Батюшки-артисты и Настоящие
26 мая 2021 священник Георгий Лазарев
Часть 1. Батюшки-артисты
Что мне больше всего не нравится в православном духовенстве?
Нет, не сребролюбие, не плохие проповеди, не незнание службы, не невежество и тем более не пристрастие к алкоголю и табаку.
Для меня это все не главное. Да и всех этих недостатков может и не быть. Нередко случается и такое.
Но вот один порок поражает почему-то практически всех православных священнослужителей.
Я говорю о лицемерии и неискренности.
Становясь священниками, бывшие чтецы, пономари, семинаристы, миряне почему-то очень быстро обретают крепкие навыки в лицедействе.
Интересно, что для поповского лицемерия не имеет решающего значения, каких взглядов придерживается тот или иной священнослужитель, какую церковную должность занимает, каков его достаток и сколько он служит, женат или не женат.
Лицемерием страдают в равной степени фундаменталисты и модернисты, консерваторы и реформаторы, горячо верующие ревнители благочестия и церковные циники.
Лицемерит бедный сельский батюшка и богатый настоятель городского собора. Лицемерит иерей с белым крестиком и митрофорный протоиерей со всеми отверстиями.
Из десятков, даже сотен священников, с которыми у меня есть опыт общения вне сети, знаю всего одного (ну, может, еще одного-двух), кто просто не умел это делать. Не знал, как. (Он — единственный священник, ставший мне настоящим другом.)
Да, мне не всегда нравились его поступки. Я не понимал, как священник в церковном дворе может с разбегу вскочить на закорки своему прихожанину.
Меня смущало, что церковная молодежь обращается к батюшке не только на «ты», но и просто по имени, без всяких «отец» («Саня»).
Я считал, что он все же перегибает палку, сообщая прихожанам, что завтра собирается пить, поэтому завтрашние требы будет совершать другой священник.
Или тем, что открыто покупает сигареты через дорогу от храма и среди бела дня курит у себя во дворе, в то время как обычные курящие священники делают все так, чтобы никто из прихожан ничего не знал.
Да, смущал меня этот неправильный отец тем, что он делал, но в то же время пленял и меня, и очень многих своей искренностью.
Зато лицемерие духовенства не просто смущало, а было отвратительно до физической тошноты.
Из-за этого мне всегда было крайне тяжко участвовать в поповских тусовках какого бы то ни было рода — от епархиальных собраний до пьяных посиделок.
Самое ужасное в том, что священнические маски настолько прирастают к лицам, что становятся уже настоящей частью тела.
Их носитель так вживается в свои роли, начинает играть их настолько профессионально, что маска становится почти неотличима от живого лица.
Не докопаешься уже до человека в священнике. Он носитель измененных природ, которых в лучшем случае две, но обычно больше.
Одна маска говорит проповедь и общается с верующими прихожанами.
Другая обитает исключительно в алтаре и там вступает в особые отношения с пономарями и чтецами.
Третья разговаривает с прихожанами умными, знатными и богатыми.
Четвертая заходит в кабинет архиерея.
Пятая может выступать на конференциях, писать научные доклады и преподавать в семинарии.
Шестая живет только на поповских посиделках за рюмкой чая, и никто из непосвященных никогда не догадается о ее существовании.
Но самая страшная для меня — седьмая личина. Мне довелось ее наблюдать всего несколько раз в жизни, но забыть ее никогда не смогу. Это домашняя маска — специальное лицо для поповского общения с собственной женой, матерью и детьми.
Для каждой роли, как и положено, есть свой набор слов, эмоций, поступков. Своя мимика, свои реакции и даже своя походка.
Но помимо всего этого антуража у каждой имеется и своя глубина — свое мировоззрение, свои цели, свои приоритеты, своя вера.
Да, все это очень напоминает диссоциативное расстройство личности. Но при этом абсолютное большинство известных мне священнослужителей — психически вполне здоровые люди.
Конечно, мы все вынуждены играть в нашей жизни те или иные роли. Даже в семье мы по-разному будем разговаривать с супругом и с детьми. На светской работе, в окружении нецерковных людей, и внутри своей общины, с братьями и сестрами, мы разные.
Лицемерие начинается тогда, когда разнообразие этих маленьких ролей теряет связь с нашим центром, с сердцевиной личности.
Тогда разнообразие может становиться разительным противоречием, под которым уже не проглядывается, не ощущается единая суть.
Парадокс и в то же время трагедия в том, что игра каждой из ролей постепенно становится такой искренней, такой жизненной, что артист теряет способность отличать ее от реальной жизни. (Нечто подобное происходит с главной героиней фильма Д. Линча «Внутренняя империя».)
Почему такое происходит со священнослужителями, мне неизвестно. Можно поразмышлять об этом, но это отдельный серьезный разговор.
(Впрочем, сильно не углубляясь в исследование, могу предположить, что основная причина лежит в самой неестественности православной церковной жизни, которая на самом деле практически не церковна.
Ведь Церковь — это община, братство, семья по Духу Святому Божьему, который есть Дух Любви.
В нормальной семье в принципе невозможна неискренность, лицемерие.
Здесь люди без стеснения снимают свои одежды и в любви становятся единым целым.
Вот этой духовной семейственности и даже ее реальной попытки, за редчайшим исключением, и нет в нашей болящей русской церкви.
Хотя, наверное, отсутствие общинности — не единственная причина эпидемии священного лицемерия.)
Часть 2. Сезам, откройся!
Думаю, сегодня у христиан, и не только у православных, да и не только у христиан, есть колоссальный запрос на искренность.
Мы все нуждаемся в ней, мы все ее, явно или тайно, жаждем.
Нам страшно быть искренними самим и даже иногда страшно от искренности других. Есть инстинктивное желание спрятать себя от всех, иногда даже от самых близких.
Часто нам хочется спрятаться даже от самих себя. Прежде всего и сильнее всего — желание спрятаться от себя.
Нередко это естественная реакция на нанесенную нам кем-то когда-то рану, когда наша детская, доверчивая открытость была грубо попрана, оплевана. Когда по ней прошлись грязными сапогами или просто не заметили.
И тем не менее, логика нашего базового инстинкта, инстинкта самосохранения, реализуя себя через закрытость и неискренность, приносит нам боль и разрушение.
Есть какая-то тянущая или острая боль где-то на тех глубинных уровнях нашей природы, где она непонятным образом соприкасается с тем, что ее превышает.
Это боль в той области, имея в виду которую библейский миф говорит о том, что человек сотворен по образу и подобию Божию.
Предельная глубина человека, «место» Встречи и узнавания Бога, ноет, ибо жаждет совсем иной жизни — простой и открытой.
Простая жизнь — это не примитивное существование, а жизнь без лукавства, без кривизны, без игры, без козней, без лицемерия и фальши.
Такова была вся жизнь Христа — простая и открытая Богу и людям, людям и Богу.
Недаром Иисус учил своих учеников молиться об избавлении от лукавства. Лукавство, хитрость, обман — свойство дьявольское.
Это та кривизна, искривленность подхода к жизни, что создает препятствия для пути Божьего в наши сердца.
Искренность — это всегда большой риск, несомненно.
Искренность с самим собой несет опасность не только уныния и отчаяния, но и клинической депрессии.
Искренность с ближними — риск отторжения, унижения или элементарного непонимания.
Но, с другой стороны, сердце, открытое людям, способно открывать иные сердца. Открывать их на той глубине, где действует Бог, Его Любовь.
Сердца, встретившиеся в своей открытости, — это рождение Церкви как дружеского круга людей, собранных Любовью и вокруг Нее.
Только в глубине открытых взаимоотношений по-настоящему открывается Евангелие как Радостная Весть об открытости нам Отца. Его открытость и есть наше спасение.
Христианское миссионерство — это не рассказы о Христе, а прежде всего сердца, открытые закрытым людям. Сердца, открывающиеся миру и каждому человеку. Сердца, принимающие человека и мир, несмотря на все угрозы быть распятыми.
Да, многие скажут, что все это — романтизм, наивность и даже безумие. И будут совершенно правы. Так и есть, если Бога все-таки нет, а Христос так и не воскрес.
Доказать здесь ничего нельзя. Нет возможности убедить кого-то в том, что жить надо так, как описано, а не иначе. Но и Христос никого ни в чем не убеждал и никому ничего не доказывал.
Он просто так жил сам и предлагал так же жить тем, кому Он не был безразличен, тем, кто ощущал в Нем явление самого Бога как Последней Реальности, Бога как Предельного Основания бытия.
Иисус всего лишь приглашал в свою Жизнь истомленных непосильным трудом искореженного существования и обремененных необходимостью выживать в том мире, что во зле лежит.
Осмелившиеся поверить — даже не Ему, а той Жизни, что была в Нем, — обретают Свободу быть самими собой во всей своей богочеловеческой полноте.
Они, вопреки всему злобному грохоту мира, начинают слышать повсюду ликующие голоса спасенных, поющих вечное аллилуйя Любви.
Истинные верующие сами становятся этой Песнью, каждый в отдельности и все вместе.
И она понемногу, незаметно для тех, кто ее пока не слышит, творит новое небо и новую землю — ту, где уже живет правда Божьей Любви, ставшей любовью человеческой.
Каждый день и каждый час, каждую минуту творится в наших открытых сердцах Вечность. Наша с Богом Вечность.
На фото: Настоящие. Они были такими, какими казались.
Читайте также:
Если вам нравится наша работа — поддержите нас:
Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)
Или с помощью этой формы, вписав любую сумму:
