Ахилла

Ждали «забастовщиков»…

Ещё с вечера сотня казаков расположилась на опушке леса, мимо которого должны были идти рабочие «снимать» соседнюю фабрику.

Ночь была тёмная, сырая. Время ползло медленно. Казалось, небо стало навсегда тяжёлым и чёрным, — никогда на него не взойдёт тёплое, яркое солнце.

Солдаты полудремали. Изредка кто-нибудь перебрасывался отдельными словами.

Казак Поддубный, широкоплечий скуластый малый, развалившись на животе, растопырив ноги и подперши кулаком колючий выбритый подбородок, по обыкновению поддразнивал тихого, маленького Ефименко, сектанта-штундиста.

— Вот тебе и «не убий!», — говорил он. — Как прикажут «пли!» — держись только.

Ефименко молчал.

— Слово Божие, слово Божие! — где уж там… Знай слушайся: раз, два… вот те и вся Библия!

Ефименко заворочался под шинелью и отрывисто сказал:

— Кущунствуешь!..

— Уж это там я не знаю, — упрямо продолжал Поддубный, — только что, велят тебе стрелять, и будешь: потому — присяга, крест целовали. А то: «Не убий». Начальство знает. Господь прямо сказал: слушайтесь начальства — от Бога оно!

— Не разумеешь Писания! — нехотя отозвался Ефименко.

— Да уж ты, известно, книжник — только как же это ты против слова-то Божия пойдёшь. Начальник скажет: пли!, а ты: нет, мол, ваше благородие, вас слушаться не приказано! Эх ты, секта!..

Ефименко резко повернул свое худенькое тельце и твёрдо сказал:

— Бог или царь!

— Что Бог или царь? — тоже лениво поворачиваясь, спросил Поддубный.

— Бог или царь, говорю, — двум господам не служат, понял?

— Секта!.. А царь не от Бога что ль? Сердце-то царёво, знаешь, чай: в руце Божьей!..

— Слушай ты, — строго и внушительно заговорил Ефименко, — правду говоришь ты, сердце царёво в руце Божьей, да что отсюда выходит? Пред Богом оно ответ даёт, за всякое своё биенье. А коли хоть и царь убивать велит — грешит он. Про всякого человека то же сказано: волос с головы его не упадёт без воли Отца, — ну, а коли ты ограбишь кого, что ж, тоже на Бога свалишь?

— Ну поехал, законник! Ничего я этого не знаю; только что Господь одно сказал: повинуйтесь начальству — от Бога оно!

— Да сказано: властям предержащим повинуйтеся несть бо власть аще не от Бога. Но можешь ли ты ещё слово-то Божие разуметь? Не всякому оно открывается-то.

— Ладно!

— Сказал ещё Господь: царю царское, а Богу Божье, значит, коли царь Божьего требует — грешит он! Нигде Господь не говорил, что начальство больше Самого Господа слушать надо. Нет. А коли какой начальник безбожное дело заставляет делать, знаешь, что велел Господь отвечать?

— Ну?

— То-то вот. Писания не разумеешь. В Деяниях апостольских, знаешь, что говорится? Двух, Петра да Иоанна, к начальникам привели и говорят: бросьте народ учить, мы вам не приказываем, а святой апостол отвечает: разве хорошо пред Богом вас, начальников, больше Бога слушаться? Ну, и не послушал их. Вот как. И все-то почитай апостолы за непослушание властям были казнимы. Господь велел начальству повиноваться! Да велел только до тех пор, покудова начальство безбожного дела не требует. А разве «пли» — не безбожное дело?

— Вот посмотрим, запоешь не то завтра-то, — сонным голосом, почти засыпая, пробормотал Поддубный.

Начинало светать, мутный свет клочьями пробивался сквозь серую мглу. Где-то за лесом не то кто-то плакал, не то собака лаяла… Белый туман поднимался над пожелтевшей травой.

Вдруг откуда-то издали послышался почти неуловимый гул.

— Идут!

Это слово, произнесенное кем-то из казаков, как искра, пробежало по всем.

— Идут!

И все тяжело и сурово стали подыматься с земли.

Действительно, на краю села чёрной, кривой лентой показалась толпа народа. Лента росла, ширилась, можно уже было разобрать, что это движутся люди, а вместе с тем рос стройный гул, который начинал походить на какую-то грустную, протяжную песню.

Поддубный красными от плохого сна глазами бессмысленно смотрел на клубы поднимавшегося тумана.

— На лошадь! — скомандовал офицер, ёжась от холода и платком отирая мокрые усы.

А толпа всё росла, всё приближалась. Песня становилась всё ясней, всё протяжнее.

Казаки выстроились в ряд, преградив дорогу. Лошади фыркали и нетерпеливо били о сырую, холодную землю.

— Ну, секта! держись теперь, — буркнул вполголоса Поддубный своему соседу Ефименко.

В это время толпа подошла совсем близко. Грозные крики наполняли сырой туманный воздух, и вдруг град камней, как дождь, полетел на солдат.

Офицер, что-то крича, махал рукой и куда-то показывал нагайкой.

Залп. Снова град камней. Оглушительный рёв толпы и протяжное, чистое эхо.

К Ефименко, который, не двигаясь, сидел на своей лошади, подскакал офицер.

— Стреляй!.. Стреляй, собака!.. — задыхаясь, крикнул он на него нечеловеческим голосом.

— Бог или царь!.. — тихо, едва внятно выговорил сектант.

Офицер хотел что-то крикнуть и вдруг, выхватив револьвер, выстрелил Ефименко в голову.

Лошадь рванулась в сторону, и маленькое трепетавшее тело непокорного казака бессильно упало в холодную грязь.

Фото: Reuters

Обсудить статью на форуме

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: