции в СССР, о. Александр писал: «Он (о. Сергий <А.Д.>) был одинок среди обскурантов. И, наверно, мечтал о тех временах, когда его научатся понимать, когда будет складываться „модель открытого православия“. Увы, это время ещё не пришло. Но первые ласточки есть. И мы должны быть счастливы, что в малой степени участвуем в этой затяжной весне, которая рано или поздно приведет к лету» (УМНОЕ НЕБО. Переписка протоиерея Александра Меня с монахиней Иоанной Рейтлингер. М., 2008 г.). Из этих слов о. Александра следует, что в богословии Булгакова он видел как бы отправную точку для преодоления ограниченности, закрытости и скованности церковной жизни. Но эта открытость основана на том, что рядом присутствует воскресший Христос, который уже победил.

Один из близких друзей о. Александра Меня Владимир Илюшенко в своих воспоминаниях отмечает, что отец Александр не раз говорил: «Отцы Церкви, как и русские религиозные мыслители, подчеркивали, что существуют две формы религиозности: „открытая“, свободная, человечная, и „закрытая“, мертвящая, унижающая человека. Вечным примером столкновения между ними является антитеза Евангелия и фарисейства» (Илюшенко В.И. Отец Александр Мень. Жизнь и смерть во Христе. М., 1999 г.). Открытое христианство основано на вере, любви и свободе, на Божественном откровении, учении пророков, оно ведет диалог с миром и человеком и способно к гибкой, адекватной реакции на всё, что в мире происходит. Оно терпимо и восприимчиво к иным традициям, уважительно к человеческой личности. В противовес этому существует т.н. закрытая модель христианства, которая основана на изоляционизме, конфронтации, идеализации прошлого, ксенофобии, обскурантизме, унижении личности. Такое христианство не принимает ничего нового, подозрительно относится к науке, искусству, общественной жизни…

О. Александр Мень и его последователи делают акцент на личной и общинной открытости, на честном самостоятельном поиске. Отсюда диалогизм и смелость в исследовании науки, искусства, других духовных практик. Мы помним, как о. Александра упрекали в том, что он излишне широк, что для него нет запретных тем. Возможно, эта духовная смелость опиралась на «модель открытого православия» о. Сергия Булгакова. Владимир Илюшенко говорит, что о. Александр дал новый религиозный синтез, синтез, но не духовный синкретизм. Конечно, здесь ещё слышны отголоски философии Владимира Соловьева, который считал, что христианство было не раскрыто в истории, не входило в разум и было заключено в ложные формы, когда ложные формы были разрушены, настает время ввести истинные.

Вслед за Илюшенко можно сказать, что в каком-то приближении открытое («интеллигентское») христианство о. Александра Меня — это синтез экклезиологии о. Сергия Булгакова и общинно-приходской жизни новодеревенского прихода. И в этом вполне можно видеть отдаленные во времени плоды Русского студенческого христианского движения.

Теперь поговорим о другой книге и о другом авторе.

Прот. Николай Афанасьев в книге «Церковь Духа Святого» в качестве основания церковной жизни предложил поставить не правовой (канонико-правовой) принцип, а свободно-благодатный принцип любви. Он описал, как этот принцип действовал в древней церкви, и назвал это описание евхаристической экклезиологией. Важно отделить понятие «евхаристическая экклезиология» от других понятий таких, как «евхаристическое возрождение» и «евхаристический дух». В евхаристической экклезиологии члены народа Божьего не делятся на мирян и посвященных. Они все лаики. Из апостольского учения о «царственном священстве» следует, что священнодействие принадлежит всему народу Божьему. При этом, по о. Николаю, в древней церкви удавалось уйти как от крайностей формализма и юридизма, так и от крайности спиритуализма. В Церкви есть особые служения, на которые нужно откровение воли Божьей и рецепция народа. О. Николай выделяет апостольское, пророческое, учительское, дьяконическое служения, служение управления. Жизнь в древней церкви подобна жизни в иудейской «хабуре», т.е. является дружеством. О. Николай отталкивается от текстов Священного писания, но в своей работе он словно дорисовывает недостающие элементы картины и таким образом читатель может увидеть всю картину, весь собранный паззл целиком. По сути, он предлагает новое видение. О. Николаю Афанасьеву удалось показать, что благодатная жизнь Церкви «в свободе» возможна и без канонических обременений, возникающих в более позднее время. В ранней церкви сохраняются порядок и церковный строй, нет анархии или торжества беззакония. Первая церковь пребывала «в учении апостолов» (Деян. 2:42). Можно сказать, что был некий доконстантиновский канон (образ) жизни Церкви. И этот канон, конечно, находится в структурном конфликте с константиновским каноном. Но мы мало что знаем о нем. «Правила святых апостолов», один из первых канонических сборников, дошедших до нас, датируется примерно 380 г. Понятно, что этот сборник уже зафиксировал произошедшие перемены.

О. Николай пишет: «Первоначальная церковь не знала права. Это не потому, что в это время Церковь находилась в примитивной или даже зачаточной форме своего устройства. И не потому, что она не нуждалась еще в праве, т.к. ее устройство было настолько неопределенным и неустойчивым, что оно приближалось к состоянию анархии. Она действительно не нуждалась в нем, т.к. жила тем, что свойственно ее природе, а не тем, что ей чуждо» (Афанасьев Н. прот. Церковь Духа Святого. Киев, 2005. С. 433).

Как представляется, в этих размышлениях у о. Николая первичен не вопрос границ, а вопрос отношений внутри собрания. По сути, здесь мы возвращаемся к библейской диалектике Закона и благодати апостола Павла. В послании к Галатам мы читаем: «Итак стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства» (Гал. 5:1). «Иго рабства» — это ни много, ни мало иго Закона, когда нарушается иерархия и структура заповедей, а весь Закон становится законничеством, путами, в которых запутывается верующий человек и не находит прямого пути к Богу. Поэтому жизнь в Церкви происходит по принципу духовной интерпретации Закона, как это было и при земной жизни Иисуса. Взгляд из глубины, иерархия смыслов и заповедей ведут к свободе от «ига Закона», но не к беззаконию. И тогда Письменная Тора и Устная Тора — это путь к Живой Торе, явленной во Христе. В такой интерпретации «волками в овечьей шкуре» вполне могут быть названы учителя Закона, не знающие действий Духа Святого (вспомним беседу Иисуса с Никодимом: «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа. Никодим сказал Ему в ответ: как это может быть? Иисус отвечал и сказал ему: ты — учитель Израилев, и этого ли не знаешь»? Иоан (3:8-10). Характерно, что при Моисее Закон призван был охранять народ от рабства, но, по Павлу, со временем он сам стал новым рабством.

Однако, как это видно при определенном прочтении книги о. Николая Афанасьева «иго Закона» апостола Павла и диалектика Закона и благодати могут быть использованы не только по отношению к Моисееву Закону в раввинистической интерпретации, но и по отношению к «новому Закону» — каноническому праву. И здесь мы встаем перед существованием самой проблемы права в Церкви. Сама эта проблема была сформулирована уже упомянутым о. Сергием Булгаковым и известна как антиномия права. По Булгакову, с одной стороны, не может быть нецерковного права (т.е. право как таковое опирается на религиозную составляющую, защищает человека, насколько это возможно, от греха и беззакония, а потому нужно Церкви), а с другой стороны, не может быть церковного права, ибо идея права противоречит Церкви.

Что касается первой части булгаковской антиномии, то она понятна: в Церкви не должно быть бесправия, беззакония. Вспомним, например, движение Николаитов, о которых идет речь в Откровении Иоанна Богослова. «Держащий семь звезд в деснице» передает «Ангелу Ефесской церкви»: «Впрочем то в тебе хорошо, что ты ненавидишь дела Николаитов, которые и Я ненавижу» (Откр. 2:6). Кто такие Николаиты и чем они примечательны? Есть версия, что это были люди, которые свободу во Христе понимали как вседозволенность, т.е. легитимизировали грех.

Когда речь идет о второй части булгаковской антиномии (о противоречии идеи Церкви), то эта часть может быть дополнена. Как представляется, для о. Сергия идея права, которая имела корни в религии, мыслилась все-таки в секулярном ключе, когда право как таковое отрывалось от своих религиозных корней и становилось автономным. А если оно все-таки оставалось внутри религии, то здесь вступало в силу уже упомянутое нами выше противопоставление Закона и благодати у ап. Павла. Можно согласиться со второй частью антиномии о. Сергия в том понимании, что в Церкви нет права, но есть суд. Реальность суда в духовном смысле скрыта в истории ветхозаветного народа Божьего, которая не была сугубым предметом интереса о. Сергия. А библейский суд приближает к Богу, открывает пути Божьи и поэтому органичен церковной жизни. Поэтому служение апостолов в чем-то напоминает служение судей Израиля. Это динамическая живая реальность Духа, а не статичная реальность мертвой буквы.

Таким образом, можно изучать Писание как Закон, а можно как «прочерчивание силовых линий Духа». По сути, Церковь возникла как духовное движение, стремящееся повернуть народ Божий от первого типа отношений с Богом и людьми ко второму типу. Хотя, справедливости ради надо заметить, что в иудаизме Тора — это не только Закон (νομός по-гречески), но и канон жизни, раскрытый прежде всего в повествованиях, привязанным к конкретным историческим и духовным событиям.

Однако сейчас появилась другая проблема, которая заключается в том, что после двух тысяч лет существования христианства в истории нельзя вернуться к смыслам апостольского века, сохранив эти же понятия, т.к. понятия уже наделены другими смыслами, связанными с «новым Законом» — каноническим правом и всей клерикальной экклезиологией. При этом о. Николай убежден: не только право создает в церкви организационные формы, но Дух Святой также творит в церкви формы жизни. Получается, иногда эти два вида форм могут быть в организационном противоречии друг с другом. На эту проблему со всей бескомпромиссностью её постановки вышел о. Николай. Сохранилось свидетельство одного из студентов о том, что когда о. Николай как канонист читал курс канонического права в духовном учебном заведении, он этот курс предварял словами: «Я сейчас буду читать вам курс права, но права в Церкви быть не должно».

Надо сказать, что творчество о. Николая Афанасьева было с энтузиазмом воспринято не только на Западе, но и в церковных кругах на территории СССР. Более того, в советском обществе была некоторая привычка к революционному мышлению, поэтому его тексты многим, что называется, «легли на сердце». При этом сохранялась проблема воплощения идей о. Николая.

Одним из тех, кто всерьез, с попыткой вдумчивой богословской рефлексии отнесся к текстам о. Николая был о. Георгий Кочетков. Я не знаю точно, когда, как и в какой последовательности о. Георгий знакомился с текстами о. Николая, но можно сказать с уверенностью, что в основных, по моему мнению, богословских работах о. Георгия присутствует как влияние о. Николая, так и полемика с ним по отношению к каким-то вопросам церковной жизни. Скажу, что к основным смыслообразующим текстам о. Георгия я отношу следующие его статьи:

1. Вхождение в Церковь и исповедание Церкви в церкви. 1979 г. (статья написана под псевдонимом Николай Герасимов) (Вестник РХД, 1979 г., №128, с. 41-85).

2. Священство православных и баптистов. 1983 г. (псевдоним С.Т. Богданов) (Вестник РХД, 1983 г., №140, с. 29-59).

3. Книга о. Николая Афанасьева «Служение мирян в Церкви и современность». 1997 г. (Вестник РХД, 1997 г., №2-3 (176), с. 82-118).

4. Сретенско-преображенское братство как один из современных примеров воплощения православной общинно-братской экклезиологии. 2002 г. (Духовные движения в народе Божьем: История и современность: Материалы международной научно-богословской конференции (Москва, 2-4 октября 2002 г.), с. 38-68).

Также надо отметить, что в 1993 г. прошли Афанасьевские чтения, организованные МВПХШ (СФИ). Главная книга о. Николая называется «Церковь Духа Святого». А о. Георгий недавно издал книгу «Церковь Бога Живого», где собрал свои основные богословские тексты. Налицо стилистическое преемство. Поиск рефлексии на исследования о. Николая Афанасьева шел не только у о. Георгия лично, но и во всём братстве.

В мою задачу не входит подробный разбор опыта братской жизни и богословских текстов о. Георгия Кочеткова. Я говорю лишь о преемственности поисков о. Николая и о. Георгия. И в этой связи можно отметить, что в опыте братской жизни «на практике», как и в трудах о. Николая «в теории» есть общие черты. Это попытка уйти от канонико-правовых отношений внутри церковного собрания к свободно-благодатным отношениям, это попытка реактивировать смыслы апостольского века, это попытка уйти от клерикализма и иерархизма и выстроить неиерархичные отношения в братском общении и церковных служениях. Не идеализируя братскую жизнь как таковую, все эти попытки можно признать удачными. Можно сказать, что в ПСМБ церковная жизнь явлена как социопространство веры, как единый живой, а не разорванный на части (и потому полумертвый) богочеловеческий организм, Тело Христово.

Как мне представляется, о. Георгий, формулируя концепт общинно-братской экклезиологии, предлагает вернуться к апостольским смыслам в другом терминологическом поле, т.е. провести возможный синтез евхаристической экклезиологии и общинной жизни (понятно, что на богословское творчество о. Георгия влиял не только о. Николай Афанасьев, но и другие богословы и философы). По о. Георгию, в общинно-братской экклезиологии церковь — это, прежде всего, объединение общин и братств верных христиан. Все таинства церкви связываются не только с Евхаристией, но и с Крещением и с Просвещением, что предполагает возрождение полноты церковной общинно-братской жизни. Церковная соборность реализуется во всех формах братских собраний. Братское единство, трапезы любви и личностное общение способствуют евангельскому неиерархизму. Поставление на служения происходит в собрании с согласия народа, отсюда система выборов глав общин и братств. Но, если в апостольское время центр церковной жизни был в евхаристическом собрании, т.к. тогда не было раскола на клир и мирян, то, спустя две тысячи лет, этот центр без отказа от Евхаристии может быть смещен в братское собрание, освященное Христовым присутствием.

Как видим, у о. Николая и о. Георгия налицо преемственность смыслов: народ Божий, собрание, свободно-благодатные отношения, поставления на служения и т.д. Есть и общий оппонент — это клерикальная поместно-приходская экклезиология и канонико-правовые отношения в церкви.

Позднее в ПСМБ идеи евхаристической и общинно-братской экклезиологий дополнились идеями устроения братской жизни по принципам трудового Крестовоздвиженского братства, основанного Н.Н. Неплюевым. И, наверное, стало возможным говорить, что эти «прежние» идеи и «обновленные» принципы вошли в некое организационное противоречие друг с другом. Появились пары бинарных оппозиций. Что такое ПСМБ — движение или братство (орден)? Отсюда и членство в братстве — для всех или только для служащих? Что важнее: универсальное или избирательное, личное или общее (свобода личного духовного пути или общий братский путь по принципу «всегда все и всегда вместе»)? В апостольское время эти антиномии как-то сглаживались или не заострялись специально. Но в ПСМБ, как представляется, они не были должным образом сбалансированы, что привело к вынужденному уходу многих братчиков, не смогших соединить свою личную духовную жизнь с жизнью в братстве.

Понятно, что в нашем размышлении представленная картина нарисована как бы крупными мазками. И в таком обобщенном виде можно предположить, что в каком-то приближении новодеревенский приход — это синтез богословия о. Сергия Булгакова и пастырской практики о. Александра Меня, а ПСМБ — синтез евхаристической экклезиологии о. Николая Афанасьева и общинной жизни.

Таким образом, можно говорить, что теоретическое служение РСХД как стремление взять на себя ответственность за церковь в России в означенных примерах имело и свои практические плоды уже на исторической родине.