Ахилла

Путь веры как поиск среды общения и способа жизни

Верующему человеку свойственно искать или создавать тот мир отношений, в котором, как ему может показаться, его вера, его способ жизни имели бы наиболее адекватное его вере соответствие. И в этот мир отношений так или иначе включается экономический аспект.

Часто можно услышать такое мнение, что те экономические практики, которые распространены в окружающем мире, изначально порочны. Человек в них становится рабом капитала, придатком машин и компьютеров. Он вынужден добывать свой хлеб «в поте лица», т.к. «мир сей во зле лежит». Одной из иллюстраций лежащего во зле мира является несправедливое распределение материальных благ. Богатому меньшинству достается много, а бедному большинству — мало. «Кто рано встает, тот мало зарабатывает», — гласит ироничная пословица постсоветского времени, подчеркивающая всю безысходность существующего положения вещей.

В этой связи как альтернатива миру «желтого дьявола» выглядит мир монашеского общежития, где, как предполагается, «экономические искушения» отсутствуют, т.к. грех сребролюбия побежден в самом корне: в монастыре у монаха почти нет личного имущества, вместо частной собственности общая собственность, нет необходимости зарабатывать на жизнь, при этом гарантировано место в келье, минимальная одежда и питание. Например, недавно с апологией монастырского образа жизни и ведения хозяйства (с опорой на синергийную антропологию С.С. Хоружего) и с попыткой расширения этой самой синергийной антропологии на территорию экономики выступил редактор медиатеки сайта Predanie.ru Владимир Шалларь. Он в своем религиозно-философском экскурсе «Рынок и монастырь» основывался на том тезисе, что «монастырь есть не что иное, как коммунистическая община, община общности имущества», а «общность имуществ есть „совершенная жизнь“, наилучшее условие для спасения (онтологической аутотрансформации), образец, заданный в первохристианских общинах и воспроизводимый монастырями». Попробуем повнимательнее всмотреться в этот тезис. Так ли это на самом деле? Дает ли нам Библия основание для такой интерпретации священного текста?

Общение имуществ как экономический феномен

Апостольский период по праву считается «золотым веком» в истории Церкви. Поэтому сверять те или иные богословские тезисы и духовные практики с этим временем вполне оправдано. Книга Деяний говорит нам: «Все же верующие были вместе и имели все общее. И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого» (Деян. 2:44-45). Или другой отрывок: «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее» (Деян. 4:32). При этом можно поставить такой вопрос: была ли обязательная продажа имущества условием вступления в Церковь? В характерном эпизоде с Ананией и Сапфирой (Деян. 5:1-11) может показаться, что да. Однако надо иметь в виду, что Анании ставится в вину прежде всего то, что он «солгал не человекам, а Богу». Мог ли Анания вообще не продавать имение и остаться в Церкви?

Один из возможных ответов на этот вопрос заключается в том, что ожидалось время гонений, время разрушения Иерусалима, начиналось время «пустыни», изгнания, поэтому выгоднее было продать то, что будет вскоре обесценено, аккумулировать эти средства в руках апостолов и таким образом выжить. Предполагалось ли, что в Церкви всегда будет «потребительский коммунизм», трудно сказать. Те, кто принимали веру во Христа, принимали и пророчество о разрушении Храма (Мк. 13:1-2), вполне логично было и продавать имущество для осуществления миграции. Кто не продает имущество, не верит и в разрушение Храма, не готовится к миграции.

Но более вероятен, по нашему мнению, другой вариант ответа на вопрос, обязательно ли было продавать имущество или нет. Нигде не говорится о том, что, например, Корнилий Сотник или другие новообращенные продавали дома. Да, творили милостыню, помогали нуждающимся, но не оставляли себя совсем без средств к существованию. Более того, в послании к Тимофею апостол Павел обращается со словами увещевания к богатым (1Тим. 6:17). Это означает, что эти самые богатые продолжали быть в Церкви, а не погибали все, как Анания и Сапфира. Скорее всего, под теми, кто владел «землями или домами» (Деян. 5:34), понимались люди с избыточным благосостоянием (освобождение от избыточного имущества не означало полного отказа от имущества). Они напоминали богатого юношу, к которому обратился Христос («пойди, все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах» (Мк.10:21)). Страсть к богатству, как и любая другая страсть, может стать идолом, кумиром, а значит, она может оторвать человека от Бога. Христос и апостолы в данном случае в вопросе о том, как относиться к богатству, лишь следуют закону Моисееву, декалогу, в котором, как известно, есть заповеди «не сотвори себе кумира» и «не укради». Если богатство стало идолом, иногда от идола лучше освободиться, чтобы стать внутренне свободным.

