Епископ и дети
7 июня 2017 Виктор Смоленский
На реках Вавилонских (отрывки из романа)
Епископ Лука с особой тщательностью берег плотское здоровье. Он боялся жары, сквозняков, сырости, дождя, обильного снега, словом, всего, что может причинять телесное неустройство. Он зорко следил за качеством приготовленной пищи и изгонял нерадивых поваров. В маленькой комнатке, где он спал, стоял низенький обшарпанный столик, заваленный богослужебными книгами, древними сборниками поучений, старыми и новыми лечебниками, травниками и популярными работами по медицине. Рядом с книгами стояли и лежали всевозможные баночки, бутылочки, тюбики с мазями и настойками, разноцветные таблетки с отечественными и иностранными надписями. Никому в голову не приходило спросить архиерея, зачем ему столько лекарств, а это была лишь малая часть препаратов, извлеченных на свет Божий. Другая часть, более внушительная, находилась в серенькой тумбочке рядом со столиком. Срок годности хранившихся в ней лекарств истек, но архиерей был мнителен и осторожен, чтобы доверить их проверку кому попало. А потому склад лекарств увеличивался, а, вместе с лекарствами, как ни странно, росло и число владычных болезней. В них были повинны: туповатые пономари, ленивые и нерасторопные иподиаконы, жадные и падкие к деньгам священники, настойчивые и утомляющие глупостями посетители, не вникающие в церковные нужды городские руководители, а также все остальные людишки, которые вольно или невольно досаждали преосвященнейшему владыке. Сам же он терпеливо нес крест и даже творил шалости, когда от него отступали болезни.
Рядом с кабинетом владыки, около входа с левой стороны стояло старенькое кресло, заваленное книгами и народными приношениями – банками солений, варений и плотно завернутыми в бумагу кусками сала. Часть припасов находилась под креслом, за которым хранилось несколько булыжников различного веса, прикрытых куском дырявого половика. Хранились они не зря и использовались весьма оригинально. Когда архипастырь был навеселе или просто веселый, булыжники незаметно подкладывались в сумки незадачливым посетителям, семинаристам или будущим воспитанникам семинарии. Добрый пастырь мог напоить собеседников чаем, заменив сахар солью. Для набожного духовенства был изготовлен стульчик с вшитой внутрь игрушкой. Приготовившись внимать архипастырским словесам и усевшись, священник слышал под собой отчетливое:
― Ква!
Он вскакивал с перекошенным лицом, крестил себя, стул, а епископ Лука потешался. Право, это было забавнее знакомого всем стула с отломанной ножкой или остренького гвоздика в сиденье!
Владыка хотел считаться юродивым. Верующие, незнакомые со всеми его проделками, таким его и считали, но одно обстоятельство начисто опровергало статус тайного подвижника. Архипастырем владела дикая, несдерживаемая похоть. С ней столкнулись его первые иподиаконы, подростки 14-16 лет. Епископ поочередно влюблялся в них, очаровывал вниманием, подарками, заманивал в свою келью и овладевал. Кто-то из юношей уходил сразу, некоторые не прислуживали и молились в храме; были и такие, кто оставался. Павел с ужасом наблюдал, как иподиаконы-подростки утрачивают мужественность, становятся женоподобными: впечатлительными, плаксивыми.
Нередко владыка напивался, и, пьяный, зверел и без разбора бил встречных. Епархиальный сторож прятался тогда в туалете, иподиаконы скрывались в алтаре домовой церкви или за клиросные аналои. Павел подкрадывался к епископу сзади, охватывал его руки своими и тащил в келью. Владыка дергался, как пойманная рыба, брыкался, но, брошенный на кровать и надежно закрытый на замок в келье, немедленно засыпал.
― Что вы делаете? – не раз выговаривал Павел епископу Луке. – Мальчишки должны влюбляться в девочек, а вы влюбляете их в себя, калечите их психику, их будущую жизнь! Повзрослев, они станут вас презирать!
Владыка не оправдывался, не спорил, но пересилить себя не мог.
Изумленный читатель вправе вопросить: «Почему подростки молчали?»
А они не могли не молчать. Когда епископ оказывал им внимание, восхищался ими, дарил подарки, а чаще ― деньги, подростки не делились деньгами с родителями. Подростки считали, что это их первый заработок. Епископ давал понять, что денег будет больше, что он устроит прекраснейшую жизнь мальчику, потому что… любит его. У владыки нет жены, но есть нерастраченные отцовские качества; мальчик принимал за них обычную похоть. А владыка возбуждал в мальчике горделивое чувство, что он не такой как все: его любит епископ, значит он особенный.
Если бы мальчик был опытней, то разузнал бы о прежних влюбленностях архиерея и судьбах его предшественников, но юность слишком доверчива! Подросток оказывался перед выбором – иногда легким, иногда трагическим, в зависимости от воспитания, ― или оказывать епископу некоторые неприятные для себя услуги, или…
Прислуживать архиерею, быть на виду мальчикам нравилось, а второй вариант рушил мечты о церковном служении как о будущей работе. Архиерей предупреждал уже вовсе не по-отцовски, что не потерпит сплетен в свой адрес и в случае чего анафематствует виновного. Слово анафема, непонятное для подростка, но предполагающее что-то бесконечно страшное, было самым легким способом смирения. Подросток, разумеется, не слышал, чтобы где-нибудь анафематствовали его одногодок, но он воочию убеждался в возможностях епископа, которому угождали начальники в дорогих костюмах. По звонку епископа того-то не призывали в армию, найдя вдруг основательные причины, о том-то епископ замолвил слово перед поступлением в университет, и его слово оказалось весомым. А симпатии епископа при назначении на приходы! Разве нелюбимый владыкой батюшка может рассчитывать на богатый приход? Соблазн велик и для взрослого!
Впрочем, лучшие из подростков, совестливые, не молчали и не бездействовали. Но и в этом владыка стремился их упредить.
Епископ Лука, прежде, чем овладеть мальчиком, тщательно узнавал его родителей, их связи, и предпочитал развращать тех подростков, кто не мог ему отомстить. Кроме того, владыка не мог не учитывать, что у подростков 14-16 лет появляются тайны; о них не знают родители, их не открывают на исповеди. Павлу доводилось наблюдать, как родители иподиаконов приходили к епископу Луке с недоумением, почему их дети наотрез отказываются идти в церковь и прислуживать владыке, такому доброму, веселому, обходительному… Подростки скрывали правду, а родители, незнакомые с возрастной психологией, на них обижались.
Бывало, что подросток проговаривался о пороках владыки соборному духовенству. Священники немедля доносили Луке (они остерегались, не проверяет ли он их), и епископ изгонял болтливого иподиакона. А возмущенные родители получали от владыки стандартный ответ:
― Этот… (он уже не называл болтливого прислужника по имени) головой слаб. Не нужен мне такой (или: не клевещите, докажите и т.п.).
Родители писали жалобы митрополиту Фалалею и даже президенту. Фалалей на письма не отвечал, жалобщиков не принимал. Письма президенту возвращались к местным сотрудникам КГБ, которые запугивали пострадавших, угрожали родителям потерей рабочего места и обязательно выспрашивали, кто еще недоволен епископом Лукой.
Дело в том, что с каждым епископом (а обычно он считает себя опытным психологом) налаживают отношения руководители города и области. Тем и другим нужна поддержка верующих, а если кто-то из руководителей православный не только из-за крещения в детстве, то помощь Божья, молитва. Владыка обещает такую помощь в любом количестве и качестве, поскольку он ничем не обязан и его помощь нельзя проверить. Если руководитель поднялся по карьерной лестнице выше, то по молитвам владыки ему помог Бог, и счастливчик не должен забывать своего верного молитвенника. Если же руководителя арестовали и посадили за воровство или взятки, то на все воля Божья, а владыка тут не при чем. Он знакомится с новым руководителем, и при этом не остается в стороне. Его задача – накапливать авторитет в глазах сменяющих друг друга властителей. В дни церковных праздников проводятся совместные кутежи, на которых уважаемые люди могут отведать архипастырскую кухню, выпить владычный коньячок, получить из его рук орден или медаль и отблагодарить его тем же.
Когда же руководитель узнает, что милейший, любезнейший владыка имеет гнусные пороки, то ничего сделать не может, даже если этого захочет. Владыка имеет килограммы государственных наград, внушительную стопку грамот; не один год его знают как своего ― преданного, проверенного, а потому незаменимого на своем месте служителя культа. Что толку от вопля матери, несовершеннолетний сын которой растлен владыкой: легче (а в интересах государства – полезней) принудить ее замолчать, чем нарушить церковно-чиновничью дружбу. Да и как бороться с владыкой, когда окажется, что он еще и сексот с приличным стажем, а покровители его начальствуют не в городе и не в области?
Возмущается ли архипастырскими проказами женатое духовенство? Его обременяют поборами, взятками на нужды владыки, но при этом оно не бедствует и о грешке своего епископа знает и молчит до крайнего случая. Повсеместная ошибка: духовенство считает, что тайна владыки известна ему только. И когда священнику станет невмоготу, он расскажет правду-матку и все как-то наладится. Еще бы! Священник поднимает неудобные для архипастыря вопросы, а тот его запрещает до раскаяния или без указания срока. Батюшка сопротивляется, доказывает, что его епископ по церковным правилам и не епископ вовсе, а тот его объявляет раскольником и проходимцем.
Борьбу с возмутителем спокойствия ведет не только церковная, но и гражданская власть. Не нужно множество показательных расправ, чтобы женатое духовенство поняло, кто оно есть и для чего существует. И напрасно батюшка надеется на народ Божий, на своих прихожан: они предают его при появлении в приходе нового настоятеля. В приходе нет слаженной общины взаимоподдержки, каждый спасается сам по себе. Даже при желании священник не может создать общину: она не нужна епископу, опасна. Склонного к общинному житию пастыря изобразят верующим как обновленца, модерниста, филокатолика или филопротестанта, связей с которым нужно остерегаться. Сплетню запустить нетрудно, а опровергнуть ее священнику не дадут: тиражные издания выходят по благословению правящего епископа.
Из епархиального управления священнику присылают ценники на таинства и требы, заставляют продавать втридорога парафиновые софринские свечи и при этом проверяют, не закупает ли он свечи в другом месте. Велик, а иногда непосилен налог, который приход должен ежегодно платить в епархию. Прихожане подозревают священника в корысти, священник считает прихожан жадными. Когда в приходе появляется новый настоятель, на стороне прежнего остаются его родственники и немногочисленные друзья. Если запрещенный в священнослужении негодует, внимают ему мало: бесплатно он не крестил и не отпевал, праведником не был, а клевещет потому, что лишился кормушки. Его не презирают как неудачника, но и не поддерживают. Хорошо еще, если бывшие прихожане сжалятся да помогут устроиться на светскую работу!
Правым оказывается епископ, ибо он – владыка; он поддерживает церковное устройство, продуманное и точное, как часовой механизм. Он следит, чтобы механизм действовал именно так. Перемены не нужны ему, разве что в сторону стяжания безусловной власти. Для этого нужны деньги, а чтобы добывать деньги, нужно увеличивать число приходов, священников и усиливать над ними власть.
Порочный круг оказывался крепко стянутым. Митрополит Фалалей выбирал подобных себе и продвигал их в епископы. Он не желал избавляться от мужеложников, так как те легко управляемы и доставляют ему деньги; этого не хотели и приближенные к епископам священники (владыки окружают себя своими выдвиженцами); новый епископ разгонит дырявое духовенство и лишит его доходных мест. Новый епархиальный секретарь, благочинные, настоятели могут оказаться корыстнее прежних: они окупают расходы за переезд, наем жилья и различные неудобства.
Как видим, благие рассуждения начинаются с проповеди Евангелия, а заканчиваются деньгами. Прошли времена Фиваиды! Советский Союз не нуждался в церковной организации, но не уничтожил ее. Если прежде Фалалей призывал бороться за мир во всем мире, отрицал притеснения верующих в СССР и исправно пополнял деньгами Фонд мира, то теперь митрополит напоминал о недавних гонениях на церковь, о непрерывной войне против Православия, происках Запада и уверял, что всякая власть от Бога.
Читайте также:
