Ахилла

Автор рассказа, протоиерей Георгий Завершинский служил сначала в Ирландии, сейчас служит в Шотландии. Рассказ публикуется впервые.

***

Отца Иннокентия, настоятеля столичного ирландского храма, пригласили в отдаленную деревушку, находившуюся от Дублина в полутора часах езды. Там уже несколько лет жила православная семья, приехавшая из Белоруссии на заработки. Почти с самого приезда эту семью опекал отец Иннокентий. Вот и теперь они позвонили ему, чтобы поделиться насущным, да и дом освятить пришла пора.

Андрей занимался стройкой, Алёна, его жена, благоустраивала дом и вела хозяйство, смотрела за детьми, которых было пятеро. Не так давно переехали они в новый дом, что был построен на окраине селения, в районе озера. Новое жильё после прежней маленькой квартиры, предоставленной им на время, казалось княжескими хоромами. Дети счастливо бегали по дому, затевая игру в прятки. Когда Андрей поутру заводил машину, чтобы ехать на очередной объект, дети просыпались, Алёна готовила им завтрак и развозила по местам — кого в детский сад, а кого — в школу, которые находились в разных концах поселка.

Андрей, одержимый «большой идеей», без чего не мыслил своей жизни, буквально создавал тот дом сам, своими руками, урывая время на выходных и по праздникам. Материал — камень, дерево и черепицу на кровлю — подбирал себе для строительства заодно с тем, который шел для основной работы, аккуратно складывал в сарае и быстро подсчитывал, что ещё нужно и какие предстоят затраты. Он жил своим делом и вкладывал в него душу. Пока работа шла, его сердце горело и трезвый ум не допускал промаха. Что может быть важней своего дома, когда есть семья, да еще и немалая?..

Алёна, жена и мать «по призванию», с энтузиазмом воспринимала всё, что хоть сколько-нибудь имело отношение к их семье. Общаясь с соседями или по телефону с родственниками, она собирала по крупицам самое дорогое и внимательно слушала все разговоры — не скажут ли что-нибудь об Андрее и детях. Даже прозвучавшее вскользь сберегала в памяти. Не анализировала, хорошо ли, плохо ли, а просто старалась запомнить интонацию и те слова, что произнёс кто-то, говоря о них. Особенно внимательно слушала соседских хозяек — ирландок, с таким же количеством детей, как у неё самой, а то и больше. Те, в свою очередь, по-доброму смеялись над её выговором и тут же шутили сами над собой, чтобы Алёна не ощущала себя среди них «белой вороной».

Довольно долгое время, около трёх лет, пока шли работы и строился их новый дом, Андрей, Алёна и дети: старшие — пятнадцати и тринадцати лет, младшие — пяти, трёх и самая маленькая, годовалая, — жили как бы единым дыханием… Согласие, попросту — лад в общем семейном деле — стало тем стержнем, который, без особых слов и поучений кого-то со стороны, направлял их жизнь в нужное русло. Стоило лишь Андрею сказать о готовящемся событии, как все безоговорочно планировали своё участие и предлагали свою помощь. Дети, как и взрослые, тоже любили приятную суету и встречи с чем-то новым и неизвестным.

Новоселье отпраздновали по весне, весело и шумно, «как у людей». На воскресный ланч пригласили соседей с их детскими «коллективами», включая самых маленьких. Ирландские мамаши непрестанно изумлялись способностям Алёны и Андрея устраивать свой дом и вести хозяйство без помощи многочисленных служб и социальных помощников. Те отшучивались, мол, сами скорей справимся, да и работы им прибавлять не хотелось, мало ли, где они ещё понадобятся.

Одна из соседок по просьбе Алёны принесла огромного кота, чтобы тот первым вошел в новый дом — такая у нас традиция, пояснила всем Алёна. Ирландки поморщились, мол, кому приятно утром проснуться и увидеть прямо перед твоим носом усатую мурлыкающую физиономию. Каждому своё, решили они, изрядно посмеявшись над рыжим котом-ирландцем, невозмутимо прошествовавшим через весь дом и застывшим у дверей в ожидании награды. Удивлению и возмущению кота, вероятно, не было предела, когда хозяйка попросту унесла его домой.

