Батюшки — не извращенцы
30 сентября 2021 священник Георгий Лазарев
(текст 18+)
Раз уж зачем-то и почему-то всплыл из глубин моей страницы старый текст о моем ветхом православном кредо (..), то пусть сегодня будет и эта публикация. В ней я расскажу об одном аспекте своей ультраправославной веры того периода.
Заодно хочу выступить в защиту того православного духовенства, которое занимается выспрашиванием у исповедующихся подробностей их сексуальной жизни.
Я сам, точнее мы с женой, пару раз попадали на такие допросы.
Один священник в Дивеево (женатый, кстати) поисповедовал мою супругу с такой благочестивой тщательностью, что моя кроткая Таня, отойдя от исповедального аналоя, сказала:
— Не знаю… Я что, должна была ему всю женскую анатомию рассказать?
Сам я попался на подобную исповедь в Псково-Печорском монастыре. Мы с Татьяной жили там в доме у одного архимандрита, который был духовником моего близкого друга. И решили пойти к нему на исповедь.
А я, между прочим, тогда был уже диаконом и несколько литургий служил в монастыре с этим архимандритом.
Не успел я подойти к аналою и открыть рот, как он заорал на полхрама (хорошо, что хор пел все-таки немного громче):
— Ну что, совокуплялся с женой в …дницу?!!!
— Я, батюшка?
— Ну не я же исповедуюсь. Жену имел в …дницу?!!
Больше подобных допросов в отношении нас я вспомнить не могу.
Но, в общем-то, в них и не могло быть нужды. Ведь вскоре я все подробности нашей половой жизни выкладывал на исповеди сам, совершенно добровольно.
Ну, а как же их не выкладывать?
Конечно, не хотелось бы. Стыдно. Да и батюшек жалко. Но — когда на кону стоит вечность, какое имеет значение мой или жены стыд?
Нет, даже не вечная жизнь на кону стоит, а вечная мука — вот так лучше сказать, точнее!
А вы знаете, что за неправильный секс со своей женой или мужем можно в ад загреметь?
Не знаете? Ну, почитайте хотя бы «Тайную исповедь в Православной Восточной Церкви» А. Алмазова. А именно — третий том сего труда, содержащий исповедальные чины, практиковавшиеся в православном нашем отечестве.
Тогда вы узнаете, о каких грехах священник расспрашивал наших с вами благочестивых предков в те благословенные времена, когда православная родина наша была не великой Россией, не Советским Союзом и не Российской Федерацией, а Святой Русью.
И, может быть, тогда вы поймете, сколь во многом вам и вашему супругу(е) нужно каяться. Ну а что, вы думали, можно повенчаться, а потом в постели что хочу, то и ворочу? Нет, у настоящего православного не может быть нигде все так просто — «Царство Божие нудится, и нуждницы восхищают е» (Мф. 11. 12).
Нет, не буду все валить на бедного Алмазова. Справедливости ради, стоит, все-таки, сказать, что мы с женой еще задолго до прочтения его книги подозревали, что далеко не все в сексуальной супружеской жизни допустимо с точки зрения Бога. Не может Ему нравиться все в том, что мы делаем в постели.
Ведь Он везде и во всем, что не есть Он сам, усматривает недостатки. Даже в ангелах своих, как сказано в Писании (Иов. 4. 18).
Проблема была в том, что не удавалось нигде найти точных указаний, что можно нам делать, а что нельзя.
(А православных интернетов еще не было.)
И вот приходилось нам думать об этом самим, размышлять и мучиться неведением истинного православного учения о постельных вопросах.
Ну да, наш секс — это приятно. Вот когда ты так делаешь, мне особенно приятно. Ага, так о чем эта приятность говорит, на что намекает? Понятно, на что: грех это! Не может не быть приятное грехом. Тем более, самое приятное.
Секс в венчанном браке не грех, это да. Но что-то же в нем должно быть все-таки грехом. Просто обязано! Кушать вот тоже не грешно само по себе, но сколько есть грехов, связанных с пищей. Значит, и в сексе что-то такое должно быть греховное.
Самые возбуждающие представления — естественно, от лукавого, от кого же еще.
Хотелось бы, конечно, ох, как хотелось бы, грешным делом, чтобы это было не грех. И чтобы еще вот такое движение было как-то допустимо. И, может быть, в этой позе нет большого греха? Ну, пусть будет она будет хотя бы прегрешением, а не тяжким грехопадением.
Я — муж. Ответственность на мне. Так что я перепахивал горы православной литературы в попытках найти точные указания, подробные и конкретные, что в постели можно, а что нельзя.
Сначала древние аскетические труды читал. Потом, не найдя там ничего полезного в этом плане, обратился к русским православным книгам для семейных людей, которые были изданы в XIX в. и начале XX-го. Но и там ничего. Только общие наставления, типа: мужу заботиться, жене слушаться, обоим сильно верить в Бога, в Церковь ходить, заповеди исполнять, детей воспитывать правильно.
А что можно целовать, а что нельзя? Ведь нельзя же везде, даже если взрослая уже!
Слава православному Богу, такую подробность удалось мне выяснить у своего духовного отца, которого в связи с этими проблемами мне удалось к тому времени завести.
Да, представьте себе! Изначально только для того я и завел себе духовного отца — чтобы разобраться с православно-сексуальными вопросами.
Это был единственный священник поблизости, в котором я видел искреннюю веру, а потому мог доверить ему и наши сексуальные дела.
И вот он хотя бы пояснил мне, чего можно целовать, а чего нельзя.
И за что допустимо потрогать супругу, а за что — ни-ни. И ей что можно у мужа трогать, а что не положено («Надо помнить, что ангелы на нас смотрят»).
Как-то летом в горы мы ходили вдвоем с женой. И чего-то там так здорово стало нам от горного воздуха, так одурели от пахучих горных трав да разгорячились под июльским солнцем, что…. Ну, вы поняли, наверное — нечаянно вышли наши интимные поцелуи за пределы красной линии православного благочестия, которая отделяет Царство Небесное от огня геенского.
А ведь это что за линия? Ну, вот тут еще ладно, можно поцеловать, не грех, а 5-7 см в сторону — и вот тут уже ад тебя ждет: Welcome to Hell, извращенец! Ну целуй ее, целуй, хоть до крови, хоть до боли!
Вы думаете, я сильно расстроился, когда вдобавок к двумстам ежедневным земным поклонам духовник за неуместные лобзания накинул мне еще сотку ежедневных и бессрочных?
Не только не расстроился, а обрадовался: грех отпущен на исповеди и заглажен поклонами. И горный секс был хорош, и в ад не попадем.
В дальнейших наших сексуальных отношениях я нередко размышлял примерно таким образом: так, а что, если горный опыт повторить?.. Потяну я четыреста поклонов в день или не потяну? Рискнуть или нет? Еще разок, и ладно, пусть четыреста.
Но все же мой духовник не был настоящим специалистом по православному сексу. Образование и жизненные интересы не позволяли.
Потому истинной радостью стал для меня уже упомянутый труд Алмазова! Эту книгу подарил мне друг-священник, одноклассник по Московской семинарии. А он, вне всяких сомнений, был куда умнее и богословски образованней моего, какую-то еретическую муть подарить точно не мог.
Как позже признавался он сам, таким образом хотел он меня просветить в сексуально-практической области. Природная скромность не позволяла ему рассказать мне обо всем правильном и неправильном здесь напрямую, так что он решил просто подарить соответствующую книгу.
Алмазов стал для меня таким откровением, что с его помощью я и духовного отца просветил относительно некоторых вопросов. Оказалось, по причине своего невежества за некоторые вещи он наказывал меня слишком мягко, а за некоторые не наказывал вообще.
И вот тогда в нашей постели настала полная жесть! Только не в порнографическом смысле, конечно, а как раз в обратном. Святая жесть вместо жесткого порно.
В эту-то пору нашей лютой сексуальной зимы я и стал священником. Очистился от сексуального греха сам, очистил матушку жену и сподобился.
Еще будучи диаконом, я старался просветить каждую венчающуюся пару относительно того, как надо не грешить на супружеском ложе. Отлавливал их до или после венчания где-нибудь в укромном углу, чтобы ревнивый настоятель не заметил, и просвещал по полной программе по самое «не хочу».
И дядек из числа постоянных прихожан тоже отлавливал методично и наставлял, в чем им покаяться, если делали, и чего больше не делать. Дядьки раскрывали глаза, теряли дар речи, начинали тяжело сопеть, а потом что-то мямлили, типа:
— А как же, о. Георгий? А что же теперь? А моя жена только так, а как?
— Нельзя, Иван Иваныч! Нельзя! Ведь ад! Лучше здесь пусть помучается, и вы с ней помучаетесь, чем потом в ад на веки вечные. Если вы ее действительно любите, то главное для вас — чтобы она в ад не загремела, а не чтобы ей в постели хорошо было.
Помню, в первые недели после рукоположения во пресвитера позвала меня одна постоянная прихожанка срочно причастить ее маму, тоже постоянную прихожанку нашего храма.
С мамой случился инсульт. Состояние было очень тяжелое. По всей видимости, она умирала.
И как вы думаете, о чем прежде всего должен спросить иерей на исповеди умирающую семидесятилетнюю старушку-прихожанку?
Правильно, правильно!
О подробностях ее молодой сексуальной жизни.
Нет, не о том, сколько было партнеров, изменяла ли мужу, девственницей ли вступила в брак, даже не о том, занималась ли когда-нибудь рукоблудием. Это старушки-прихожанки уже давно поисповедовали. Эти грехи все знают.
А вот Алмазова старушки не читали!
И не в курсе того, сколь многочисленны козни дьявольские в супружеских отношениях. Не знают они, что на брачном ложе бесы поджидают нас на каждом шагу. Точнее, почти в каждом прикосновении, почти в каждом поцелуе, почти в любой позе, почти в любом взгляде.
Бабулька лежала на полу, как упала от инсульта, еле шевелила языком, и, честное православное слово, мне было ее очень жалко: я понимал, что ей сейчас очень сложно вспоминать все подробности своих сексуальных отношений. Мягко говоря, немножко не до того.
Но не мог я как иерей позволить человеку уйти в ад из-за того, что я сейчас отнесусь к его предсмертной исповеди спустя рукава! Не мог я из жалости освободить ее от своего подробного сексуального допроса — эта «жалость» могла через несколько минут обернуться бесконечной адской мукой!
(Кстати, бабушка эта потом поправилась и оставалась жива еще долгие годы. Может, моя исповедь тогда стала для нее шоковой терапией?)
Так вот, что я хочу сказать этой публикацией? Не стоит считать всех священников, исповедующих людей с сексуальным пристрастием, извращенцами.
Такие среди них есть, безусловно.
Но далеко не все таковы. Я никогда не возбуждался, когда рассказывал людям, как надо, а как не надо. И мне вовсе не хотелось смотреть на прихожан и подробно знать о каждой (-ом), как и что он/она делает в постели со своей супругой (-ом).
Просто я искренне, да, искренне переживал за людей, чтобы они не попали в ад из-за того, что что-то не туда введут, не то поцелуют, неправильно кончат, греховно потрогают, не в том порядке лягут или, не дай Бог, развратно встанут.
Если бы я имел духовное право ничего на эту тему никому не говорить, я бы, поверьте, не говорил. Но я был пастырем, не забывайте.
Я хорошо знал свой пастырский долг, за нерадивое исполнение которого тоже… что? Правильно, тоже полагается ад. И бо́льший, между прочим, чем мирянам.
Потому что за их ад я понесу ответственность, если по нерадению или из ложной стыдливости и деликатности не укажу им на грех, не сообщу им о нем, не призову к раскаянию.
Так что не ругайте священнослужителей, расспрашивающих вас на исповеди о вашем сексе. Большинство из них — искренние пастыри, переживающие за ваши бессмертные души, как и за свою вечную участь.
Не кидайте в них камни. Поймите их и не судите.
Читайте также:
