Ахилла

Со слухом не очень хорошо стало, причем резко, в одну секунду, безо всяких предупреждений со стороны организма. Как обрубило — человеческая речь в шипение слилась и все. На вокзале это случилось, я билет на электричку покупал, нужно было на станцию Малино съездить, друга навестить. К кассе подошел, говорю девушке за стеклом: «До Малино и обратно, пожалуйста». «Кршларперолшлдшрнекаш, — ответила девушка. — Пролшапронкеувмишлощщдрахшщ?»

Я помолчал. Стыдно, конечно: она чего-то спрашивает, а я или не понимаю, или не слышу, хотя еще вполне молодой человек. И только вчера был в консерватории, там флейта сфальшивила в концерте Рахманинова для фортепиано с оркестром, во вступительной части адажио — один я заметил! И дирижер! Я, правда, и есть дирижер.

А девушка мне снова из-за стекла: «Прол-шапрон-кеув-мишлощщ. Драхшщ?» И, главное, видно, что она старается, членораздельно все произносит, жалеет меня, убогого. «Драхшщ, — я ответил. — Давайте. Туда и обратно».

Билет взял, во сколько отправляется и с какого пути решил не спрашивать — стыдно за свою ущербность стало, на табло посмотрю. Подхожу, а там: «Приносим свои извинения москвичам и гостям столицы…» и так далее. В общем, табло не работает в связи с обновлением и запуском какого-то диаметра. Как можно диаметр запускать? Хотя они уже и хорды запустили, и радиусы с кольцами, скоро до параллелепипедов доберутся и до ромбов. Хорошо, что я геометрию в школе любил, без нее теперь никуда. Ладно, думаю, разберусь, я ведь глухой, а не тупой.

Подхожу к электричке, тут дикторша вокзальная говорит: «Уважаемые пассажиры! Пригородный шшшшшшшшшшшшшхщ трхнаквмит вапнкепавкуц проследует шлшлшлщлогнощшгнекапрогрнекщзжд. Гшщгнекавушшшш пути!» Хорошо, что хоть иногда слух прорезывается, может, еще не все потеряно… Народ, который слышит хорошо, садится в эту электричку, все спокойные, ну и я сел. С вокзала в другую сторону уехать невозможно, тупик же. Все просто, как вальс Чайковского из его же «Детского альбома». Сел, партитуру «Ромео и Джульетты» Берлиоза достал — пока стоим, надо пробежаться по ней, с духовыми разобраться, а машинист какую-то информацию решил высказать. Важную, наверное. «Ыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыштх. Штх, щитштх», — услышал я и убрал партитуру обратно в портфель. Какой Ромео и какая, к черту, Джульетта — доктора надо искать, аппарат покупать слуховой, работу менять или, может, в ударные переходить, на литавры…

«Что он сказал? — у соседа спросил. — Только погромче скажите, а то у меня со слухом…» «Поздоровался, — сосед исполнил мне в ухо фортиссимо. — Скоро поедем, говорит…»

Я кивнул благодарственно, про Малино решил не спрашивать — ухо и так гудело. Поезд тронулся, я сижу, в окно смотрю, чтоб Малино свое не пропустить, настроение ужасное, конечно, а минут через десять толпа контролеров появилась. Я одному билет протянул, он посмотрел и сказал что-то, а тут встречный поезд, как нарочно. По губам показалось, он спросил, почему мне, придурку, дома не сидится и куда я поперся. Сосед помочь решил, снова фортиссимо исполнил мне в ухо: «У вас диаметр?» Я посмотрел на него, кивнул на всякий случай, говорю: «Да. Отрезок, соединяющий две точки на окружности. До Малино». «Везет мне на глухих сегодня… — неожиданно четко сказал контролер и закричал мне в уже больное ухо: — «Экспресс!» Потом показал на вагон и руками так поводил, будто он паровоз: «Без остановок! Чух-чух-чух-чух, Малино фьюить! Крюково, Тверь!» «И что мне делать?» — спрашиваю. «Выйти! Купить на диаметр! И назад в Малино чух-чух-чух!» — проорал контролер, и я вышел. И подошел к кассе. «Мне до Малино чух-чух, один билет на диаметр», — говорю девушке-кассирше за стеклом.

«Кршларперолшлдшрнекаш», — ответила девушка. Я постоял, помолчал и неожиданно заплакал. И девушка внутри посидела, помолчала и тоже заплакала — ведь это очень плохо, когда тебя не понимают.

Хотя Рахманинова с Берлиозом я по-прежнему слышу отлично и понимаю. А вот железнодорожников — перестал.

Говорят, это к долгому путешествию на поезде.