Ахилла

I

В самом разгаре рабочего дня в православном издательстве «Обитель» погас свет. В коридоре обиженно уркнул холодильник, в компьютерной дружно запищали источники бесперебойного питания, а комнату, где помещалась литературная редакция, окутали густые сумерки.

— Вот она — тьма египетская! — басовито пошутил бородатый, плотного телосложения мужчина и покосился на серый квадратик маленького окошка, которое выходило в глухой двор старого петербургского дома. Неизвестно по какой причине: из-за нерадивости архитектора или из-за того, что северное солнце даже летом имеет какую-то особую траекторию, но в этом дворе-колодце было всегда темно и сыро, а гулкое эхо торопливых шагов прохожих долго металось от стены к стене, пугая тощих кошек, облюбовавших это место.

— А мы сейчас, батюшка, свечечки зажжем! — захлопотали две закутанные в платки женщины неопределенного возраста — штатные литературные редакторы. Мужчина же занимал должность священника-консультанта.

Шаркнула спичка, загорелись свечи, и золотистые блики побежали по корешкам книг.

— А знаете, дорогие мои, так даже уютнее, — произнес священник. — Мы будто первые христиане в катакомбах.

— Да, батюшка, — откликнулась одна из женщин, с узким птичьим лицом, тонкими губами и полным затаенного недоверия ко всему окружающему миру взглядом. — Как в катакомбах. Только я себя чувствую не первой христианкой, а кротом в норе.

— Да ладно тебе, Ксения! — возразила другая — полная противоположность первой: широколицая, с монгольским разрезом глаз и звучным грудным голосом. — Ты, Ксения, вспомни, как раньше все сидели в одной комнате: и мы, и компьютерщики! Сейчас все-таки отдельно.

— Да я и не возмущаюсь, Марфа! — сузив плечи, опустив голову, голосом похожим на пронзительный шепот, зачастила Ксения. — Я, Марфа, очень рада, что мы сюда переехали; здесь центр, рядом метро, Владимирский собор под боком. Просто мне немного обидно, что для редакторов выделили такую темную комнату: ведь мы же с текстами работаем, с бумагой.

— Ну и что! — ответила Марфа. — Вон в компьютерной вообще нет ни одного окна. И ничего. А как наш батюшка Алексий служит? — Марфа зачарованно посмотрела на играющий желтыми отблесками крест на груди священника. — Его больничный храм тоже в подвальном помещении!

А отец Алексий — так звали священника — и не слышал, о чем говорят женщины. Он погрузился в свои мысли и с тоской поглядывал на заветный квадратик окна. А за окном — стоит только быстро миновать этот угрюмый двор — широкий солнечный бульвар, липы, улыбающиеся теплому летнему солнцу люди. И сколько можно было бы сегодня успеть!

«А впрочем, — успокоил себя священник, — чего это я возмущаюсь: свободное расписание, рецензирование рукописей дома. Зато и платят неплохо, и фамилия фигурирует в книгах: священник-консультант Алексий Зарубахин».

— Батюшка! — прервала его размышления Ксения. — Вот тут сказано, что Владимирская икона Божией Матери написана апостолом Лукой на доске, за которой трапезовало святое семейство. И что эта икона не список, а подлинная святыня, дошедшая до нас через два тысячелетия.

— Ну, так что? — солидно откинувшись на спинку кресла, спросил священник. — В чем сомнения?

— Батюшка, но ведь существует мнение, что это не так! Об этом заблуждении много спорили разные историки, да и наш преподаватель на богословских курсах говорил, что апостол Лука не писал Владимирскую икону.

«Можно подумать мне известно, писал или не писал!» — наморщил лоб священник. И вдруг в его сознании всплыло совсем неуместное выражение — «с натуры». И это неуместное выражение неожиданно привело отца Алексия в состояние крайнего раздражения.

— Знаешь, матушка, — начал он тоном, которым обычно клеймил пороки мира сего на проповедях. — В Писании сказано: если вы будете иметь веру с горчичное зерно, и прикажете горе сдвинуться, то она и сдвинется! А мы? — отец Алексий распахнул руки, словно обращаясь к невидимой пастве, что со стороны, однако, выглядело так, будто он указывает на многочисленные книжные полки. — Все мы? Имеем ли такую веру? Нет! Потому что — великие грешники и в душах наших не вера, а мерзость запустения!!

От последнего возгласа и взмаха широким рукавом рясы заколебались огоньки свечей, и показалось, что корешки обличенных томов затрепетали в священном страхе. Но еще большее действие возглас отца Алексия произвел на женщин. Они дружно издали какой-то хлюпающий носовой звук и низко наклонили головы.

— Как там у нас поется на службе в честь Владимирской иконы? В первой песне канона? «Лука отобразил Творца всех на руках Твоих». Вот, значит, и отобразил.

И опять в сознании отца Алексия возникло подлое выражение «с натуры». Но оно уже не возымело никакого действия. Он поглядел на покорно склоненные головы в аккуратно повязанных платочках, и ему вдруг стало жалко этих ужаленных жизнью женщин.

Он закрыл глаза и представил себе, что было бы, если он позволил себе в таком тоне говорить с женой, с матушкой Варварой. Та бы сразу вспомнила все, что у нее ассоциируется со словом «грех». Как, вместо того чтобы зарабатывать деньги для молодой семьи, он бегал в рок-клуб, где дурным голосом пел под самодельную электрогитару; как, увлекшись йогой, однажды не удержался в стойке на голове и, рухнув на сервант, разбил подаренный на свадьбу сервиз; и как — по самым жестоким ее словам — «не достиг ничего в науке, полез в попы, и загнали тебя, бестолочь, в подвал возле морга».

Отец Алексий шумно вздохнул.

«Батюшка молится за нас, грешных», — украдкой переглянувшись, одновременно подумали женщины.

Ксения, до крещения носившая весьма распространенное имя Вика, уже больше года знала отца Алексия, иногда ездила к нему в храм, для того чтобы послушать его яркие и эмоциональные проповеди, когда при гневных словах «мерзость запустения» у нее, да и у всех прижавшихся к стенке прихожан, шли по спине мурашки.

Марфа же, напротив, ценила в отце Алексии не его проповеднические способности, а хорошее знание церковных служб. На любой, связанный с Богослужебным уставом вопрос, отец Алексий мог дать обстоятельный ответ. Его натренированная высшим математическим образованием память хранила множество тонкостей сложного православного богослужения. Хуже дело было с церковными искусствами — отец Алексий слабо разбирался в иконописи, в церковной архитектуре, да и вообще имел неразвитый вкус. Поэтому благоукрашение своего больничного храма он целиком доверил общине, матушке и вездесущим мальчишкам-пономарям. Возможно в этом уязвимом месте — отсутствии художественного чутья — и была причина его сегодняшнего несдержанного поступка.

— Знаешь, Ксения, раз ты утверждаешь, что это вопрос спорный, то поправь так: «по преданию, икона Божией Матери Владимирская написана святым апостолом Лукой». И этого будет достаточно.

— Спаси Господи, батюшка, — Ксения подняла голову и хотела еще что-то сказать, но тут дверь в редакторскую отворилась, на пороге показалась сначала рука с фонариком, затем голова со всклоченными кудрями. Обладатель головы расплылся в улыбке и произнес:

— А знаете? Света-то не будет часа два. Авария кабельной сети.

И после этих слов кудрявый вестник улыбнулся еще шире, но из-за того, что лицо его было освещено снизу, улыбка получилась крайне зловещей.

— А откуда ты знаешь, Андрюшечка? — начала было спрашивать Марфа, но дверь уже закрылась.

Андрей, или для большинства сотрудников Андрюшечка, был системным администратором. В издательстве он работал недавно, но сразу вызвал всеобщую симпатию. В отличие от своего предшественника — вечно небритого, сонного и долговязого субъекта — Андрюшечка был невысок, полноват, круглолиц и розовощек. Речь его была предельно ясной и понятной. Уяснив для себя, что простому пользователю бесполезно что-либо объяснять, он всю свою компьютерную терминологию свел к нескольким понятным даже для непосвященных фразам. А среди выражений, с которыми он обращался непосредственно к технике, самыми распространенными были: «завис, братишка? перегрузим» и «не будешь работать, анафема, сделаю абгрейд!».

— Ну, так что? — обратилась к Ксении Марфа. — Поработаем при свечах?

Ксения вытянула в трубочку губы, посмотрела в сторону и сказала:

— Ну, давай, поработаем немного, все равно нам сегодня сидеть до конца дня: придут внештатники.

— А что, дорогие мои, — подал голос священник, — Петр Петрович сегодня еще будет?

— Скорее всего, нет.

Отец Алексий воодушевлено посмотрел стоящие перед ним свечи и густым голосом произнес:

— Тогда я, пожалуй, пойду.

И увидев, что Ксения вскинула на него удивленные глаза, сдвинул брови и добавил:

— Заодно и помолюсь за нас, маловеров.

— Но, батюшка, ведь сегодня к концу дня должен прийти на собеседование художник. Петр Петрович просил и вас с ним поговорить.

«Ах, как нехорошо! — подумал отец Алексий. — Как же я забыл. А с другой стороны — о чем мне с ним говорить? Но ведь не я же его буду принимать на работу!» И вслух сказал:

— Ксения, поговори-ка с ним сама. Ты у нас человек знающий, вон на богословских курсах второй год занимаешься. Да и Марфа тебе поможет. А я пойду. Рукопись просмотрю дома.

Поправив крест, отец Алексий добавил:

— Не все дела надо перекладывать на рамена пастыря. Ведь и вы должны проявлять самостоятельность. Больше самостоятельности. Благословляю поговорить с художником.

И, глядя на заалевшие щеки женщин, священник осенил каждую крестным знамением, привычным жестом вложил в их сложенные ладошки тяжелую руку и после того, как они приложились к ней губами, аккуратно поправил на их головах платочки.

***

Стас посмотрел на часы. До назначенной встречи оставалось десять минут. Он прошел по бульвару и свернул в длинный темный двор. От мусорного контейнера с визгом метнулась кошка. Шедший навстречу мужчина вздрогнул и громко произнес: «Мерзость диавольская!» Неодобрительно покосившись на Стаса, он, шумно дыша, проследовал к выходу со двора.

Стас подошел к единственной двери в самом конце двора, посмотрел на вывеску «Православное издательство „Обитель“» и нажал кнопку звонка. Прошло минуты две, но никто не ответил. «Странно», — подумал Стас и решил постучать. Через некоторое время дверь открылась, и на фоне темного коридора возникла женская фигура со свечой. «Вот оно — православное издательство», — внутренне усмехнулся Стас.

— Здравствуйте. Извините, но у нас нет света. Вы, наверно, художник? — торопливо заговорила женщина.

— Да. Меня зовут Станислав. Мы договорились с вашим директором о встрече.

— К сожалению, он уехал в типографию по неотложному делу. Но ничего. С вами переговорю я. Меня зовут Ксения. Я литературный редактор. Пойдемте.

Стас последовал за Ксенией по коридору. Они миновали дверь с табличкой «Директор издательства Петр Петрович Мамай» и вошли в соседнюю.

В этот момент загорелся свет.

— Ой, как хорошо! Вы нам свет принесли, — захлопала в ладоши Марфа.

— Присаживайтесь, присаживайтесь, молодой человек, — Ксения указала на стул, стоящий напротив ее широкого стола. Затем кивнула головой в сторону своей сотрудницы:

— Познакомьтесь. Марфа, наш редактор.

— Станислав… — улыбнулся, усаживаясь, Стас.

Вскоре приподнятые уголки губ Стаса стали медленно опускаться вниз.

Ксения задавала вопросы — он отвечал. И все это напомнило Стасу медкомиссию в райвоенкомате, когда он, раздетый, стоял перед врачами, а те цинично выспрашивали о самых интимных подробностях его физиологического бытия.

Неожиданно в этот тонкий процесс вмешалась Марфа. И довольно бесцеремонно:

— Ксения! Ну, хватит мучить человека. Не на исповеди же он. Отведи его лучше в компьютерную.

Или слово «исповедь» произвело какое-то таинственное действие на Ксению, или он поняла, что своим расспросами может вызвать непредсказуемую реакцию у собеседника, вплоть до желания раз и навсегда покинуть эти стены, и тогда ей здорово влетело бы от директора, поэтому хищный блеск ее прищуренных глаз вдруг сменился на томно-смиренное мерцание:

— Действительно, что это я! Уж простите меня, грешную. Пойдемте в компьютерную. Я познакомлю вас с верстальщиками — как я понимаю, вы будете работать с ними напрямую.

Компьютерная представляла собой расширенный вариант редакторской, только без окна. Но здесь было как-то повеселее: светились экраны мониторов, мигали огоньки на системных блоках, пощелкивали клавиши и цокали кнопочки мышек.

— Знакомьтесь. Наш художественный редактор Станислав. Он будет заниматься оформлением обложек, разработкой макетов и…

— Борьбой с отделом сбыта, — протянул Стасу руку худощавый, коротко стриженный, подвижный мужчина средних лет. — Меня зовут Глеб. Я — пока единственный воин со сбытчиками. Не удивляйтесь, но они диктуют нам, как должны выглядеть книги, чтобы лучше продавались. Иногда несут полную чушь. Например, их начальница Ангелина очень любит повторять: «Если внутрях есть рамочка — это уже книжка, а не фуфло».

— Перестань, Глеб, — урезонила его Ксения. — Не пугай Станислава — не так уже все и мрачно.

Глеб был парень шалый. Он великолепно знал настольные издательские системы и тонкости книжной верстки, но иногда откалывал такие номера, что…

Как-то, в радужном настроении, приплясывая, он влетел в редакторскую комнату с песенкой «А разрешите ваш аусвайс!», перепугав одиноко сидевшую там посетительницу. Посетительница, ожидавшая вышедшую на минуту Марфу, была детской православной поэтессой Василисой Благодатской. Впоследствии она всюду рассказывала о страшных искушениях, которые выпадают на долю сотрудников православного издательства: «Я там видела беса — тощий, вертлявый, носатый. Песни гнусавил».

Когда Ксения пожаловалась директору на то, что Глеб глумится над тонкими и ранимыми авторами, тот только посмеялся. Он очень ценил Глеба как лучшего специалиста по верстке. К тому же ему удавалось делать вполне сносные обложки. Конечно, не профессиональные, но и не совсем провальные. В издательстве всегда была проблема с художниками: нецерковные не понимали специфики оформления православных книг, а единственный воцерковленный дизайнер, работающий по договору, часто надолго пропадал в монастырях, каясь после очередного грехопадения.

Представляя двух других женщин-верстальщиц, Ксения коротко сказала: «Аля и Галя».

Худощавая, высокая, темноглазая Аля и дородная кудрявая блондинка Галя молча, с настороженной неприязнью, сантиметр за сантиметром, рассматривали Стаса.

— Здрассте, — по-глупому сказал Стас. Он снова почувствовал себя на медкомиссии.

— Андрей. Отвечаю за железо, — мягко пожал руку Стасу Андрюшечка. — Пойдемте, покажу вашу технику.

Стас рассеянно слушал, как Андрюшечка увлеченно рассказывал о параметрах компьютера, о достоинствах монитора и сканера и думал, что совсем не так представлял себе первое знакомство с сотрудниками.

Дверь распахнулась, и в компьютерной появился коренастый человек с гладко выбритым круглым лицом.

— Вы уже здесь? — протянул широкую ладонь Стасу. — Замечательно! Познакомились? Ксения?

— Да, Петр Петрович, — елейным голоском ответила Ксения. — Я уже познакомила Станислава с нашими сотрудниками.

— А отец Алексий с вами беседовал? — обратился Петр Петрович к Стасу.

— Нет, — ответила за Станислава Ксения. — Он был вынужден срочно уйти, и побеседовала я.

— Вот как, — иронично, с лукавинкой в глазах, сказал Петр Петрович. Затем, положив руку на плечо Стаса, предложил:

— Идемте ко мне.

***

Утром следующего дня Стас вышел на работу уже штатным сотрудником. Несмотря на то, что он пришел раньше начала рабочего времени — хотелось спокойно разобраться с программами — в компьютерной уже были Аля, Галя и незнакомая невысокая девушка в платке с невыразительным, грубоватым лицом. Все трое о чем-то шептались. Стас поздоровался, и уже было направился к своему месту, как вдруг его окликнула Галя:

— Станислав, познакомьтесь — Марина. Наш выпускающий редактор. Именно с ней вы будете согласовывать сроки сдачи в типографию.

Марина, поправив легкий однотонный платок, сказала:

— Я к вам подойду чуть позже: нужно будет переделать одну обложку. Ее делал Глеб, но редакторам и сбыту не понравилось.

— А нам — так очень! — синхронно прокомментировали Аля и Галя, которые, кстати, были безо всяких платочков, а Аля даже в черных джинсиках.

Стас сел в кресло и с удивлением увидел возле клавиатуры капли воды.

— Да, да! — громко сказала Марина. — Может быть, для вас это удивительно, но иногда я окропляю это помещение святой водой. Особенно во время духовной брани. Ведь вы же не знаете, что у нас недавно произошло.

О том, что недавно произошло, Стас так и не узнал. Резко открылась дверь, и в компьютерную зашел радостный Андрюшечка. Но оглядев свое хозяйство, он сразу изменился в лице. Мало того, его, еще секунду назад ангелоподобный, лик вдруг приобрел черты безжалостного римского легионера.

— Марина, опять? Я же просил не делать этого! Когда отец Алексий проводит водосвятные молебны, — мы всю технику чехлами укрываем! А ты? Что тебе неймется! Ухайдакаешь железа на десятки тысяч — и что тогда?

— Знаешь, Андрюшечка, — окрысилась Марина, — не такая я уже и дурочка! Если я окропляю водой компьютерную, то делаю это аккуратно. А святая вода, да будет тебе известно, никогда никому не причиняла вреда. Кроме бесов!

— Ну, ну, — покачал головой Андрей, — не хотелось лишний раз Петра Петровича напрягать, но придется…

— Петр Петрович, в отличие от тебя, Андрюшечка, человек верующий — он поймет!

В этот момент, на крепких коротеньких ногах в компьютерную не вошел, а как-то вкатился и сам Петр Петрович.

— Здравствуйте! О чем шумит народная стихия?

— Да, вот… — развел руками Андрей.

— Потом, — поморщился Петр Петрович и повернулся к Стасу: — Станислав, я попрошу вас прямо сейчас съездить в типографию — там какие-то проблемы с цветом обложки. Марина вас проводит. Познакомьтесь с технологами, поговорите с ними как профессионал…

***

По дороге в типографию, Стас и Марина какое-то время молчали. Первой не выдержала Марина:

— Скажите, а почему Петр Петрович решил взять вас в штат? Ведь мы отлично справлялись сами. Вон Глеб хорошо делает обложки, да и Володе-дизайнеру часто заказывают особо ответственные работы. Что-то у нас последнее время появилось слишком много сотрудников.

«Так, вот в чем дело! — с разочарованием и в тоже время с облегчением подумал Стас. — Вековечная замшелая болезнь: страх допустить в свой уютный, сложившийся мирок новых людей. Православное мещанство. Вот почему они меня вчера так сканировали: свой или чужой?»

Вслух же сказал:

— Объем изданий будет увеличиваться: у директора на этот счет есть свои соображения. Поэтому работы хватит всем.

— Хорошо, если так, — ответила Марина. — А вы человек церковный? Исповедываетесь? Причащаетесь?

«Опять медкомиссия, — подумал Стас. — Рассказать ей о том, как в течение года был чтецом-псаломщиком? Об учебе на богословских курсах? Или рановато?»

Поэтому ответил уклончиво:

— Конечно. Регулярно.

Удивительно, но Марину ответ устроил настолько, что она даже не стала спрашивать, в какой храм он ходит и есть ли у него духовник.

Разговор прервался, и Стас, уйдя в себя, стал вспоминать вчерашний разговор с директором.

Они сели за огромный, обитый зеленым сукном стол — наследие чиновничьей России середины XIX века, — и Петр Петрович, посерьезнев, начал:

— Видите ли, Станислав, мы хотя и не крупное, но одно из престижных издательств в нашем регионе. Среди православных, разумеется. У нас неплохой тематический план, мы издаем быстро и много. Конечно же, согласно нашим возможностям. «Быстро и много» — это принцип, которого мы с Вадимом Семеновичем — моим компаньоном и замом — придерживаемся неукоснительно. И на православном книжном рынке мы очень заметны. Но наше узкое место — это оформление изданий. Те из профессиональных художников, которых мы приглашали, были далеки от церковной жизни. Для них, что епитрахиль, что евхаристия — одно и то же. А дилетантов-доброхотов было полно. Предложили одному такому рабу Божию сделать рисунок для обложки брошюры о покаянии, так он изобразил звероподобного священника с нечесаной бородой, а в качестве кающегося — охламона в шортах с физиономией пассивного гомосексуалиста. Причем все это было еще и плохо нарисовано.

Поэтому, Станислав, я очень на вас рассчитываю. Никто не обязывает вас делать самому оформление всех наших книжек. Привлекайте того же Глеба, Владимира, руководите версткой. Ваша сверхзадача — создать узнаваемый художественный стиль издательства. Сходите в отдел сбыта — он в соседнем дворе. Пусть Глеб вас проводит. Там на складе много интересных новинок других издательств. Мы продаем их по обмену. Посмотрите, как они делают, может, и найдете что-то полезное для себя.

***

Сверхозадаченный ныне Стас в свое время мечтал стать живописцем. При поддержке матери и отчима окончил художественное училище, отслужил в армии, а затем поступил на вечернее отделение Полиграфического института. Почему именно туда? За два года службы художником штаба части, Стас понял, что на живописный факультет какого-нибудь серьезного художественного вуза ему не поступить, а на факультет, где готовят художников-оформителей книги, его знаний, умений и навыков вполне хватит. Тем более что книгу он любил с детства: в его семье была хотя и небольшая, но хорошая библиотека, которую начинал собирать его покойный отец.

Во время учебы Стас работал в редакции малотиражного научно-технического журнала, а окончив вуз, удачно устроился в крупное книжное издательство «Северный Край» художественным редактором.

Пять лет работы в этом издательстве стали для Стаса хорошей школой. Он приобрел не только профессиональные навыки, но и неоценимый опыт общения с литературными редакторами.

И уже без всякого удивления выслушивал рекомендации по оформлению обложки типа: «У меня дома стоит баночка из-под ночного крема — бирюзовенькая-бирюзовенькая (при этом глазки редакторши закрывались, а ладошки складывались вместе), я ее принесу, а вы именно такого цвета сделайте фон».

И, казалось бы, все хорошо получалось у Стаса в плане творческом, но внутренняя неуспокоенность это самое «хорошо» обращала в «неуд». К ощущению жизненного «неуда» прибавлялись и проблемы в личной жизни, хотя внешне Стас был, как говорят, был «парень видный» — высокий, поджарый, светловолосый. «Ну, истинный ариец» — называл его в шутку коллега по работе, поглядывая на явно неславянское лицо Стаса.

К жизненным «неудам» Станислав относил и то, что его двухлетний гражданский брак постепенно сошел на нет, превратившись в редкие встречи. В итоге Станислав остался один в небольшой комнатке малонаселенной коммунальной квартиры, принадлежавшей отчиму, в которую Стас переехал сразу после службы в армии. А от кратковременной семейной жизни осталась только баночка из-под ночного крема, которую Стас почему-то так и не решился выбросить. Бирюзовенькая-бирюзовенькая.

Вскоре поиски гармонии и духовности привели ее искателя в православный храм. Отрастив бороду и пережив, как положено, период неофитства — отрицания всех и вся в безбожной своей жизни — Стас начал сосредоточенно думать о том, как обрести свое место в церковной среде. Слава Богу, мысли о том, чтобы стать священником его быстро оставили, чему поспособствовало недолгое служение в качестве чтеца-псаломщика. А желания стать иконописцем, у Стаса никогда не возникало, что было весьма странно для художника. Оставалось одно — работа в православном издательстве.

***

Первая обложка, которую сделал Стас как полноправный сотрудник издательства «Обитель», получила разные оценки. Книга называлась «История подлинного нерукотворного образа Спасителя». Написана в середине XIХ века. Стас заглянул в текст и обомлел: легенда на легенде, причем самого низкого уровня. «Они бы еще книжонку священника Ионова „Земля неподвижна, а солнце круг нее ходит“ переиздали», — раздраженно подумал о редакторах Стас. Но в чужой монастырь со своим уставом не…

А обложку он сделал просто: крупно, навылет фрагмент иконы Спаса Нерукотворного, а слева флагом, в несколько строк — название.

— Ух, ты! — воскликнул незаметно подошедший Глеб. — Я бы до такого не додумался. Ну, сделал бы иконку, вокруг какую-нибудь рамочку кудрявенькую — и все. Позвать редакторов?

— А зачем? — ответил Стас. — Ведь еще не готово.

— Надо, надо. Так у нас принято.

Вскоре он вернулся с Ксенией. Она кивком поприветствовала всех, кто был в компьютерной, и исподлобья стала изучать картинку на мониторе Стаса.

— Ну, ничего… Вроде бы по теме. Только как-то немного напоминает протестантские книжки.

— Да ну! — вмешался Глеб. — Стали бы тебе протестанты на обложке православную икону помещать!

— Крестика не хватает, — прокомментировала тихо подошедшая Марина. — Мы всегда делали крестик.

— Я думал о крестике, — ответил Стас. — Но по композиции он здесь не нужен. Он будет на титуле. Можно его поместить на оборот обложки, над текстом о книге.

— Еще чего! — заявила Марина. — Крестик сзади! Так делают масоны!

— Марина! — оборвала ее Ксения. — Не говори ерунды. Какие масоны! Просто в нашем издательстве мы привыкли к крестикам на лицевой сторонке.

И снова принялась изучать обложку.

«Ого, — подумал Стас, глядя на поджавшую губы Марину. — Вот где она незримая брань-то!»

— Станислав, — продолжила Марина. — Это ваша первая работа у нас. Поэтому рекомендую показать обложку Петру Петровичу…

— И Ангелине со сбыта, — добавил Глеб. — Чтобы не было потом обид.

— И Ангелине, — согласилась Ксения. — Я ей сейчас позвоню.

Ангелина оказалась сухопарой темноволосой коротко стриженой женщиной с ослепительно-белыми зубами и американской улыбкой. Она вошла в сопровождении чем-то на нее похожего, такого же высокого, но слегка сутулого мужчины.

— Здравствуйте, — протянула Ангелина руку Стасу. — Очень рада.

Мужчина тоже пожал руку Стасу и представился:

— Вадим Семенович. Заместитель директора. Я больше занимаюсь снабжением и… другой побочной деятельностью.

— Ну, покажите же обложку! — протянула Ангелина.

Стас, молча, указал на монитор…

***

Когда все ушли, Стас начал вращаться в кресле. Налево — направо — налево — направо…

Подошел Глеб, и сразу на «ты»:

— Не бери в голову, Стас. Ангелина — глуповатая тетка. И ничего не понимает в книгах. Что ей скажут торговые агенты — то она как попугай и повторяет. Да и сбытом она руководит номинально. Главный там — Вадим, кстати, ее родной брат. А ему-то как раз, кроме крупных продаж, на все остальное наплевать. Если книга на желтой газетной бумаге с обложкой в одну краску улетает — он и слова не скажет про плохое оформление и верстку.

— Да я все понимаю, — вздохнул Стас. — Но меня убило ее предложение сделать розовенькую рамочку.

— Плюнь! — махнул рукой Глеб. — Ты же ведь понял, что всем понравилось. И Вадиму, и Ксении, и той же Ангелине. Даже у Мариши челюсть отвисла. Только она стервозности своей преодолеть не может. Ты, наверно, думал, что тебя здесь ждут высокодуховные интеллектуальные разговоры о Боге, тонкие отношения? Фиг!

Глеб вдруг резко выдохнул:

— Уф! Ну и наговорил я тебе. Не переживай. У нас все же лучше, чем в светских конторах. Здесь, по крайней мере, ты — не белая ворона.

«Да нет, — мысленно возразил ему Стас. — Скорее всего — белая. И здесь, и там».

Он вспомнил, как над ним глумливо подшучивали во время поста, как округляли глаза, когда узнавали, что он отказывался от новогоднего корпоратива в престижном ресторане, как задавали «каверзные» вопросы о том, была ли душа у динозавров, и как все это доходило до примитивно-обыденного: «Он у нас святой — не курит, не пьет и бабок не …»

Стараясь отвлечься от этих воспоминаний, Стас спросил:

— А что это за побочная деятельность, о которой говорил Вадим Семенович?

— Торговля! — хохотнул Глеб. — Ювелирка, свечи, антикварная мебель. Вадим — прожженный делец.

«Странно, — подумал Стас, вспомнив сутулую фигуру и тусклый взгляд заместителя директора. — Скорее я бы решил, что прожженный делец именно Петр Петрович».

Будто угадав его мысли, Глеб продолжил:

— Петр не такой. Он больше идеолог. Но, скажу, они здорово дополняют друг друга. Без Вадима мы бы вряд ли удержались на плаву. И еще есть у нас один персонаж — помощник директора по общим вопросам. Мы называем его «защитнице светлый». Колоритный персонаж. Одним словом — крыша.

— Бандитская? — изумился Стас.

— Можно сказать и так, — усмехнулся Глеб. — Пойдем лучше обедать.

***

А ночью Стаса посетил вполне предсказуемый, после дневных передряг, кошмар.

В этом самом кошмаре Стас оказался в компьютерной, стены которой почему-то были затянуты темно-красной тканью. В центре стояла Марина в черной эсэсовской форме с хлыстом в руках. Из-за занавески выглядывал Глеб в потертом ватнике, шапке-ушанке, валенках и с автоматом ППШа. Недалеко от него страстно целовались Аля и Галя. В немыслимым сальто-мортале в компьютерную влетел Петр Петрович и, под зазвучавшую откуда-то сверху печальную блюзовую мелодию, стал выделывать по зигзагообразному черно-белому полу замысловатые па. При этом он вдруг сильно уменьшился в росте. А с потолка на все это взирали хитровато прищуренные глаза Вадима Семеновича…

***

Стас удачно уселся в углу вагона метро. Ехать было далеко, и стоять как-то не хотелось. Тем более после вчерашнего сна.

«Неужели я ошибся? — размышлял Стас. — Там, на прежней работе я все-таки был уверен в себе, даже ощущал некую исключительность: как же, я не такой, у меня особый внутренний мир, у меня есть то, чего нет у них — моя вера. А здесь? Я ничем не выделяюсь — почти все такие же. А то, что я — профессиональный дизайнер, никого не волнует. Рамочки им подавай!..»

Он задремал, а затем погрузился в такой глубокий сон, что проснулся от собственного резкого всхрапа. Пассажиры недовольно поморщились, а стоявшая напротив девушка улыбнулась и закрыла лицо книгой, которую до того читала.

— Извините, — пробормотал Стас. — Бессонная ночь.

— Ничего, — ответила девушка. — Дело житейское.

Стас опустил голову.

«Житейское… Может, так на все и смотреть? Может быть, я что-то, действительно, не понимаю? Дело-то и вправду пустяшное. Ну, подумаешь, замечание сделали. Гордыньку задели…»

Стас еще раз посмотрел на девушку. Она внимательно читала книгу, бережно обернутую темно-синей бумагой, и видны были только ее серые глаза, торопливо бегающие по строчками. Иногда они гневно прищуривались, а иногда изумленно округлялись. Стасу неожиданно стало весело. Он вспомнил сына своих знакомых — малыша четырех лет. Когда тот смотрел мультики, то все происходящее на экране, отражалось на его мордашке. Восторг, гнев, страх — вся гамма переживаний!

Девушка вышла на той же станции, что и Стас. Какое-то время он видел впереди себя ее аккуратную фигурку, но затем она была заслонена группой каких-то широкоплечих парней.

Снова он увидел девушку уже на бульваре. Несмотря на ее небольшой рост, она двигалась очень быстро и даже как-то проворно.

«Спортивной ходьбой, что ли, занималась?» — подумал Стас и удивился собственной глупости. Девушка неожиданно оглянулась, скользнула глазами по толпе, увидела Стаса, и пошла дальше. Правда, немного быстрее.

Стас не мог и предположить, что войдет она в тот же «издательский двор». Так… Дальнейшее развитие ситуации становилось для Стаса неудобным.

«Еще подумает, что преследую ее, испугается». А этого Стасу совсем бы не хотелось — девушка была ему очень симпатична.

— Подождите, — окликнул ее Стас.

Она повернула голову. Глаза — щелочки.

— Не подумайте плохого, — Стас вдруг заговорил с неожиданным придыханием и присвистом. — Мы с вами ехали в метро, в одном вагоне. Такое вот совпадение.

Щелочки стали еще уже.

— Я здесь работаю, в издательстве. Вон, видите табличку на двери?

И тогда она рассмеялась.

— Так и я здесь работаю! Только я — надомница. Набираю тексты.

Она протянула руку:

— Лиза.

— Станислав, — пожав узкую ладонь, слегка поклонился Стас.

Их совместное появление в компьютерной произвело ошарашивающее впечатление на сидящего в одиночестве Глеба.

— Стас? Лизик? Вы что, знакомы?

— Уже несколько минут, — улыбнулся Стас.

— Приве-е-т, Глебушка, — игриво пропела Лиза. — Не знаешь, когда будут редакторы? У них пусто.

— Да здесь они. У Петра в кабинете. И отец Алексий тоже там. Сегодня молебен будет.

— А-а, — протянула Лиза. — Петь будете?

— Обязательно, — ответил Глеб. — А ты филонить? Как всегда?

— Как всегда, Глебушка, как всегда.

Глеб повернулся к Стасу.

— Пошли?

Продолжение следует

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: