Божественная обедня
17 октября 2021 Алексей Марков
Глава из книги «Бремя колокольчиков. Были старца Пиндосия».
Никогда о. Пиндосий из своего затвора не уходил и не выезжал, по крайней мере, никто об этом не слышал. На службу в Церковь — тоже за одним лишь известным мне исключением. Тогда послужил он у одного батюшки, о. Владимира, настоятеля крупного сельского прихода, расположенного не так уж далеко от места подвигов старцá. Батюшка тот был известен, к нему и так из Москвы и других городов русских, украинских и белорусских народ ездил, а теперь, когда стремящиеся к о. Пиндосию заворачивать стали, то приход этот и вовсе расцвел и зазолотился куполами. Вот и зазывал настоятель о. Пиндосия к себе послужить всеми правдами-неправдами, ну и на примерно сто двадцатую просьбу затворник, наконец, согласился, но при условии, что службу возглавит он, и что все будет, как он посчитает нужным. Мне посчастливилось быть на той службе.
День был воскресный, неделя о мытаре и фарисее. На дворе были февральские морозы, но народу приехало много, потому как о. Владимир многих оповестил о предстоящей службе во главе с почитаемым многими подвижником.
Настоятель Владимир и я ждали о. Пиндосия в алтаре. О. Владимир вообще-то хотел встретить старцá на крыльце или у ворот храма, но тот наотрез отказался, более того, сказал, чтоб ждали его именно в алтаре, не выходя из него даже на солею, пока он будет проходить через церковь, сказав, что если не так, то он вовсе развернется и уедет к себе в лес. Вот так мы сидим и слушаем, как старéц идет через храм, долго, раздает благословения, кому-то что-то говорит.
— …Есть святая простота, а есть «святая» мудота, — слышим мы его голос уже близко от алтаря, — так и запомни себе, до того как дедушка Альцгеймер к тебе не придет.
— Радости всем, братия! — с таким странным приветствием обратился к нам старéц, после того, как сделал земные поклоны перед престолом. — А то сидите тут с постными бородатыми мордами, мне аж жутковато стало, как в алтарь зашел.
Понятно, мы разулыбались.
— Отец Владимир, а что это за книжку я у тебя за свечным ящиком взял? — спросил о. Пиндосий, здороваясь с настоятелем.
— Это перечень грехов по категориям для подробной исповеди. Народ любит, и я приветствую, чтоб серьезно к таинству относились, — отвечал тот.
— А у тебя в начале службы исповедь? Дай я проведу, а вы пока тут подготовите все, проскомидию совершите.
— Хорошо… Как скажете… — отвечал чуть смутившийся, но помнящий обещание служить эту службу по старцо́вому слову настоятель.
— Вот и ладно… — сказал лесной затворник, выходя из алтаря с крестом и Евангелием в руках.
Общую исповедь, которую о. Пиндосий провел прямо в центре храма, было слышно хорошо и из-за иконостаса. После нескольких положенных молитв и совсем краткого, явно не по книге перечисления грехов, старéц обратился со словом к исповедникам:
— Братия и сестры! Что еще сказать? Книжку эту все видели? — видимо, он показал эту самую, про которую настоятеля спрашивал. — Ага! Вижу. Много там разных грехов написано? Много про всякие удовольствия, да? И что всякое удовольствия или фантазия есть грех, так?
Ответом было мычание толпы с отдельными отчетливыми «да».
— Ну, так я вам скажу, что грешен я. Гажу с удовольствием, не в принципе, а в туалете своем деревенском в одно очко. Такое удовольствие испытываю, что иные при соитии не испытывали, что мужики, что бабы. Грешен я?!
Гробовая тишина была ответом.
— Так как, всякое удовольствие грех или не в нем он вовсе?.. Ну хорошо, продолжим, тут в книжице этой про помыслы разные много, оно и впрямь, голова много чего рождает, да?
Слушающие снова оживились.
— А я скажу вам: у кого в мыслях и на деле одно, тот либо свят, либо полное говно. Святые есть тут у нас?
Понятно, в ответ опять все затихли.
— Ну, и говеных тож не так много, думаю. Ну и что голову морочить, когда она и так заморочена мыслями всякими? Скажу вам: меньше про помыслы думайте, книжки эти дурацкие мне сдайте, я их к себе в сортир унесу и по назначению использую, а у кого дома — сожгите вовсе; исповедоваться коль хотите, то надо от сердца и головы, а не от всякой байды.
Настоятель в алтаре пылал лицом, глаза он прятал, но что он мог сказать? Не выгнать же старцá со службы? За язык его никто не тянул, сам о. Пиндосия зазвал. А это было только присказкой к службе…
Началась литургия, Мирную ектенью возглашал о. Пиндосий, при этом патриарха он помянул без титулов, полностью переделав положенные по Служебнику слова, не на распев, с чувством назвав его болящим и несчастным. Настоятель не выдержал:
— Отец Пиндосий! Под монастырь подведешь! Как ты о Святейшем патриархе?!
— Не бойся, токмо веруй! Патриарх он и в аду патриарх! — улыбнулся в ответ старéц.
Надо было видеть лицо несчастного о. Владимира.
На проповеди после Евангелия о. Пиндосий сказал, что ныне празднуется священный союз мытаря и фарисея и что Христос слишком хорошо думает о людях в этой притче, деля их на желающих благодарить и каяться, но это от любви, а не от незнания человека. Я и сам не понял, где старéц шутил, где обличал, а где говорил абсолютно серьезно, но как-то все вместе это воспринималось удивительно: хотелось не просто служить, а молиться от всего сердца, и, кажется, у многих в храме маска православного прихожанина сошла, обнажив настоящие лица.
На Херувимской старéц подошел к настоятелю и спросил:
— Ты Херувим?
— Что??? Отче… Шутите опять…
— Вот и я нет, что ж мы тут будем тайно изображать? Пойдем, вынесем в центр храма все наши причиндалы и отслужим с народом посередине!
Взгляд о. Владимира выразил потусторонний ужас, выйти в центр значило нарушить все правила, прослыть «модернистом», а в русской церкви для многих это хуже, чем сатанистом, получить по полной от начальства. Чем это может закончиться? Доложат…
— Нет! Старче! Не дам антиминс, не пойдем в народ, там… Престола нет… и вообще, в алтаре надо!
— Кому надо, отченька? Мне? Тебе? Богу? — спокойно возразил лесной подвижник.
— Ииии… Не начинайте!.. — как-то даже взвизгнул солидный настоятель прихода.
— Дык а что мне начинать, когда я кончил. Нам не надо, Богу тоже. Тебе надо? — неожиданно обратился ко мне о. Пиндосий.
Я мотнул головой.
— Видишь, и попу столичному не надо, а людям может быть хорошо, да и нам не плохо будет, вот увидишь. А не хочешь антиминс давать? Так я и без него отслужу, столик там у тебя есть для молебнов, вот на нем и расположусь.
Что делать? Сдался настоятель и вынес антиминс на середину храма на тот самый столик, видимо, еще во время исповеди по просьбе старцá выдвинутый на середину.
Перед символом веры о. Пиндосий решил дать целование всему храму, каждому бывшему в нем.
— Христос посреди нас! — сказал он очередной бабульке. — Отвечай: «И есть и будет!» Да?
— Ой, будет ли? Батюшка?
— А куда ж Он денется?! — улыбался подвижник. — Кто это там, в боковом пределе стоит?
— А это мужики деревенские, другана своего отпевать привезли, им сказали позже приехать, а они уж здесь…
— Мужики! — громко позвал старéц.
Те молчали.
— Что? Нет мужиков-то?
— Да как же нет? Здеся мы… — повылезали в центр храма небритые и некоторые с явного бодуна личности в телогрейках.
— Вот и давайте молиться! Христос посреди нас!
Признаться, я ждал этого момента. Если это только игра, то не пробьет она эти зачерствевшие души, засмеются или сплюнут — уйдут, ну… или начнется «дай поп на бутылку»… Но нет, как-то изменились они в тот момент, не просто опешили, тоже лица сквозь маски проступили. С одним высоким мужиком с темным лицом о. Пиндосий стоял дольше, даже бил своей тяжелой ладонью по мускулистой шее мужика:
— Слышь! Ты! Не думай даже, хватит, брось! Христос посреди нас!
Потом спели всем храмом «Верую», и я почувствовал себя как в танце, нет, это не была эйфория, потому что радости было не меньше, чем невыразимой глубины грусти. О. Пиндосий читал молитвы Евхаристического канона, громко, на весь храм, меняя текст и добавляя слова, произнеся часть о Троице, он добавил: «И что мы про Тебя знаем? А все говорим… Но Ты прости нас, глупых, и дай нам разумение». Пожалуй, это все, что я смог в точности запомнить, ну, пожалуй, еще изменение в молитве «сопричти нас стаду Твоему» на «сопричти нас дуракам Твоим».
Перед Отче наш хлопнула дверь, это тот мужик с темным лицом выбежал из храма. Старéц не оглянулся, но лицо его исказилось болью…
Потом было причастие. Лесной отшельник причащал всех, кто исповедовался и нет, молодых и старых, всех, кто был в храме.
В конце службы у о. Пиндосия снова пробежала хитреца в глазах. Он повернулся к бледному настоятелю:
— Что! Может, на радостях многолетие патриарху споем? Чтоб не болел!
— Ой, нет, отче, не надо…
Всем запомнилась эта служба. Раздав благословения, уходя с келейником из храма уже после трапезы, старéц сказал:
— Ты, отец Владимир, зови, если что.
Но настоятель больше его не позвал, а после Пасхи его и вовсе перевели на другой приход третьим священником.
Читайте также:
Скачать книгу «Бремя колокольчиков. Были старца Пиндосия»:
Если вам нравится наша работа — поддержите нас:
Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)