Еще раз о «лечебной силе страдания»
5 октября 2020 Марина Балуева
На странице уважаемого заместителя редактора православного журнала появилась дискуссия столь знаменательная, что у меня возникло желание обсудить вопрос отдельно и на нейтральном поле.
Автор сетует на большое количество «бытовых» запросов к Церкви. Далее он утверждает, что Христос умер на кресте, цитирую: «не для того, чтобы мы жили побогаче и покомфортнее». Впрочем, для чего же именно Он умер, в посте не объясняется, это остается нераскрытым. Далее автор говорит, что надо побольше объяснять, а то «без этого рискуем получить то, что вышло со многими в мире, где христианские общины даже не заметили как превратились в центры социально-психологических услуг и центры поддержки т. н. „меньшинств“».
Оставив в стороне само моральное право представителя РПЦ МП в том виде, в каком она существует сегодня, кого-нибудь критиковать или над кем-нибудь возноситься, я бы хотела обсудить отдельно концепцию. Поскольку, увидев за тридцать с небольшим лет в РПЦ огромное количество психологических травм и деформаций у ее адептов, я догадываюсь, что дело не только в коррупции и «человеческих слабостях». Со всей очевидностью что-то происходит и с самим учением. Оно тоже, похоже, деформируется. Ничем иным не объяснишь бьющую в глаза черствость, а иногда и жестокость, как результат «духовного возрастания» многих людей в рядах русской православной церкви официального толка.
Поэтому, прочитав пост уважаемого редактора, я решила продолжить разговор и стала задавать вопросы. Меня интересовали две вещи. Во-первых, чем плоха социально-психологическая работа. Во-вторых, для чего именно, по мнению противоположной стороны, умер на кресте Христос.
Я вступила в дискуссию, напомнив собеседникам заповедь «да любите друг друга» (Евангелие от Иоанна 13:34), и сказала, что, по моему мнению, социально-психологическая поддержка как раз об этом. В ответ мне было сказано следующее: напоминание о блаженстве страданий, о том, что дела милосердия — это не главное (а что главное — опять не сказано), что Церковь «к этому не сводится» (а к чему сводится?), что заповедь о любви друг к другу — это не единственная заповедь. Далее одна из участниц напомнила, что всецелая любовь к Богу — это главное.
Я напомнила, что Бог обещал приходить к нам именно в виде нуждающихся в нашей помощи — нищих, плачущих, больных и тому подобных (Евангелие от Матфея 25:34-46). Куда уж большее объединение любви к Богу и любви к человеку в одно неразрывное чувство, в однозначные действия. Еще напомнила, что заповедь о любви к Богу заканчивается «…и ближнего своего как самого себя» (Евангелие от Луки 10:27, от Матфея 22:37-40, от Марка 12:29-31). Мне возразили, что в данной фразе «возлюби Господа своего» стоит на первом месте и что об этом имеются статьи, проповеди и записи в катехизисе.
Вот это, мне кажется, уже горячо, и подводит нас от проблем в практике к проблемам в теории. Вместо неразрывного понимания любви в ее проявлениях, хоть и названных разными словами, но идентичных и слитных по содержанию, что подчеркивается во всех Евангелиях, начинается разделение предложений и фраз на части и измерение этих частей по первенству упоминания, игнорируя равенство этих частей! Мне кажется только, или это нарушение контекста?
Далее моя оппонентка в ответ на настойчивые просьбы назвать смысл церковной жизни вне любви к ближнему, сказала о «лечебной силе страдания». В качестве примера она рассказала о том, как ее лечит ситуация, когда она смиряется перед мелкими бытовыми неурядицами. Насколько я смогла понять, именно мелкие бытовые неурядицы и подразумеваются под «страданиями». К слову, живет моя оппонентка не в России и даже не в Африке, а в той части мира, где комфорт уже действительно так примелькался, что у кого-то вызывает тошноту.
Я возразила даме, что тезис о «лечебной силе страдания» слишком часто используется с манипулятивными целями для достижения выгод и оправдания злодейств, чтобы его можно было преподносить самостоятельно. В пример привела монастыри с 14-часовым рабочим днем, унижениями и издевательствами. Через какое-то время пришел ответ, формулирующий мой вопрос, замечу, без моего разрешения другим образом и совершенно уже сбивающий с ног: «Давайте сформулируем Ваш вопрос таким образом: действительно ли 14-часовой рабочий день исключает духовность и богопознание? На этот вопрос я уже могу ответить. „Нет, иначе почти любой маме маленьких детей пришлось бы обходиться без богопознания и духовности“. В реальной и вполне богоугодной жизни 14-часовой рабочий день встречается весьма часто». Мою собеседницу по-прежнему не смущала та легкость, с которой она прописывала лечебные страдания другим людям.
Жуткое ощущение, что из учения вынута сердцевина и вместо нее вставлены аффирмации, формирующие виктимное поведение, чувство вины и покорность не хуже, чем это делается в сектах.
Это я о чем? Если уж грамотные люди, исповедующие православие московского розлива, столь туманно понимают заповеди, то что говорить о «широких слоях» верующих во что-то, в чем сами себе не отдают отчета? И не пора ли начать пересмотр катехизисов и молитвословов, написанных во времена, когда религия использовалась властями для промывки мозгов?
Если вам нравится наша работа — поддержите нас:
Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)