Монотеистическое мироощущение предполагает, что разные явления, происходящие в мире, имеют причиной единую жизненную личностную Силу (в этом важнейшее отличие от идолопоклонства, в котором все силы (идолы) независимы друг от друга). Но отказ от гипертрофированного отношения к какому-то явлению, силе, чувству не означает отказ от самого явления. Задача состоит в том, чтобы найти гармоничную конфигурацию различных явлений, сил, чувств в своей жизни так, чтобы в центре был сам Господь.

Важно, что в том же декалоге можно прочесть и уважение к правам собственности человека, никто не может отнять собственность (иначе он сам нарушит заповедь «не укради»). Собственность в Библии часто понимается как дар Божий, благословение свыше наряду с другими дарами и благословениями. Отсутствие собственности означало безответственность, иждивенчество. Имуществом можно было служить Богу. Иудейские источники говорят нам о том, что в еврейских общинах существовала фигура парнаса, обеспеченного человека, который брал на себя попечение о нуждающихся в общине. В истории русской Церкви можно вспомнить имена Михаила Мантурова и Николая Мотовилова, которые своим имуществом помогали существовать двум женским общинам в Дивеево при преп. Серафиме Саровском.

Таким образом, утверждать, что общение имуществ в ранней Церкви — это коммунистическая община, означает пренебрежительно относиться к свободе человека, к закону Моисееву как таковому и упрекать в таком же пренебрежительном отношении апостолов. Общение имуществ — это не отсутствие личной собственности, а готовность делиться личной собственностью с другим. Свое не перестает быть своим, но человек готов этим своим поделиться, не обижая при этом себя и своих домашних. Это своего рода «имущественное гостеприимство», когда человек впускает в свой дом гостя, делится с гостем своим имуществом. Но никому в голову не придет, что гость может выгнать хозяина. Конечно, в какой-то момент может показаться, что вообще все границы стерты, «все общее», но думать так тому, кто оказался в положении гостя, было бы бестактно. Общение имуществ, товаров, услуг — это продолжение вербального и духовного общения, когда в благодатный обмен вовлекаются объекты материального мира.

Служение вспомоществования, которое в древней Церкви осуществлялось через дьяконов, отличается от обобществления имуществ и лишения прав собственности, характерных для монастырей и социалистической экономики. Именно через добровольное, а не насильственное вспомоществование может быть исполнена заповедь о любви к ближнему. Попрание свободы пагубно сказывается на образе Божьем в человеке. Тот, кто не любит себя, свою жизнь и свою свободу (в том числе свободу распоряжаться своим имуществом), вряд ли сможет также любить ближнего и уважать его свободу и его собственность. Cлужение вспомоществования не зависит от экономического строя, оно возможно и при рабовладельчестве, и при феодализме, и при капитализме, и при социализме, если только нет законодательных запретов. Попытку привязать его к тому или иному строю вместо того, чтобы наделить ответственностью самих христиан за это служение, вряд ли можно считать церковной.

«Онтологическая аутотрансформация» и экономические практики

При нашем несогласии с некоторой радикализацией тезисов, представленных в экскурсе «Рынок и монастырь», все же можно сказать, что сама проблема, обозначенная в трудах С.С. Хоружего, Дэвида Гребера («Фрагменты анархистской антропологии», «Бредовая работа»), Анастаса Мацейны («Падение буржуазии»), существует.

По Хоружему, человек есть нечто, не имеющее предзаданной формы. Он представляет собой «энергийный образ», определенную конфигурацию своих энергий. «Человека» самого по себе не существует, а существует множество моделей сборки человека («человек» есть возможность самоосуществления в разных энергийных образах). В восточнохристианской аскетической литературе человек представлен как тот, кто призван к обожению. Задача человека заключается в том, чтобы явить в себе образ Божий, способствовать тому, чтобы энергии в человеке соединились определенным образом. Обожение (в терминах Хоружего «онтологическая аутотрансформация») — это процесс, в ходе которого меняются фундаментальные антропологические параметры. Причем аутотрансформация может пойти по пути деструкции личности (Хоружий к таковым путям относит практики тантры, даосизма и пр.), а может пойти по пути утверждения личности (исихазм, суфизм и пр.)

Одновременно с этим можно подумать, что в стихии рынка, вовлекаясь в экономические практики «мира сего» (у Гребера это западное общество), человек не занимается онтологической аутотрансформацией, а становится либо заложником своих собственных неупорядоченных энергий, либо объектом корпоративных манипуляций и, не прорываясь к Божественному, обретает ту же деструкцию личности, не выполняет своего предназначения, не обоживается. Во всяком случае, в работах Гребера человек представлен как жертва существующих экономических практик. При этом по Греберу капитализм — только одна из возможных экономических практик, и, следовательно, «не выражает «сущности» экономики как таковой, поскольку «экономики» вообще никакой нет. Есть только многообразие экономических практик, входящих в глобальное многообразие антропологических практик.

Однако все-таки стоит обратить внимание на то, что в ранней Церкви практики «онтологической аутотрансформации» существовали. Их можно было бы связать с миссией, катехизацией, духовным обучением и принадлежностью к церковному собранию. Но эти практики не были завязаны на способ добывания средств к существованию. Товарообмен, денежное обращение, рыночные отношения, сельское хозяйство и ремесленничество пусть и совсем в других формах существовали и в то время. Никому не приходило в голову бросать вызов «стихиям рынка», т.к. рынок — это всего лишь возможность взаимовыгодного обмена, продолжение общения товарами. Например, апостол Павел «делал палатки» (Деян. 18:3), есть комментарии, что этот «бизнес» заключался в том, чтобы поставлять эти палатки в Римскую армию, т.е. апостол Павел не столько занимался ремесленничеством, сколько предпринимательством.

По известному отрывку из послания св. Иустина Философа Диогнету, «христиане не отличаются от других людей ни страною, ни языком, ни житейскими обычаями. Они не населяют где-либо особых городов, не употребляют какого-либо необыкновенного наречия, и ведут жизнь, ничем не отличную от других людей. … Но, обитая в эллинских и варварских городах, где кому досталось, и следуя обычаям тех жителей в одежде, в пище и во всем прочем, они представляют удивительный и поистине невероятный образ жизни. Живут они в своем отечестве, но как пришельцы; имеют участие во всем и все терпят, как чужестранцы. Для них всякая чужая страна есть отечество, и всякое отечество — чужая страна».

Характерно, что один из исследователей текстов сирийских мистиков Максим Калинин отмечает, что, например, преп. Исаак Сирин жизни в монастыре предпочитал жизнь вне монастыря, т.к. в ней больше неопределенности, динамики, а значит, больше неожиданностей и больше свободы действию благодати Божьей, это «хождение по водам», тогда как жизнь в ограде монастыря статична, в нем хлеб и кров гарантированы.

Исходя из вышесказанного, конечно, монастырь не может быть монополией на практики «онтологической аутотрансформации». Более того, в этих практиках мы наблюдаем уже произошедшую редукцию церковной нормы к определенным усеченным формам.

Макро- и микроэкономика как прямая и обратная перспективы в картине мира

Понятно, что спустя века структура экономики сильно изменилась.

Смена экономических формаций происходила, с одной стороны, как следствие инноваций (например, одно только изобретение плуга привело к увеличению эффективности сельского хозяйства в несколько раз), а с другой, как следствие смены общественных отношений. Рабовладельчество уступило место феодализму, а феодализм — капитализму и социализму. Во всех этих практиках эквивалентный обмен товаров по существу не отвергался, как не отвергались и деньги как средство обмена. Аграрная экономика вытеснилась индустриальной, а та в свою очередь, особенно в последнее время, переходит в постиндустриальную с упором на интеллектуальные трудовые ресурсы и увеличение сектора услуг. Власть предержащие по большей части выступали, с одной стороны, арбитрами при регулировании отношений между экономическими субъектами, а с другой, держателями казны, получателями налогов и организаторами различных, далеко не всегда справедливых финансовых схем.

Отношения дара (когда вместо эквивалентного обмена осуществляется неэквивалентный обмен) никто не отменял, но вся особенность этих отношений заключается в том, что они могут осуществляться только в свободе при отсутствии принуждения. Пожертвования, гранты и т.д. — как правило, следствие не поиска экономической выгоды, а желания поступить из других, не экономических соображений, когда поступок мотивирован иными целями. Такие отношения распространены в религиозных сообществах, каритативных организациях, просветительских фондах и т.д. Они были всегда, есть они и сейчас.

Наверное, можно сказать, что благодаря инновациям и развитию общественных отношений люди в целом стали свободнее и богаче, чем века и тысячелетия назад, хотя, конечно, проблем еще очень много. Несмотря на очевидную динамику в развитии экономики и общественных отношений, по существу рыночная природа этих отношений и эквивалентный обмен как их основа остались. Конечно, теоретики экономики могут сказать, что в экономике есть два больших направления: условно «экономика Адама Смита» и экономика распределения (т.н. консервативная или сейчас неоконсервативная экономика). В первой модели предприниматель, преследуя эгоистические цели, созданием продукта и организацией рабочих мест косвенным образом способствует и общему благу. Во второй модели общее благо достигается через прямое справедливое распределение выгоды между всеми участниками экономического процесса. Эти модели обычно связывают с капитализмом и социализмом соответственно. Однако и там, и там эквивалентный обмен как таковой не отрицается. По сути, социализм — это квазимонополистический капитализм, поэтому в нашем рассмотрении антитеза капитализма и социализма ложная.

Такова в общих чертах макроэкономическая картина мира. Она оперирует некими общими экономическими законами и задает границы макромира. Эти границы уходят вдаль от «простого человека», словно точки схода в изображении пространственных объектов, когда картина выполнена в технике прямой перспективы.

Однако, чтобы ввести в пространство умозрения «мир объектов», человек не обязан представлять объекты в образах отчужденной и далекой от него «прямой перспективы». Для него во многом удобнее точку схода полагать в собственной личности, и тогда прямая перспектива меняется на обратную, а картина превращается в «икону», «оживает». И экономические практики тогда будут лишь частью общих практик жизни. Человек в этом случае становится «выше экономики», он ею не исчерпывается, «homo economicus» не подавляет «homo divinus». Человеку никто не запрещает в «мире обратной перспективы» создавать свое пространство жизни, выстраивать отношения любви и свободы, корректировать сухие экономические правила.

В «иконе» с обратной перспективой — точка сборки в наблюдателе, в картине с прямой перспективой — точка сборки удалена от наблюдателя, в пределе уходит в бесконечность. Макроэкономика кажется отчужденной от «простого маленького человека», тогда как микроэкономика — близка «маленькому человеку», это его мир, это его пространство отношений с Творцом. Конечно, у Творца есть пространство отношений со всем человечеством, но здесь уже другая степень участия. Микроэкономика «маленького человека» строится часто «перпендикулярно» общим экономическим законам, она может быть как самостоятельным бизнесом, так и карьерой в какой-нибудь корпорации.

Точка равновесия микро- и макроэкономики — в экономическом событии. Субъект смотрит на экономические отношения в обратной перспективе («икона»), общество и государство — в прямой (картина). Эти перспективы имеют разных интересантов, но связаны друг с другом через общее экономическое событие.

Но возможно ли удержать обе картины мира в одном разуме? Не есть ли таковое намерение признаком прелести или неадекватности? Можно ли говорить о том, что оппозиция рыночных и человеческих отношений преодолима?

Верующий человек как субъект экономического действия

Человек не может абстрагироваться от экономики (разве что при ведении натурального хозяйства), даже живя на пожертвования, он вовлекается в ситуацию обмена товарами. Товар, который у него в этом случае «покупают» — это чистая совесть покупающего или какой-то другой нематериальный актив. Так называемая «экономика дара» — это все же экономика, только экономика с неустоявшимся прайсом.

Мир как таковой и его экономическая составляющая — это место столкновения различных сил, энергий, стихий. Человек находится в точке встречи этих сил. Можно, конечно, закрыться от них, но будет ли это христианский подход? Еще с библейских времен перед верующим человеком стоит задача «освящения мира». Фигура Авраама в данном случае является прообразом успешной попытки такого освящения. Он демонстрирует готовность не убегать от мира, но преобразовывать его в соответствии с Божьей волей. Нужно иметь определенную смелость жить с Богом в мире искушений. Народ Израиля, осваивая Землю Обетованную, по сути следует тому же духовному тренду.

Важно, что, соединяясь с Богом, восстанавливая небесное измерение в своей жизни, человек как бы освобождается от «проклятий грехопадения», к числу которых относится и «работа в поте лица» (Быт. 3:19). Под таковой работой можно понимать все неприятные практики зарабатывания денег. На смену этим неприятным практикам приходит творчество, игра — т.е. некий альтернативный способ участия в экономическом процессе. Конечно, описание этих практик не всегда возможно. И они сами в себе не лишены своих собственных искушений. Однако можно сказать, что работа — в каком-то смысле вырождение игры, и когда человек «возвращается к игре», появляется «второй играющий» — сам Бог. И здесь становятся возможны всякие неожиданности. «Игра» может принять и аскетические формы, когда человек осознанно соглашается на определенные трудности и лишения, она может стать «строительством Храма» в широком смысле, когда человек осознает свое участие в каком-то процессе как свою духовную задачу, а не просто как способ зарабатывания денег. Сочетая проективность (принятие собственных решений и планов на жизнь) с адаптивностью (когда приходится корректировать эти планы ввиду изменившихся обстоятельств), верующий человек открыт миру и готов к общению и диалогу с ним.

Путь профессионала и путь праведника

Библия показывает нам, что человек, успешно участвуя в экономическом процессе, проявляется обычно и как профессионал, и как праведник. И оба эти «амплуа» в каком-то смысле «равночестны» и дополняют друг друга. Экономический успех зависит и от профессионализма, и от праведности.

Вот, например, характерные цитаты, воспевающие усердие в выбранном деле:

• «Видел ли ты человека проворного в своем деле? Он будет стоять перед царями, он не будет стоять перед простыми» (Притч. 22:29);
• «Немного поспишь, немного подремлешь, немного, сложив руки, полежишь: и придет, как прохожий, бедность твоя, и нужда твоя, как разбойник» (Притч. 6:10);
• «Кто возделывает землю свою, тот будет насыщаться хлебом, а кто подражает праздным, тот насытится нищетою» (Притч. 28:19).

Или цитата из раввинистической литературы: «Кто не учит сына своего своему ремеслу, учит его воровать».

Важно, что во всех этих цитатах совсем как бы не говорится о вере, неверующий усердный человек только своим отношением к делу может достичь больших результатов. Это касается и какой-то профессии, и умения вести бизнес.

А вот цитаты о праведности:

• «Если кто не удерживается в страхе Господнем, то скоро разорится дом его» (Сир. 27:3);
• «А праведники живут вовеки; награда их — в Господе, и попечение о них — у Вышнего. Посему они получат царство славы и венец красоты от руки Господа, ибо Он покроет их десницею и защитит их мышцею (Прем. 5:15-16);
• «Чти Господа от имения твоего и от начатков всех прибытков твоих, и наполнятся житницы твои до избытка, и точила твои будут переливаться новым вином» (Прит. 3:9-10).

В Библии также присутствуют описания особых «удач», особого попечения Божьего о праведниках: вороны приносили пищу пророку Илие (3-я Царств 17:6), по слову Христа апостолы закинули невод, и тут же крупный улов (Лук. 5:5-6). Понятно, что праведность (и святость) как таковая — это нетривиальное явление. Праведники часто проходят через серьезные испытания прежде чем им удается стать таковыми (вспомним библейского Иова, например).

При этом, возвращаясь к образу техники рисования, можно сказать, что прямая и обратная перспективы могут дополнять друг друга. «Икона» может вырастать в «мидраш», когда действие Божье расширяется на макромир. Тогда Господь открывается как сила, действие которой распространяется не только на ближний круг, но и на дальние пространства. Так новелла об Иосифе (Быт. 41-43), который, согласно библейскому тексту, управлял Египтом синхронно с действиями Божьими, показывает нам, что промысел Божий включает в свой охват и то, что далеко, а не только то, что близко.

«Протестантская этика» как возврат к библейской этике

В нашем рассмотрении трудно пройти мимо т.н. «протестантской этики» и книги Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма» (Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. Пер. с нем. Ивано-Франковск: Ист-Вью, 2002).

По Веберу, который был, как известно, социологом и проводил социологические исследования, «протестантская этика» очень сильно способствовала экономическому росту в протестантских странах. По его мнению, капитализм делится на несколько видов: авантюрный, торговый, смешанный (домашне-торговый), промышленный. Для промышленного капитализма (именно он в какой-то момент времени стал бурно развиваться в протестантских странах) характерно обособление производства от дома и дополнительная рационализация (это и упорядочивание процесса производства, и универсальный бухучет).

Протестант в отличие от католика обычно более успешен, он открыт изменениям, обучению, он подвижен. Аскетическим практикам католиков свойственен уход от мира, акцент на потустороннем, для протестанта часто наоборот. Для него дело имеет статус духовного призвания, церковного служения. Протестантами-капиталистами движет не столько страсть наживы, сколько отношение к своему труду как к аскетическому упражнению. Протестант в своем труде видит задачу, которую Бог поручает ему выполнить. Работать нужно не для того, чтобы накопить богатство, а для того, чтобы шел процесс, в котором ты участник, выполняющий Божественное поручение. Такое отношение к делу было не только у владельцев предприятий, но и у простых рабочих, инженеров, обслуживающего персонала.

Аскетика, уйдя из монастыря, трансформировалась в форму социально-полезного труда (справедливости ради надо сказать, что существовал и т.н. переходный тип монастыря-трудовой артели, это католический орден бенедиктинцев, где активный, творческий труд считался неотъемлемой частью духовной практики). Если для католиков церковная элита — это монашество, то для протестантов происходит смена элит. Через кальвинистскую доктрину о предопределенности к спасению в церковных собраниях проводилась мысль, что именно в деле проявляется благословение Божье. Если человек не задействован в деле, он не предопределен ко спасению. Поэтому церковная элита в протестантизме — это успешные люди. Усердие и умеренность идут нога в ногу. Все стремятся быть успешными в своем деле, чтобы быть соединенными с небесной Церковью.

О. Сергий Булгаков, познакомившись с работой Макса Вебера, сетовал на то, что в России ничего подобного не происходит, а хорошо бы. Русское православие здесь скорее напоминало католиков, чем протестантов. И поэтому экономические преобразования часто натыкались на неготовность церковного народа видеть в них духовное делание. Не этой ли причиной объясняется дрейф интереса о. Сергия от политэкономии к богословию и экклезиологии? Во всяком случае, экклезиология о. Сергия — это попытка и на христианство в целом, и на православие в частности взглянуть по-новому, чтобы пробудить скрытые силы духовной традиции.

Для протестантизма свойственен подход, при котором происходит «расколдовывание мира». Если для католичества мир полон тайн и загадок, в Церкви священнодействует, совершает тайны «священник-маг», народ участвует в «мистериях», то в протестантизме мир объясняется научно, тайны и таинства исчезают, уступая место рациональным схемам. Божественные энергии начинают действовать вне храма, в миру, происходит расширение сакрального пространства, «литургия после литургии».

«Протестантские экономические практики» потом стал заимствовать весь мир (причем, не только западный, но и восточный). Но, отрываясь от своего духовного корня, эти практики нередко оборачивались бездуховной утилитарностью, превращали человека в придаток машин, капитала. Так было и в России, где, надо сказать, особенно в советское время, «трудовая этика» была автономна от духовного делания, хотя фигура мастера, специалиста была в почете. Но к богатым и деловым людям часто относились как к хапугам, рвачам, ворам, обманщикам, эксплуататорам.

При этом и в протестантских странах бизнес-процесс, производство, финансовые схемы и т.д. часто сами становились идолами. Поэтому стало возможно новое идолотворчество, обличенное в Евангелии, когда богатство и обогащение превращаются в автономные от Бога или замещающие Его ценности. Можно сказать, что буржуазность как таковая, обмирщение — это искушение «протестантской этики».

Бог как активно действующее начало, соединитель всех сил (Господь Саваоф) может быть «за человека», когда человек так или иначе включается в Божий промысел (даже иногда и не осознавая этого). И в этом случае человеку сопутствует экономический успех, удача. «Протестантская этика» ставит такой успех в зависимость от личной праведности человека. Также, наверное, Бог по каким-то причинам может не содействовать активно человеку, когда человек не включается в Божий промысел. Тогда человек живет в «мире случайностей». И его успех — это в каком-то смысле лотерея.

В «протестантской этике» богатство — это не ценность сама по себе, это благословение Божье, дар свыше, оно наделяется атрибутом духовного. Не удивительно, что протестантская этика» близка библейской этике по отношению к делу. Она освобождается от конфессиональной принадлежности и становится внеконфессиональной, универсальной.

Христианский социум: между Богом и рынком?

Современная ситуация может характеризоваться тем, что Церковь утеряла пространство «социума веры», в котором Божественные энергии не подавлялись бы идолами богатства и стихиями рынка. Человек, предоставленный «стихиям рынка», без опоры на соединение с Божественным рискует потерять себя, «быть разорванным» этими стихиями, что приведет к деструкции личности. Но можно ли здесь винить экономику как таковую?

Когда монастырь монополизировал социопространство веры, мир оказался расколотым на мир «чистого альтруизма» и мир рвачества, где человек человеку волк. Но этот раскол преодолим: и библейские праведники, и христианские святые, и последователи «протестантской этики» своей жизнью свидетельствуют об этом. Через духовное образование, катехизацию, жизнь в общении с братьями и сестрами, через одухотворение труда возможно выстроить такую иерархию ценностей, в которой Божественные энергии, находясь в центре личности и христианского социума, создавали бы вокруг себя «энергетическое пространство», куда стихии мира входили бы как часть, а не как оппозиция. Одержимость некоторых христиан борьбой с капитализмом, с товарно-денежными отношениями означает невоспринятость библейских отношений человека и Бога как отношений того, кто дает дар, благословляет, и того, кто принимает дар, благодарит. Попытка устроить мир на принципах «все отобрать и поделить» чревата новым тоталитаризмом и новой инквизицией. Это не означает, что не нужно бороться с монополиями, коррупцией, воровством в государственных масштабах, несправедливыми финансовыми схемами и т.д.

Протест против ценностей комфорта, красоты, достатка под видом критики гедонизма, утилитаризма, накопительства также чреват перекосами.

Монастырь — редуцированная церковная реальность, экономические и аскетические монастырские практики не могут носить всеобщего характера, при этом монашеская традиция несет в себе бесценный аскетический опыт. Для «онтологической аутотрансформации», обожения, конечно, необходим христианский социум, но это и есть церковное собрание в своем первозданном виде. Задача лишь в том, чтобы в этом собрании актуализировать духовное общение, чтобы создались условия для воплощения «полноты духовных даров Духа Святого».

Сейчас по мере роста благополучия человек все более освобождается от вовлеченности в экономику как таковую, больше места в жизни занимают практики, не поддающиеся монетизации, или виды деятельности, не связанные напрямую с выживанием и даже со сферой услуг, но связанные с культурой, с «экономикой дара». Человек экономический («homo economicus») вырастает в человека общающегося («homo communicantus»), когда различные виды общения занимают больше времени, чем зарабатывание на жизнь.

«Внутригражданский конфликт» профсоюзов и владельцев предприятий — также хорошее средство в поиске справедливости в распределении выгоды между собственниками и наемными работниками. Но для успешного функционирования этого института как общественной нормы необходимо развитое гражданское общество, работающая судебная и законодательная система. Надо ли говорить, что в нашей стране это практически отсутствует?

Появление интернет-агрегаторов в сфере услуг и торговли способствует уменьшению доли посредничества и сокращает дистанцию между поставщиком товаров и услуг и конечным потребителем.

Сейчас активно развивается т.н. шеринговая экономика (совместное владение), когда часто нет необходимости владеть чем-либо, но можно этим пользоваться. Т.е. как бы увеличивается рынок аренды. Многим удобнее арендовать квартиры, машины, самокаты, велосипеды, чем владеть ими. Также и государство как арбитр меняет свои функции. Появляются электронные деньги, свободные границы, образовательные и культурные проекты. Государство сохраняет социальную функцию и следит за порядком, но уменьшает свое влияние, и эти его функции вполне успешно могут взять на себя негосударственные институты и фонды.

Наверное, жизнь современного верующего человека в каких-то своих аспектах заметно отличается от жизни верующего человека две тысячи, тысячу или сто лет назад. Сильно поменялся уклад жизни. Но не поменялся сам динамический характер отношений между Богом и человеком, не поменялось призвание человека войти в Божье Царство.

Иллюстрация: кадр из фильма «Монах и бес»

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: