Ахилла

В воскресенье, 11 марта, настоятель больничного храма святых Веры, Надежды, Любови и матери их Софии г. Запорожья, протоиерей Игорь Савва на проповеди сказал, что не сможет больше служить в УПЦ МП. Сразу после службы в храм приехал митрополит Лука (Коваленко) вместе с благочинным, забрали антиминс, ключи и документы, а только во вторник он был запрещен в служении.

Мы побеседовали с отцом Игорем, чтобы подробнее узнать, что его привело к такому решению и каковы его планы на будущее.

***

Алексей Плужников:

— Отец Игорь, как вы себя сейчас чувствуете, морально и физически?

Протоиерей Игорь Савва:

— Вы знаете, эффект неожиданный. Все эти дни — сегодня третий день— я вижу шквал поддержки, одобрительных отзывов, я даже не успеваю их все разгрести. Честно скажу: у меня в душе большое облегчение, как будто груз упал с плеч, освобождение, одним словом.

— Семья вас поддерживает?

— Семья меня всецело поддерживает. Матушка моя настрадалась от моих жалоб, от того, что я постоянно под прессом. У меня взрослые двое детей: дочка была регентом в нашем храме, наверно, будет и в будущем храме тоже. Сын мой тоже пел на клиросе, они принимали активное участие в церковной жизни, думаю, будут и дальше так делать.

— В своей проповеди вы сказали, что причины, из-за которых вы разошлись с УПЦ МП, — это то, что эта церковь «встала на сторону зла», а также сильная политизация церкви. Может создаться ощущение, что вы предлагаете противоположную сторону политизации, ратуете за патриотическую позицию церкви, это так?

— Я бы вообще не говорил об этом в терминах общественно-политических. Когда говорят, что со мной это случилось за проукраинскую позицию, то фактически это правильно, но мне кажется, что проукраинская позиция —это слишком узко и политически звучит. Если завтра в Украину придет тоталитарный режим, моя позиция сразу станет антиукраинской. В моем случае проукраинская позиция – не политическая, речь идет о защите родины. Может быть, для россиян это прозвучит спорно, не все одинаково понимают происходящее. Скажу так – моя позиция скорее духовная.

Когда все это началось в 2014 году, протоиерей Георгий Коваленко написал статью, в которой очень правильно определил, что Церковь должна говорить о нарушении заповедей Божиих, а не о приверженности той или иной политической силе. Если одна страна аннексирует часть другой страны, то это нарушение заповеди «не пожелай имущества ближнего своего», если пропаганда – в любой стране – обращается ко лжи, то это нарушение заповеди «не лжесвидетельствуй». Я разделяю эту позицию.

— Не могут ли многие священники, архиереи УПЦ МП обидеться на ваши слова, что Церковь встала на сторону зла, сказав, что они тоже патриоты, и против войны, помогают раненым, посылают помощь?

— Я живу в определенной среде и сужу только о ней. В нашей епархии царит антиукраинское и немиролюбивое отношение. Ведущую роль в этом, конечно, играет архиерей, это видно в его проповедях, в его разговорах со священниками, и священники тоже разделяют эти мнения. Конечно, есть те, кто эту позицию не разделяют, патриоты в духовном смысле этого слова, но их меньшинство. Что касается прихожан, об этом мне труднее судить, но могу сказать, что в острый момент, когда стало ясно, кто есть кто, наш приход пополнился прихожанами, которым невыносимо было слушать проповеди в некоторых храмах.

— А с какого момента вы перестали поминать патриарха Кирилла?

— Это произошло не так давно, наверно, с полгода как, может, год. Многие люди, слыша какие-то слова святейшего патриарха или, наоборот, не слыша каких-то слов, которые они от него ожидали услышать, расценили его позицию как оправдывающую действия России в этом конфликте. Само понятие «русского мира», которое у нас сейчас идентифицируется с имперской политикой, порождено если не лично патриархом Кириллом, то теми, кто помогал ему в создании этой идеологемы. Поэтому во многих областях, в частности, на Западной Украине поминовение патриарха носит ярко выраженный политический характер, люди не могут это воспринимать как нечто административное, они недовольны, когда это слышат. Я понимаю, что поминание или непоминание ни о чем не говорит, потому что мы все равно к этой церкви принадлежим, но эмоционально, субъективно, многие люди не хотели бы это слышать. Я лично не был инициатором непоминания патриарха. Наши прихожане, все более и более спотыкаясь на упоминании о нем, попросили меня этого не делать, опираясь на то, что митрополит Онуфрий как-то в беседе высказал такое мнение, что если прихожане не хотят, то можно и не поминать, так как каноны прямо этого не требуют.

— А как ваш епархиальный архиерей это воспринял?

— Слыша такое выражение из уст митрополита Онуфрия, я не обращался за официальным разрешением к епархиальному архиерею.

— А вы знаете, как он это воспринял?

— Конечно, он об этом знал, ничего тайно у нас происходить не может, но лично никак своей реакции не выражал. Скорее, это стало лишним кирпичиком в то общее раздражение, которое преследовало меня и некоторых других священников.

— В вашей епархии есть другие приходы, где не поминают патриарха?

— Совсем недавно случилось нечто подобное с другим священником, о. Анатолием Ревтовым. Он некоторое время по своей инициативе официально добивался служения литургии на украинском языке. С благословения митрополита Луки он подкорректировал украинский текст, текст был перепроверен совершенно официально синодальным отделом по богослужебным переводам. Вот он в своем богослужении не поминал патриарха.

— В проповеди вы упоминаете, что на собраниях вас часто унижали, ругали — это было связано с вашей политической позицией?

— Я думаю, что такое отношение было связано с тем, что у меня было много всяких идей, связанных с подготовкой к крещению. В какой-то момент я перестал крестить без подготовки в своем приходе, это привело к тому, что первое время вообще не было крещений, потом они стали появляться. Еще с некоторым изменением богослужения, связанным с большей доступностью для людей, с постепенным переводом на современный язык, русский и украинский — у нас много русскоязычных прихожан, поэтому вопрос не стоял так, что русский или украинский, а — современный или славянский.

В основном миссионерско-катехизические нововведения. Прямо против них никто не возражал, но они наверняка раздражали священноначалие, потому что благочинный не раз мне высказывал неофициальные упреки. Я по мере сил старался делать это по благословению, но прямого благословения я не добился. Я написал справку о наших нововведениях архиерею, а мне передали приближенные люди, что он отнесся снисходительно, мол, это и так понятно, все прописано в документах, вроде как одобрил. Но протест это вызывало, потому что когда благочинный забирал в храме документы, ключи, то он выражал претензии ко мне не в области общественно-политических взглядов, а по двум вопросам: украинский язык богослужения и непоминовение патриарха Кирилла.

— Практика катехизации обычно ведет к резкому уменьшению количества крещений, а значит к уменьшению дохода, и, как следствие, к уменьшению отчислений в епархию…

— Да, но у нас отчисления в епархию достаточно щадящие, мы их никогда по своей инициативе не уменьшали. Но у нас другая система: мы регулярно должны оплачивать то газеты, то товары, которые обязаны распространять. И с этим у нас были сложности, было время, когда мы не могли все это оплачивать, эти неофициальные поборы на епархию.

— Вы в своей проповеди сказали, что вам приходилось много молчать раньше, а теперь вы решили уйти, чтобы иметь возможность говорить открыто. А почему вы не пошли по другому пути: не начали говорить открыто, а там — пусть выгоняют, если захотят?

— Я по этому пути и пошел, но все просто произошло очень стремительно. Долгие годы я жил в терпимом положении, архиереи были разные, наш первый архиепископ был еще из советских времен. На своем приходе я служил 19 лет в относительно спокойной обстановке, хотя, конечно, всякое соприкосновение с епархиальными структурами, на собраниях порой кончались унизительным давлением. Но это было не так часто, а в последнее время это усилилось, по несколько раз в месяц стали устраивать епархиальные мероприятия: конференции, крестные ходы. Настолько часто, что я стал это избегать.

А конец так и случился: я опубликовал открыто все наши приходские нововведения, все свои мысли по поводу богослужения, по другим вопросам.

(Читайте статьи отца Игоря Саввы на сайте «Киевская Русь»)

Я подготовил вот эту последнюю проповедь, в которой постарался свести воедино все вопросы, которые стали поводом разделения. После этого и последовало окончательное решение.

— Вы не предполагали переход в другую епархию?

— Такого намерения у меня не было, хотя я чувствовал, что есть и другие архиереи, и епархии с другой обстановкой. Но я наблюдал, как мой друг, отец  Анатолий Ревтов месяцем раньше прошел эту процедуру. Я сам еще с советских времен в согбенном состоянии, сейчас только распрямился, а отец Анатолий молодой, более предприимчивый. Он пошел к архиерею, попросился почислить его за штат с возможностью перехода в другую епархию. Архиерей отказал, сказал, что тут нужны люди. И тот был вынужден просить архиерея запретить его в служении, чтобы как-то вырваться из этого. Но ничего не получилось, гнет только увеличился, было проведено собрание, где архиерей стал вынуждать нас высказывать свое мнение — и вот как бы за это отца Анатолия и запретили в служении. Поэтому я, видя такой путь, даже и не пытался.

— А какой путь вы видите сейчас?

— Последнее время я наблюдаю сближение между христианами разных конфессий — в самом широком смысле. И в то же время вижу у себя ослабление убеждения, в котором меня убеждали долгие годы, что благодать напрямую связана с каноническим статусом церкви и что нет у человека связи с Богом без хорошего, стабильного «паспорта».  Я многократно убедился в том, что это неправда: я за последние годы познакомился с людьми, которых у нас всегда считали врагами, распространяли клевету про них: Познакомился с представителями Киевского патриархата, римо-католиками, протестантами — у нас есть на приходе один протестант, который по своей инициативе прибился к нашему приходу — он ищет в своей жизни то, что соединяет разных христиан. Такой поиск характерен и для меня — я считаю, что служить Богу можно и за пределами Московского патриархата.

Моя готовность подчиниться изгнанию связана еще и с тем, что я не собираюсь оставлять священнического служения — я ищу более свободной формы служения. У нас в Украине сейчас есть целый ряд христианских и православных церквей — это удобная ситуация для продолжения служения.

— То есть вы не отрицаете для себя возможности перехода в какую-то юрисдикцию?

— Да, но это серьезный вопрос, хотелось бы его неторопливо сформулировать для себя… Нужен не поиск путей административного соединения, потому что это сталкивается со страстями человеческими, а поиск понимания между разными христианскими конфессиями, в том числе и теми, кто друг друга взаимно считает раскольниками. Может быть, Бог ведет нас к той общности, которая будет больше соответствовать тому, что мы называем Церковью Христовой.

— Некий свободный экуменизм снизу?

— Да, но все термины уже омрачены тем, что имеют определенное прочтение, поэтому я бы не использовал этот термин, он для многих как красная тряпка. Хотя в принципе это правильное слово: экумена, вселенная — расширение принятия христианства по всей вселенной.

— Вы говорили в начале нашего разговора, что в основном слышите добрые отзывы, а я вот прямо сейчас смотрю сайт СПЖ (Союз православных журналистов), где автор статьи, некий протоиерей Геннадий Елин, говорит, что «Игорь Савва ушел не от Запорожской епархии, он ушел от Бога». Почему так часто люди берут на себя право, дерзновение говорить, что если человек ушел из их церковной организации, то он «ушел от Бога»? Такая мысль постоянна слышна от иерархов, священников в адрес ушедших. Откуда в христианах такая, не побоюсь этого слова, наглость?

— Это лежит в основе той самой духовной атмосферы, которая заставляет смотреть на других христиан не как на людей, мыслящих по-иному, а как на врагов. Это смешение религиозного и корпоративного духа. А в Евангелии отсутствует корпоративность, Христос старается открыть глаза Своих учеников на то, что все люди — Его дети. Поэтому корпоративный дух и губит все духовное в той церкви, про которую я по привычке еще говорю «в нашей», в той церкви, которая меня извергла.

Для того, чтобы принять Христа, нужно иметь способность услышать другого человека.

Читайте также:

• Я пришел служить тихому свету, а наша церковь встала на сторону зла
• Протоиерей Игорь Савва: «Оказалось, что Церковь пришла не просветить, а наоборот — собрать урожай»

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340

С помощью PayPal

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: