Апология захожанина
24 апреля 2018 Юрий Эльберт
Сам я, автор этой статьи, пожалуй, не захожанин. Прихожанин — плохой или хороший, не мне судить, но всё-таки давний. Мирянин на церковной работе. Однако, если меня однажды оттуда выгонят, не исключаю, что для родного прихода придется стать захожанином, а к Таинствам приступать где-нибудь в отдалении, может быть, в соседней епархии. Полезно мне бурление сплетен вокруг себя? А бывает именно это.
Кого мы обзываем захожанином? Он глуп, ибо не посещает воскресной школы и не слушает по вечерам проповедей о. Андрея Ткачева. Он теплохладен, ибо будь он совсем хладен, церковного порога не переступил бы (так нет же, раз в год его в храм всё-таки тянет). Что там угрожало за теплохладность Лаодикийскому ангелу? Иногда агрессивен, ибо не хочет слушать проповедей и богослужебных текстов, смысла которых не улавливает из-за церковнославянизмов.
А главное — не воцерковлен. Что это такое, никто толком не знает. Все богослужения суточного и годового круга не посещают даже клирики (если речь не о иеромонахе, в одиночку служащем в скитском храме). Тем более миряне, которые не причащаются за каждой литургией, которую отстаивают. Те же, кто причащается раз в два месяца, чем принципиально отличаются от тех, кто причащается раз в полгода? Неужели Господь станет считать разы, предпочтёт количество качеству?
Что есть евхаристическая община? Те, кто вместе молится о пресуществлении в Чаше хлеба и вина в Тело и Кровь Христа. Вся Церковь? Те, кто стоят, не смея вздохнуть от толчеи в храме всю литургию целиком (чтобы не дай Бог ангел на пороге не вычеркнул их из невидимого списка)? Или те, кто не вместился, и мерзнет на паперти под звук репродуктора? А может быть, те, кто услышав звон во время анафоры, просто увидев соответствующее время на часах, мысленно повторит за священником «сотвори убо хлеб сей честное Тело Христа Твоего»?
Сколько раз я слышал от пастырей: главное привести человека в храм, воцерковить любыми средствами. Он плачет об усопших родственниках? Радуется предстоящему венчанию? Волнуется о здоровье крещаемого ребёнка? Надо ковать железо, пока горячо! Что потом? Дурацкий вопрос. Всё, что бы ты ни делал на территории церковного двора, спасительно, за это начисляются баллы, по которым ведётся приём в Царство Небесное. Но если конкретно… Человеку предстоит гнать план, реализовывать те цели, которые ставят перед ним епархиальные, а выше и синодальные отделы. Наполнять воскресные школы, «молодёжки» и казачьи ячейки, раскупать паломнические путёвки, свечи и епархиальную газету. Радуйтесь, называется, что пока не заставляют ходить по квартирам, как свидетелей Иеговы (впрочем, возможно и такое в преддверие каких-нибудь выборов). Если уж самим пастырям эти цели чужды, что говорить о мирянах…
Когда слышишь от настоятелей о настоящих прихожанах, «серьезно относящихся к вере», представляется какой-нибудь Савельич или обломовский Захар. При первой же встрече с батюшкой он увольняется с мирской работы и каждый день поёт на клиросе за послушание (за миску супа в трапезной). В перерывах выполняет обязанности иконописца, плотника и садовника. Дети его прямо из школы спешат в храм — подметать двор или оттирать подсвечники. Старший алтарничает иногда, когда сынок самого батюшки капризничает или переживает подростковый кризис. Супруга помогает в лавке (то есть опять же бесплатно, зарплату в лавке получает матушка). А уж если давать «дармоеду» в конверте несколько тысяч в месяц…
Такие люди и впрямь существуют. Но если Спаситель называл Своих учеников не рабами, но друзьями, то здесь противоположное: не друг, но раб. Вол, как выражался кто-то из святых. Вол послушен, он изо всей силы тянет свой воз — выполняет возложенное на него послушание в меру собственной криворукости. Можно его обругать, даже отхлестать, перевести из алтарников в дежурные на ворота — на всё ответит славословием. Но раб, постоянно находящийся на пределе, замыкается в своем мирке, не учится новому, обрастает рабскими привычками. Рано или поздно он превращается в приходского приживалу, которого так или иначе нужно брать в штат. Стоит ли говорить, что денег он при этом не приносит. Кстати, одна из составляющих психологии раба — зависть к господину. Пускай тот живёт почти в такой же нищете, он же ба-атюшка, получающий средства из той же приходской кассы. Среди рабов случаются и бунты…
При этом возникает интересный подтип захожан — «привожане». Те, кто рабом быть не согласен, тем не менее готов принести пользу приходу здесь и сейчас. Прежде всего благотворители (особенно спонсоры-строители, чтобы не тратить время на поиск подрядчиков), чиновники и политики. Впрочем, чем глубже в лес, тем мельче випы. Православные поэты и барды! Преподаватели ОПК, вместо Евангелия прочитавшие методички. Компьютерные мастера. Бухгалтеры. Повара. Газетчики. Да просто родственники настоятеля. Отдельной строкой — трезвенники, алкоголики, зэка, колясочники и прочие опекаемые. Сколько из них в Православии ни в зуб ногой, иные не могут прочесть наизусть Символ Веры. Но этого и не требуется.
Чего ещё боится человек на церковном пороге? Вот именно страха, разлитого в церковной атмосфере. Того, что ему всю жизнь придётся повторять слово «радость», и ни в коем случае не сметь радоваться, ум же приказано «держать во аде». Можно только смиряться. Или мириться с постоянными «недоделками».
«Ага, ты не отпросился с работы, чтобы попасть на всенощную, на Введение во Храм? Как тебе не стыдно так относиться к Богородице! Как ты теперь прибегнешь к Её покрову, когда у тебя заболит зуб?»
Всех служб и праздников всё равно не посетишь, всех правил не выполнишь, даже на Афоне. А потому люди постепенно бросают читать утреннее и вечернее правила, правило к Причастию. Тем более, если целомудренной пожилой старушке приходится в молитвах называть себя нечистой, скверной, обнаженной — современное сознание просто переключает религиозное горение на ощущение неловкости и нелепости.
Отдельный разговор о церковнославянизмах в богослужении. Два-три часа слух человека плавает в супе из знакомых ему церковнославянских корней, которые тем не менее не складываются в предложения. Это нормально, когда долго изучаешь какой-то язык по словарю (москоу инглиш в советской школе), но не пользуешься им в повседневной практике, не формулируешь на нем свои мысли. Человек вроде бы улавливает благочестивый настрой, но не смысл. Молится он в этот момент или как бы сказали на Западе, «медитирует»? Если есть о чём… Когда же открываешь текст, нередко оказывается, что он состоит из абстрактно византийских красивостей. Для чего нужен тропарь святому? Для того, чтобы воздать ему честь? Он и так свят. Другое дело, для того, чтобы приблизить молящегося к святому, породить сочувствие.
Ещё одна ловушка — святые отцы. О, ими всё решено, даны ответы на все вопросы, только ты их не получишь. Ибо ты все святоотеческие труды или не все? Так-таки всю Патрологию Migne, Латину и Греку? Нет? Значит ты не достоин и святости тебе не видать. Брошюры из лавки — твой предел. Для прихожан попроще таким непостижимым является… всего лишь Библия. Знают в основном Евангелие (его часто поминают в проповедях), хуже Апостол, какие-то избранные книги Ветхого Завета. Что если смельчак отважится прочесть Священное Писание подряд? О, это опасность и вред. Нужно каждую строчку сверять со святоотеческими примечаниями.
А ещё проще сидеть по четвертому кругу в воскресной школе, слушая приходского грамотея, или в очередной раз склонять голову на знакомом всем чтении «иде в Горняя со тщанием… и целова Елисавет», считая, что это заменяет Писание. А что путаешь Руфь с Эсфирью, чай не профессор!
Увы, в Церкви не любят умных. Гораздо более любят богатых, хотя во всем мире кичиться золотом — плохой тон, а образ для подражания — бородатый очкарик, вроде покойного Стива Джобса. Не знаю, имеет ли это отношение к заповеди «не любите мира», но каких входящих на церковный порог привлечет антиинтеллектуализм? От пациентов биоэнергетики до бабок-травниц, только не студентов, да ещё сгоняемых насильно.
Но ведь всё это чепуха, если человек встретил в Церкви живого Бога? Да, но кто сказал, что захожанин не встретил Его? Вне Церкви нет спасения? Но кто сказал, что захожанин вне Церкви? Он-то как раз #развгоду причащается и исповедуется, не профанируя таинство, и не сочиняя себе общеупотребительные грехи. Так до революции практиковали многие наши предки. Он молится своими словами, хотя бы «Здравствуй, Бог», как Ассоль, но он не сомневается, что вступает в диалог, а не произносит положенное «заклинание».
Мы же, нося сокровище в глиняных сосудах, не замечаем трещин и на них, и «пиво новое» утекает, словно из пакетика в песне Митяева. Мы обесцениваем слова — последнее, что имеем, последнее, что можем предложить захожанину, замершему на пороге.
Во время оно, в одной епархии, как и везде, проходил Сретенский бал. Душный зал дворца культуры. Вспотевшие джентльмены и дамы в бальных робах с декольте, в большинстве уже не юные. Вееров не предусмотрено дресс-кодом. Но вот батюшка закончил проповедь и грянули звуки вальса. «Так и хочется воскликнуть: Христос посреди нас!» — написала об этом репортаж благочестивая невеста-на-выданье.
Мы сами больны, ещё не сектантством, конечно. Но куда только Христу ни приходится следовать за нами, чтобы нас спасать. Потому не будем осуждать захожан, лучше честно сознаемся: «Осторожно! Церковь — врачебница, но в ней сейчас карантин».
Читайте также:
Если вам нравится наша работа — поддержите нас:
Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340
С помощью PayPal
Или с помощью этой формы, вписав любую сумму:
