Ахилла

— Зачем? — он сидел у открытой дверцы печки и смотрел, как разгорается огонь. — Зачем тебе возвращаться в Москву именно сегодня?

Она действительно не знала, зачем ей ехать именно сегодня. Наверное, привычка. Завтра понедельник, к десяти утра надо на работу — это она знала. А вот зачем — не знала.

— Я не настаиваю, я просто спросил. Надо — так поехали. В принципе, мне собираться минут пятнадцать… Через час выедем, часов шесть — и будем на кольцевой, к одиннадцати довезу тебя до дома, вполне успеешь выспаться, — не глядя на неё, он миролюбиво продолжил разговор, подбрасывая в печку берёзовые поленья. Поленья приятно пахли лесом и чем-то ещё, неуловимым и давно забытым. Она тут же мысленно поругала себя — ей сначала показалось, что он нарушает её личное пространство, её планы и пытается командовать ею. А он всего лишь напомнил о праве выбора…

— Жаль, завтра должна быть служба, — он задумчиво смотрел на разгорающиеся поленья. Поленья тихо потрескивали в ответ. — Ты ещё не успела увидеть, мы тут старую церковь ремонтируем. Пытаемся. Очень красивая раньше была церковь. Пока в ней пекарню не устроили. Сейчас половина отремонтирована, половина разбита. В отремонтированной иногда службы, когда священник может приехать. Вот завтра как раз… — он замолчал, задумавшись.

«Странно, он даже не спросил, верю ли я в Бога, — пронеслась в голове мысль. — Никогда не была на службе в деревенском храме».

Она чувствовала себя свободной. Не только из-за того, что её ничего не заставляли делать. Скорее потому, что вернулось ощущение жизненного творчества. Когда можно выбирать, чем дальше заниматься в своей жизни — от конкретного завтрашнего понедельника до многих лет вперёд. Может быть, это и есть тот далёкий Бог, которому она все эти годы по праздникам ставила свечки и старательно писала записки? Ведь Бог хочет, чтобы все были свободными. А свобода — это то, что переполняло её сейчас изнутри, разливалось незримыми струями вокруг и соединяло с этим необычным и по-своему свободным деревенским миром.

Её больше не удивляло ни их знакомство, ни то, что неожиданно для себя она оказалась за пятьсот километров от Москвы в глухой тверской деревне, где домов было всего несколько, а жителей и того меньше. Реальность вокруг менялась так стремительно, что в этом она тоже видела удивительное, вселенское творчество. Ещё три дня назад жизнь казалась размеренной и ясной.

— Что ты делаешь на выходных?

— Ничего. Хотела отдохнуть. От всего и всех.

— Тогда я заеду, часам к девяти вечера. Я знаю, где отдыхают ото всех.

Пока машина неслась по дорогам, она дремала и открывала глаза всего несколько раз, когда мерный гул автомобиля менялся на новый. Вот съехали с платной трассы перед Тверью. Вот начался какой-то непонятный асфальт с провалами и трещинами — видимо, уже ехали по деревенской дороге. Вот асфальт закончился от слова совсем, начался непонятный гравий с песком… Видимо, до этого была вполне приличная дорога, а деревенская началась вот сейчас… А теперь и гравий закончился; грунтовая дорога, оказалось, была признаком цивилизации, потому что дальше внедорожник поехал по узкой просеке в лесу, через корни и кочки. Когда, наконец, в середине ночи двигатель заглох и в хлопающие двери стали с жужжанием залетать комары, сил хватило только на то, чтобы добраться до кровати и провалиться в глубокий сон без сновидений и лишних вопросов «где я?» и «зачем я здесь?».

Так началась сюрреалистическая сказка, в которой она находилась третий день. И, похоже, последний: завтра понедельничный отчёт бухгалтера, разбор платежей, перебирание платёжных поручений и ещё тридцать три дела, которые были у неё с тех пор, как она начала заниматься своим бизнесом.

— Бухгалтерию перевести в облако, платежи делать через мобильное приложение в телефоне, бухгалтерская программа должна сама загружать данные в банке, каждые пятнадцать минут, — он рассуждал точно, не единого лишнего слова. — Подписывать платёжки и вести бухгалтерию на жёстком диске бухгалтера — как ты можешь жить в позавчерашнем дне!

— Как-то моему бухгалтеру так удобно… — с её стороны это было не оправдание. Скорее объяснение. С ним вообще было легко разговаривать — было ощущение, что они давным-давно знают друг друга.

— Смени бухгалтера, — он беззлобно, но твёрдо подвёл резюме. — Пойми, все эти замечательные люди крадут драгоценное время твоей жизни. Крадут у тебя, у твоих мужа, у твоих детей…

— Я не замужем и у меня нет детей, — поторопилась она и сразу поняла, что попалась.

— Так твой муж даже не может с тобой познакомиться! Не говоря уже про то, откуда берутся дети, — он говорил абсолютно серьёзно, только глаза его словно улыбались. — Кстати, дети тоже соскучились по нашему миру.

— Откуда ты знаешь про детей! — она постаралась укорить его в ответ. Но ничего не получилось.

— Не знаю, — совершенно серьёзно сказал он. — Просто предполагаю. Знал бы — сказал бы, кто будет первым — мальчик или девочка.

Они сидели в деревянном деревенском доме, вокруг на многие километры не было ни души. Такой же дом был в её детстве, пока была жива бабушка и брала её, ещё маленькую, на лето. Только у дома из детства под окном росла сирень. Красивая белая сирень. Которая сейчас, в середине июня, как раз должна была цвести. А здесь сирени не было. Зато был он, и была печка с горящими дровами, и было разливающееся по комнате тепло. А ещё был чай, чай со смородиной. С настоящей смородиной. Когда он на утро по приезде принёс ей чашку дымящегося чая прямо в постель, она не сразу поняла, что смородина — настоящая. В чашке плавали настоящие смородиновые листья и цветы, источая непередаваемый тонкий аромат. Да и всё здесь было настоящее. Дом — настоящий. Он — настоящий. Слова — настоящие. И она в окружении всего этого тоже словно становилась собой, настоящей собой. И Бог, которого она не видела, но зато чувствовала Его присутствие, тоже был каким-то настоящим, не нарисованным, как в городе.

— Тогда собираемся, да? — он повернулся и вопросительно посмотрел на неё, и неуловимая нежность в его взгляде словно окутала её всю, укрепляя в принятом решении. Вернее, в бесчисленном количестве решений, которые вереницей вытекали одно из другого.

Она поставила недопитую чашку со смородиновым чаем на стол.

— Нет, — кажется, в первый раз в жизни ей было наплевать на работу, на логически выстроенные планы, да на всё на свете! — Мне никуда не надо.

Сказав это, она почувствовала такое облегчение, как будто перешла из одного мира в другой. Отреклась от прежних, нарисованных богов и сделала шаг к Единственному Настоящему. Которого по-прежнему не было видно, но Который послал ей того, который сидит сейчас рядом. В знак глубокого почтения и чтобы доказать, как Он её любит. И пока она не увидит Бога, она сможет видеть его. И любить. Через мгновение она подойдёт к нему и обнимет. Впервые после их знакомства. Крепко-крепко. И поцелует. И не захочет никуда отпустить. Как хорошо, что он не стал лезть с объятиями сразу после знакомства и торопиться с поцелуями! Теперь она чувствует, что будет обнимать его по-настоящему. И знает, что будет дальше. Ещё мгновение назад не знала — а сейчас уже знает. А ещё через мгновение всё то, что она знает, начнёт случаться. Это она тоже знает, и наслаждение этим мгновением прогнало остатки привычного беспокойства о чём-то, что ей мешало столько лет.

— Мне уже никуда не надо, — повторила она задумчиво, скорее сама себе, чем ему. Она была счастлива. В голове у неё остались две мысли: кто у них будет первым — мальчик или девочка, и куда посадить сирень.

Иллюстрация: картина Петра Зерцалова, холст, масло, 2017

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: