Почему же не спасла церковь от войны, столь ужасной, и еще более страшной революции?
4 ноября 2024 Михаил Пришвин
Из дневников Михаила Пришвина за 1931 г.
14 Марта. «Блажен муж иже не иде на совет нечестивых» (чист за отриц. качество «не иде» и блажен); это верно при условии, что нечестивые действительно вполне уж нечестивы, но если, напр., никониане и Аввакум, то Аввакум не блажен, потому что никониане при всех своих недостатках несли в себе идею универсальности и движения… Так и сейчас точно то же, церковь не спасет себя ни тем, что пойдет, ни тем, что не пойдет на «совет»…
В церкви самое дорогое — это единство, ведь книга, напр., там одна для всех времен и поколений и служба для детей и неразвитых действует огоньком и пр., а для мудрецов удивительными словами. Да, удивительно, почему же не спасла церковь от войны, столь ужасной, и еще более страшной революции? …
Сюжет:
В духовной семинарии всегда было особенно против других учебных заведений много неверующих, но в последние годы перед революцией семинаристы сплошь шли почему-то в ветеринары. Был один семинарист по фамилии Гамза, так он в безбожии всех перегнал: когда на исповеди его священник спросил: «В Бога веруешь?» — Гамза сам спросил: «А ты?» Его, конечно, выгнали, а в этой семинарии между собой потом долго смеялись: «веруешь?» — «а ты?» Вскоре началась революция, и семинария кончилась. Прошли еще годы, и десять лет прошло. В нашем городе побили колокола, разломали церкви. Остались только две, одна кладбищен. и другая… Служба, <нрзб.> Исповедь. В кожаной куртке к священнику: «В Бога веруешь?» По этому священник узнал товарища.
Основное ядро верующих — люди несчастные, много женщин. Введенский (обезьяна) за 150 р. получил место на левом клиросе. Весь на виду. Проходит, осеняя себя броском-крестом, и вытирает усы, целует иконы и <нрзб.> , опять броском и осматривает публику, наконец, глубокими…
Вместо церкви — кино.
В прежнем (церковном) строе жизни разделение людей было в материальном, в церкви же (внутри жизни) все эти люди, разделенные, соединялись, отсюда шло покаяние и т. п. Теперь в киномоторное время материально люди представляют собой коммуну, но в тайно-духовном отношении каждый коммунист как неразложимый атом. При уравнении пищи, одежды и вообще устранения из жизни индивидуальной роскоши жизни, которая ранее была простодушным «счастьем» людей (наши купцы просто лопались от жратвы), вероятней всего аппетит людей перейдет в область власти («каждая кухарка и проч.») государственной: оратор вместо жреца, вместо воина инженер.