***

В понедельник Андрей вышел на работу со смешанным и тревожным чувством. Он, впервые за эти несколько лет, вдруг стал испытывать состояние внутренней опустошенности, или затухающей радости. Почему? Только что искрящимся сиянием она вдохновляла душу, и вот, словно подул ветерок, нагоняя тучи, и сияние померкло. Осознание большого дела ушло, оставляя место какой-то надвигающейся апатии и вялости духа.

Неделя прошла быстро, на стройке, где Андрей руководил собственной рабочей бригадой, процесс продолжался как бы сам собой, требуя не сердечного участия а, напротив, холодного расчета и жёсткости в конкурентной борьбе. Жёсткость расчета была для него привычной и не вызывала особых эмоций. Знал, в делах нужно крепко «гнуть свою линию», тогда рано или поздно успех не минует — будут контракты и новые объекты. Это у Андрея получалось неплохо, и его теперь почти ничего не тревожило. Но вот только пустота внутри ничем не заполнялась…

Вереница дней и недель будто раздвинула пространство той самой пустоты, холод которой впервые коснулся его сразу после новоселья. Тогда стало ясно — нужно замыслить новое «большое дело», даже более важное, чем прежнее, чтобы вновь захватило всего без остатка. Иначе не избежать укоров сознания и тяжести самооценки. Андрей был склонен к этому. Только интенсивная работа и цели, которые он ставил перед собой в жизни, ограждали его от уныния повседневности.

Теперь, однако, даже работа и успех его предприятия не радовали, а скорее отдаляли момент самосуда — мол, да — всё это хорошо, конечно, но, сам понимаешь, не то, что тебе нужно.

***

Однажды Андрей вместе с Патриком, добродушным ирландцем, партнёром по работе и другом, засиделись допоздна в небольшом местном пабе. Патрик болтал без умолку, чем несколько отвлекал Андрея от тягостных мыслей.

— Помнишь того испанца, что смешил всех своими гримасами? Ну… вязаную шапочку носил зимой и летом, будто боялся голову свою застудить, когда солнце припекало так, что пот лил градом.

— Хм?.. И что?

— Поехал работать в Россию, представь — там будет шапку-ушанку носить. Со звездой во лбу. И валенки… А после работы водку пить.

— У тебя, Патрик, детское представление о России. Будто там всегда мороз, все в шубах и только думают, когда доберутся до стакана. Бывает и такое, что тут говорить, но не по этому же судить о русских!

— Ну, понимаешь, когда вспоминают об Ирландии, так на уме пабы и Гиннес, если Испания — гитара и фламенко, а, к примеру, Франция — коньяк и шампанское…

— Так можно все упростить до неузнаваемости. Только и будешь у меня водки просить, а своего испанца в шапочке потом фламенко заставлять танцевать…

— Эй, Андрей, расслабься, мы с тобой давно знаем друг друга…

— Вот именно, Падди, но скажешь иногда такое, что хочется…

— Давай-ка лучше ещё по Гиннесу!

***

Друзья почувствовали неловкость и ничего больше не оставалось, как добавить доброго ирландского напитка. Потом ещё… Андрей спустил обычные для себя «тормоза», — на душе было и так пусто, а тут Патрик завёл. «Эх, пока нет хорошего дела, хоть таким способом успокоиться», — согласился он с самим собой и… переступил черту.

Давно забыто о деле… Способность мыслить и рассуждать постепенно подернулась облачным призраком счастья. «Всё хорошо и ладно, не о чем тужить и горевать», — такое беспричинно-туповатое чувство опустилось, словно облако, откуда-то извне. Одновременно ушло желание понять реальность и хотелось лишь оставаться в том, что есть, как можно дольше. «Вот и всё, — подумал вдруг Андрей, — хорошо, значит так и надо…»

Хотя он хорошо знал коварство «доброго» Гиннеса, но так трудно бывает вовремя заметить, когда доброта сменяется бесчувствием тяжёлого опьянения. Патрик держался покрепче — видно, это уже в крови. А Андрей к концу вечера почти не сознавал себя, держался за стойку и ничего не понимал из болтовни друга. «Йе-ее-еэ», — только мычал невпопад.

Опытных завсегдатаев нисколько не смутило состояние двух друзей. После закрытия заведения на улице дежурили местные таксисты — «всем миром» загрузили обоих по машинам и отправили восвояси. Адреса заранее выяснили у Падди, ещё способного тогда говорить.

***

Как потом попал домой и что было дома — утром вспомнить не мог. Да и утро-то… лучше бы вообще не наступало… Впрочем, немного времени спустя пришёл в себя. На работе появился к обеду, и в общем уже был в порядке. «Гиннес — не водка», — повторял про себя Андрей.

К вечеру опять затосковал: к сердцу так подступило… не на шутку. Если утром испытывал отвращение к себе, то теперь — полная пустота и нежелание дальше жить. Тут легкомысленный Патрик с его всегдашней ирландской веселостью, снова паб и вечером — провал сознания. Наутро смог пойти на работу, а вечером всё повторилось.

Патрик потом отпал… как-то сам собой, а вечерняя тоска буквально загоняла Андрея в паб. Работал почти как раньше, а вечером не мог остановиться, пока сознание не расплывалось в бархатистом темно-коричневом обаянии «ирландской мечты». В пабе давно знали, что к вечеру надо заказать такси, чтобы его бесчувственное тело доставить по адресу.

Иногда, впрочем, бывали передышки. Но они случались все реже…

***

Алёна держалась долго, всё рассчитывая на разум и волю мужа. Терпеливо принимала его таким, каким доставляло такси, раздевала, омывала и с помощью Наташи, старшей дочери, переносила в постель. Утром будила, собирала завтрак и провожала на работу.

Сколько такое могло продлиться, она не загадывала. Красное одутловатое лицо Андрея словно бы и не менялось — так, по крайней мере, казалось ей.

— Вот одумается папа, всё будет хорошо, — говорила Наташа, стараясь утешить мать.

— Да. Он и сам всё знает, только дела по душе у него нет.

— Дом построил, а теперь в доме ты, мама, всё устраиваешь.

— Для отца здесь серьёзной работы не предвидится. Сарай построить или гараж оборудовать — пустяк, которым его особо не увлечь.

— Может быть, это просто повод, а, мам?

— Может быть и так… Но «большое дело», думаю, помогло бы крепко…

***

Она безраздельно верила в своего мужа, в его характер и силу воли. Да и что ещё оставалось им — матери и детям приехавшей на чужбину семьи? Дети-то вырастут, выучатся и найдут себя здесь или в другом месте на земле. А она свою «русскость» уже ни на что не променяет — останется русской Алёнушкой хоть на Луне или на Марсе…

Андрей — работяга и немного философ, может увлечься своим делом и жить где угодно, лишь бы утром было, куда идти работать, а вечером — куда вернуться. Притяжение семьи… Это чувство никогда его не оставляло. Даже когда доходил до «кондиции» — в полубессознательном состоянии будто бы неведомая сила влекла его домой, к жене и детям.

Прошло немало лет с тех пор, как Алёна безропотно собралась и поехала за Андреем вместе с двумя старшими детьми. Трое младших родились уже здесь, в самые трудные годы: устройства новой жизни, знакомства с соседями, утверждения своих прав — получения необходимых разрешений и свидетельств.

***

Начало школьной жизни старших — тоска по родному окружению и взрыв детских истерик. «Куда вы меня привезли, зачем? Кому я здесь нужна? Верните меня домой — к бабушке и дедушке, или… больше не увидите!» — так, к примеру, начиналась школьная жизнь Наташи.

Мать всегда разрешала домашние «разборки» с детьми до прихода Андрея. Она кропотливо разбиралась во всех проблемах, покрывала детей своим оправданием и не говорила отцу «лишнего» — мол, здесь немного поговорили с Наташей, старшей девочкой, и успокоились.

Уставшая скандалить Наталья тем временем лежала в слезах на своей постели, уткнувшись в подушку. Андрей об этом знал, но в воспитании целиком полагался на жену. «Что пользы устраивать допрос ребёнку, которого даже мать едва-едва успокоила», — полагал он.

***

Бывали семейные застолья и праздники. Готовились все: украшали ёлку к Новому году и Рождеству, пекли куличи на Пасху, на день святого Патрика ходили смотреть шествие сказочных персонажей и парад автомобилей ретро, а потом вместе варили обед и ожидали прихода друзей.

Это были такие же большие семьи, как у Алёны с Андреем. Многие, подобно им, приехали на заработки, потом перевезли своих престарелых родителей, да так и остались в Ирландии. Казалось, всех невозможно принять, но каким-то чудесным образом гости умещались за одним столом и никто не оставался позабытым или голодным. Детский гомон наполнял дом живым присутствием счастья. Оно крутилось везде, где было можно проникнуть, выряжалось в смешные нелепые наряды и устраивало погони, быстро забывая, кто и за кем гонится.

Взрослых как будто и не было совсем — детские игры уравнивали права, с чем быстро соглашались заботливые мамы и серьёзные отцы. Вся их серьёзность потом пропадала, а на её место заступал детский азарт и неуёмная энергия. В общем, дом оказывался «вверх дном»…

***

Андрей ненадолго застыл в пабе перед своим бокалом, будто забыв, зачем он здесь. Мгновенно проносились картины прежней жизни, и сознание вдруг возвращалось, пока он ещё не набрал своей вечерней «нормы». Реальность шумной пивной отодвинулась куда-то далеко, а перед его глазами возникла детская возня и наплывало прежнее ощущение счастья — простого и естественного, словно в глазах ребёнка. Болезненно хотелось туда — бестолково шуметь, смеяться без повода и устраивать себе приключения, в которых всегда были неожиданность и удивление встречи.

Андрей мог долго сидеть так, абсолютно выпадая из атмосферы гомонившего пивного зала. Да и гомон тот в его сознании представлялся детским и непринужденным. Взрослые завсегдатаи бара превращались в мальчишек, что-то горячо обсуждавших между собой и затевавших проказы. Оживление изрядно подпившей публики обретало в его мечтах характер детской шалости. Так, заговорщически переглядываясь, мальчишки готовят «тайный план», результатом которого должно стать признание их вполне взрослыми, состоявшимися и независимыми. Тогда к ним станут обращаться с вниманием, и взрослые примут в свой круг на равных.

***

Неожиданный толчок или грубоватый удар по плечу выводил Андрея из состояния мечтательного оцепенения.

— Эй, братишка, не грусти! У тебя ещё полный бокал.

— Смотрите, ребята, Андрей опять забыл, зачем он здесь, — к нему оборачивались завсегдатаи бара и тянулись руки, по-приятельски навязывая выпивку.

— Не трогайте парня, он мечтает…

— Ну поделись с нами, что тебе там привиделось. Может, и мы там в твоих мечтах есть… — пожилой ирландец с испитым лицом благодушно смотрел на Андрея.

— Ха-ха-ха, — взорвались вокруг, — если, Джонни, ты там и есть, то в таком виде… Не приведи Бог!

***

Пока народ развлекался, Андрей снова погружался в тягучую дрёму. Теперь ему представлялось, будто он в детстве попал на чужой двор — враждебную территорию, куда одному заходить не следовало. Его тут же окружила местная шпана, с удивлением и нездоровым интересом глядя на чужака и решая, сразу бить или немного подождать, пока он еще «тёпленький».

На что он надеялся, оказавшись среди тех, на чью территорию посягнул? Только если кто-нибудь из них узнает его. Тогда тот, может, скажет другим, — этот с соседнего двора, не будем его трогать, ведь у нас с ними перемирие. Ладно, — согласятся все, — иди-ка, брат, скорее отсюда и больше не попадайся!

«Чужая территория» пивного бара, хотя его здесь никто не обижал, так и не стала для Андрея «своим двором». Он появлялся здесь, чтобы исчезнуть, не оставив никакого следа и ни для кого не сделавшись «своим». «Только, — понимал он даже замутнённым рассудком, — слишком долго здесь задержался…»

Однако, уйти было не то, чтобы непросто, а практически не под силу… Для того, например, чтобы вытянуть из глубокой придорожной канавы автомобиль, нужен трактор — мощный источник энергии. Но откуда быть энергии, когда обессиленное сознание Андрея черпало её только там — в пенящейся гиннесовым «добродушием» атмосфере паба?..

***

Вот и теперь, лишь немного оторвавшись от своих мечтаний, он тут же вновь вернулся к ним. Ведь никто его не потревожит, пока сам не подаст вида, что хочет говорить. Такое положение удобно, если человек ищет успокоения и внутреннего комфорта, но, в то же время, не желает оставаться в одиночестве.

Общение внутри ирландского паба, будь то в Дублине или где-то в отдалённой деревушке, было на удивление похожим — с чужими быстро сходились и не очень болезненно расходились. Несколько удачных слов при согласном мычании подогретой публики, и ты уже «свой в доску». Обращаются как со старым другом и готовы разделить твоё общество до самого позднего часа.

Если же кто-то не попадает «в тон», все промолчат и не покажут вида. Только, когда человек настаивает или, хуже того, «лезет в бутылку» со своим мнением, найдётся некто — из тёмного угла подаст замечание или такой «комментарий», что все «лягут» от смеха. Атмосфера разрядится, а настойчивый «клиент» поймёт и настроится на общий лад. Если же сразу не поймёт, то молча проглотит свою пинту, чтобы вскоре незаметно ретироваться.

Впрочем, любой из самых назойливых и неприятных гостей может оказаться вскоре милым и простосердечным малым. Такова атмосфера ирландских пабов, и она неодолимо влечёт — особенно, когда в жизни случается неприятность, и не с кем поделиться своим рассказом о её последствиях, чтобы утешиться.

***

В одну из пятниц Андрей вернулся домой раньше обычного и стал собираться на рыбалку. К подобным «вылазкам» он готовился заранее и предусматривал всё необходимое для того, чтобы провести целый день на озере в лодке. Погода в Ирландии переменчива, и солнечное утро быстро сменяется облачным полуднем, за которым следует продолжение, ветреное и дождливое.

В последнее время, когда всё труднее было прийти в себя после интенсивной дневной работы и всё чаще повторявшихся тяжёлых «пивных» вечеров, рыбалка оставалась редким светлым пятном в его жизни. Андрей отвлекался от всего остального и полностью отдавался тому, чтобы ничего не упустить в своих сборах.

Это было краткое время свободы от рутины дней и ночей, бессмысленно сменявшихся в его сознании. Увлекая приключением, рыбалка обещала простую радость удачи, дыхание ветра и свежесть холодного дождя на просторе волнующейся поверхности озера.

Андрей немного переживал каждый раз, когда готовился к поездке. Волнение было началом его сборов и предвещало радостное время общения с девственной ирландской природой. Вероятно, что-то подобное испытывали древние святые странники на этой земле.

Перед самым днём рыбалки позвонил Патрик и, узнав о его планах, буквально напросился в компаньоны. Андрей предпочёл бы оставаться один, но не мог отказать другу, и они согласились выехать вместе ранним утром в субботу.

Окончание следует

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: