Ахилла

Из цикла «Шестнадцатый парк. Рассказы водителя».

***

Обычно день водителя автобуса проходит спокойно, размеренно. Нет, мелкие неожиданности, конечно, случаются. Но к ним мы уже привыкли.

К половине четвертого ты приходишь в парк. Сначала идешь в билетный отдел — сдаешь деньги и получаешь талоны. Потом в диспетчерскую, за путевкой. После — на медосмотр. Тут тебя продувают на предмет алкоголя, измеряют пульс и давление. Обнаружат алкоголь — отстранят от рейса, а дальше как повезет: могут сразу уволить, могут на месяц запихать в мойщики или в перегонщики. Зарплата у мойщиков пятнадцать тысяч, у перегонщиков двадцать пять, поэтому очередь на эти вакансии, понятно, не стоит.

Пульс не должен быть больше девяноста, давление — больше ста пятидесяти. Но по факту у меня, к примеру, пульс всегда больше ста. Возможно, он такой с рождения — раньше просто никому не приходило в голову измерять его дважды в день. Меня неизменно спрашивают, как я себя чувствую. И удостоверившись, что хорошо, выпускают на линию. По парку ходит слух, что теперь вообще запретили отстранять от рейса по медицинским показаниям: водителей не хватает, автобусы должны выйти на линию в том порядке и количестве, в каком они стоят в наряде. Впрочем, может быть, это просто слухи: моего друга Саньку дважды отстраняли из-за высокого давления. А так: заболели — берите больничный. Негласно разрешено не больше трех больничных в год, иначе рискуете нарваться на угрозы увольнения. Но это к делу уже не относится.

Итак, вы прошли медосмотр — и получили соответствующий штамп в путевку. Вам снова в диспетчерскую — там поставит штамп уже диспетчер. Теперь ваш путь лежит на стоянку автоколонны — надо найти и осмотреть свою машину. Проверить масло и топливо, особенно если до вас на ней работал кто-то левый — не ваш постоянный сменщик. Если накануне бак не заправили доверху, возникнет перерасход солярки. Который спишут на вас — и вычтут стоимость, разумеется, из вашей зарплаты. Есть машины, которые «подъедают» топливо — особенно это касается старых Лиазов — там перерасход выходит свыше ста литров. Придется платить: доказать что-либо невозможно.

После осмотра машины идете к механику — он тоже ставит печати — в путевку и бортовой журнал. Бортовой журнал имеется у каждого автобуса — в него вносятся сведения о ремонтах и ТО, а отметки водителя — о послерейсовых осмотрах салона.

После механика идете в АСКП получать валидаторы и документы на машину. На «коротыше» валидаторов три, на «гармозе» — длинном автобусе — больше. Валидаторы вешают на специальные крепления, запирают на ключ и «приводят в движение» двумя карточками — личной БСК водителя и картой выхода.

Все, автобус готов к выходу из парка — вот тут и настает самое блаженное для шофера время, ради которого стоит прийти на работу пораньше. Идем к автомату, наливаем кофе. Зовем подругу Танюху из билетного отдела или Аленку с Алкой из АСКП. Или девчонок-водителей — белокурую Ленку, мальчишистую Аньку, ударницу Ирку Листопад — всех, кто под рукой. И вместе — в ногу — топаем в курилку. В курилке пьем кофе, болтаем, смеемся, обсуждаем новости. Девчонки из АСКП и из билетного отдела обязательно махнут рукой на прощанье и пожелают водителям хорошей смены. После такого прощанья грех не стараться, не делать все, чтоб смена и в самом деле была удачной.

Возвращаемся на стоянку колонны и тут уже топчемся у домика механиков — теперь болтая не с девчонками, а с ребятами-шоферами. Но пора и честь знать. Это значит: пора выезжать из парка. Охранник на воротах отмечает путевку и тоже обязательно пожелает, чтоб «ни гвоздя, ни жезла»…

При возвращении в парк вечером — все то же самое: медосмотр, механик, сдача валидаторов. И курилка с девчонками, понятно — как без нее?

В тот день все было точно так же, правда, работала я по «трехсменке» — это значит работала до трех часов дня, а дальше меня сменял другой водитель.

Поначалу ничего из ряда вон не случалось — народу, конечно, многовато, но тут все понятно: суббота, пятьдесят четвертый маршрут — пассажиры ехали на рынок «Садовод». К полудню небо заволокло, температура понизилась, с неба посыпалась ледяная крупа. На Ставропольской тут же образовалась пробка, а еще впереди меня встал грузовик с «аварийкой». Объехать его можно было только по «встречке», а «встречка», как назло, стояла почти неподвижно.

Звоню диспетчеру Глонасса. «Подойди к шоферу, — посоветовала она. — Если он встал потому, что ему так удобно — сейчас вызову ГИБДД — и мало не покажется. А если сломался… даже не знаю… буксир ждать, наверное…» Водитель грузовика говорит, что машина сломалась — тронуться он никак не может. Через некоторое время мне все-таки удается объехать его по «встречке» — тут уж надо встречным водителям в ножки кланяться за понимание.

Подъезжая к следующей остановке, замечаю явно поддатых мужчину и женщину — что поделаешь, выходной. Останавливаюсь, открываю двери. Мужчина заходит в автобус, женщина зачем-то пытается его удерживать. Он с силой толкает свою спутницу — и она летит головой на обледеневший асфальт. Ставлю машину на ручник и нейтралку, бросаюсь к ней — почти одновременно с пожилой пассажиркой. Поднимаем с земли, отряхиваем.

— Вам вызвать «Скорую»? — спрашиваю я.

Она молча отталкивает наши руки и, пошатываясь, уходит прочь. Ну, ушла — значит, по крайней мере, может идти. Сажусь за руль, еду дальше.

На Чагинской пробка. Жуткая. На Верхних полях, на которые мне нужно повернуть — тоже. Автобус теснят со всех сторон, светофор горит полминуты, повернуть практически невозможно. Пассажиры начинают орать и ломиться в кабину.

— Откройте двери, мы пешком пойдем!

— Я не могу тут вас высадить, это опасно, — пытаюсь я перекричать толпу.

— Отстаньте от водителя, она умница, правила соблюдает… — пытается защитить меня одинокий мужской голос, но он тонет в негодующем ропоте.

К двери кабины протискивается пожилая женщина.

— Девушка, вызовите «Скорую», мне плохо!

Я снова ставлю машину на ручник и звоню в Глонасс.

— Мне нужна «Скорая», плохо пассажирке… Да, диктую… скажите, пожалуйста, как вас зовут и возраст, — это я женщине, тяжело дышащей, притиснутой толпой к моей кабине. Надо бы посадить ее, но как? В кабину впускать никого я не имею права, а в автобусе такая давка, что невозможно выйти из кабины.

— Откройте дверь, мне душно… — просит женщина. Я открываю дверь. Тут же толпа устремляется к выходу. Хорошо, что хоть сбить их тут не могут: за мной стоит фура — она не даст никому проехать вперед. Где пассажирка, которой плохо? Ее давно уже и след простыл. Снова звоню в Глонасс.

— Не нужно «Скорую», у нас все хорошо!

Кое-как поворачиваю, долго стою на Верхних Полях, потом на МКАДе, потом в Капотне. Заезжаю на автостанцию — и меня начинает рвать. Еле-еле успеваю открыть дверь и выбраться наружу. Я была в рейсе больше четырех часов.

Звонит диспетчер Глонасса — милая девушка по имени Катюша. Пожалуй, никто не относится к водителям так хорошо, как она. Она смеется.

— Ты живая там? Думаешь, рекорд по опозданиям поставила? Как же, за тобой машина, небось, все пять часов будет ехать. Вот что с тобой делать? В этот ужас отправлять заново бесчеловечно, к тому же ты опоздаешь на смену….

— Меня рвет… — выдавливаю я.

— Так это чудесно, — радуется диспетчер. — Тогда вызываем «Скорую»!

До приезда «Скорой» меня рвало еще пять или шесть раз — заблевала я всю автостанцию. Молоденький врач и добродушная медсестра в возрасте осмотрели меня, посочувствовали, вкололи церукал и что-то от головной боли.

Я была спасена! Через час приехал сменщик. Конец безумной смене — можно отправляться в парк!

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: