Друг

13 октября 2018 Гелия Харитонова

Просмотры: 4 398

Этот участок земли перед четырехподъездной новостройкой, бывший до того пустырем — не обжитым и голым, оказывался первым, кто встречал и принимал счастливых новоселов. Сюда выгружали из грузовиков диваны, серванты и трельяжи, здесь на мягких вещевых узлах пережидали разгрузку бабушки, тут носились дети, убегавшие вслед за родителями, наконец-то заносившими в квартиру последнюю табуретку. Он принимал первые вмятины и колдобины, к неубранному строительному мусору на нем добавлялись фантики и выпавшие из скарба мелочи.

Спустя месяц он уже стал двором и жил своей насыщенной жизнью. Он обзавелся красно-синими турниками, некрашеным столом со скамейками и горой песка. Он пах краской, гудроном и прелой листвой. Он звучал детским гомоном вперемешку с ударами мяча в вышибалы об стену водокачки и шлепаньем костяшек домино об стол с криком «рыба». Старушки на лавочках у подъездов делали его безопасным и уютным, каким делает любой дом присутствие бабушки в нем. Проезжавший автомобиль был редкостью, и на него ненадолго отвлекалось внимание.

В этом доме и этом дворе мы прожили года три, когда в первом подъезде на первом этаже появились новые жильцы. У них был мальчик лет 10. И однажды он вышел во двор…

Двор был другом. Своим. Родным. В нем даже упасть было не так больно, как в чужом. И даже когда я в нем оказывалась одна и в это время никто из детей не выходил гулять, то не чувствовала себя одиноко. Занятий было предостаточно. Я разрывала ямку в земле возле крыльца, клала фантик или цветочек, закрывала цветным бутылочным стеклышком и забрасывала сверху землей — это был «секретик». И таких «секретиков» двор хранил десятки. Я могла просто ходить по нему и разговаривать вслух — ведь он мой друг. Он молча выслушивал меня в мои 7 лет, когда я бродила, шаря взглядом по земле в поисках подходящих округлых пяти камушков для игры в «Камушки» же — были очень важны их размер и одинаковость формы. Я просила: «Ну найдитесь, ну пожалуйста». И двор услужливо подбрасывал их мне под ноги.

Двор был свидетелем наших детских ссор, обид, примирений, падений, горестей и радостей. Он лучше любых родителей знал каждого из нас. Во дворе мы учились жизни. Учились уступать и прощать. Учились дружить.

И вот однажды в наш двор вышел новый маленький жилец из первого подъезда. Это было теплым июльским вечером, мы играли в «Штандер». И тут кто-то из нас сказал: «Смотрите, смотрите». Мы все повернули головы и увидели худенького мальчика, который смотрел на нас и не решался подойти. Какое-то время мы разглядывали друг друга. Он чувствовал себя чужаком и стеснялся. А мы не очень-то торопились пригласить его к себе в игру. Вдруг он сделал шаг. И этот шаг оказался совсем не такой, какой делает каждый из нас. Он был неправильный, что ли, неумелый, нога будто не слушалась его, не разгибалась. Мы замерли и во все глаза стали разглядывать ноги мальчика. А потом мы заметили позади него женщину, видимо, его маму, она держала в руках маленькие костыли и наблюдала за сыном.

Первым «ожил» Генка. Он передал мне мяч и подошел к новенькому мальчику.

— Как тебя зовут?

— Ваня.

— А меня Генка. А вон тех, — и он махнул рукой в нашу сторону, — Мишка, Славка, Лариска, Гелька, Алка, Вовка, Ирка, Марат и Юрка. Будешь играть с нами?

Тут до Генки, видимо, дошло, что с мальчиком что-то не так и вряд ли он сможет играть с нами в штандер. Поэтому, спохватившись, он торопливо спросил:

— Во что хочешь поиграть?

Ваня смущенно молчал. В поисках поддержки он обернулся к маме. Она подошла к ним с Генкой, но тоже растерянно молчала. Подтянулись и мы. Продолжая разглядывать Ваню, я пыталась сообразить, во что можно играть, не используя ноги. Окинула взглядом в поисках подсказки двор. Кроме стола для забивания «козла» ничего не подходило. О, у меня в кармане платья лежали камушки, причем самые лучшие — один в один.

— Умеешь в «Камушки»? Пойдем научу.

Мама протянула Ване костыли, и мы гурьбой направились к столу.

Так в нашей компании появился новый друг. Правда, он не часто выходил на улицу и больше всех сдружился с Генкой. Но мы всегда ждали и были готовы к его появлению: у Славки дома, прямо в коридоре, лежали альбомы с марками, он мог их в любой момент схватить и бежать на улицу показывать Ване. У Марата — коллекция спичечных этикеток, у Юрки — набор солдатиков, у меня — стопка фотографий киноартистов, и у всех нас были в любой момент готовые сорваться с языка истории про черную-черную руку и гроб на колесиках, которые можно было рассказывать и слушать до бесконечности, облепив лавочку у подъезда.

Как-то Ваня не появлялся во дворе уже очень долго. Лариска из первого подъезда подслушала, как соседка шепотом говорила ее маме, что Ваню повезли в Курган к знаменитому хирургу Илизарову, который обещал вылечить Ванины ноги. Мы стали переживать за друга, скучали по нему. Но постепенно все реже вспоминали его в своих разговорах, марки и фотографии киноартистов перекочевали из коридора обратно в письменный стол, новый день приносил новые впечатления, мы забывали о Ване — детская память короткая.

Прошли годы. Многие из нас уже были старшеклассниками. «Штандер», «Резиночка», «Колечко» остались в прошлом, они сменились дискотеками и поцелуями во дворе. Верный друг — двор продолжал оставаться хранителем наших секретов, признаний в любви, слез и расставаний. Он выслушивал меня в мои 17 лет так же, как и в 7. Я сидела на его несмазанных качелях, и мои всхлипывания сливались с их скрипом. Я читала ему свои неумелые стихи про безответную первую любовь, и он утешал меня мягким ветерком, тихим шелестом деревьев.

Неожиданно сквозь этот шелест я услышала свое имя. Обернулась. Неподалеку стоял молодой человек. Что-то неуловимо знакомое, далекое, забытое было в его фигуре. И вдруг он сделал шаг. И этот шаг был такой же, какой делает каждый из нас. Я встала с качелей и подошла ближе:

— Ваня?

За его спиной не было мамы с костылями. За спиной у него висела гитара. Он сделал еще шаг, улыбнулся, взял гитару в руки, перебрал по струнам:

— «Ты помнишь, как все начиналось? Все было впервые и вновь. Как строили лодки, и лодки звались Вера, Надежда, Любовь…»

Двор встрепенулся взлетевшими враз птицами. Он тоже узнал, заволновался и откликнулся. Голосом друга. Из резко остановившегося возле первого подъезда оранжевого «Москвича» показался Генка:

— Гелька, я правильно вижу? Я правильно слышу — «За тех, кому повезет»?

Он приближался к нам семимильными шагами и орал: «То тот, кто не струсил и весел не бросил…»

Через мгновенье мы орали уже втроем, нет, вчетвером: наш друг двор эхом разносил «Тот землю свою найдет»!