Ахилла

Повторяем текст 2017 г.

Ханиил Дармс, послушник дивеевский

1

Владыка Иперехий был назначен на кафедру, которой в прошлом управлял сам патриарх. Что обязывало. Внезапно оказалось, что у доброчинных денег нет. Отец Финеес, скорбно поглаживая борсетку с загадочными буковками «LV», уверял, что денег никаких отродясь не видывал. А немногословный отец Ферм, кивал и думал о том, как бы овладеть новенькой бухгалтершей. Владыка же мечтал задушить их обоих, щурясь на ласковое солнышко…

2

Новая бухгалтерша отца Ферма носила длинную юбку до пят и православный платок. Но ее внушительный бюст сводил все на нет. Покопавшись в соцсетях, ушлый доброчинный обрел ее аккаунт, и теперь водил курсором по пляжным фотографиям соблазнительной Василисы.

— Влагалище неветшающее! — бормотал он, дивясь красоте творения Божия.

3

Владыка Иперехий, познав тщету прямых призывов маститых митрофорных к достойным выплатам на содержание епархии, пускался на разные хитрости.

— А вот, скажите, отец Таврион, — начинал владыка издалека, — Ваш Strange Rover намного ли резвее, чем Toyota Mudra отца Финееса?

В ответ отцы начинали степенно рассказывать, кто о чем давеча болтал со Святейшим по телефону и как они все вместе парились в бане. И владыка, устыдившись, менял тему разговора.

4

У отца Финееса не было денег. Их у него все время отнимали. То матушка разобьет свой внедорожник, то у сына устареет компьютерная мышь. А то в Варловых Карах взвинтят безбожно цены. А тут еще приставучий диакон: дай да дай зарплату. А где ж ее взять, окаянную?

5

Диакон Савел был очень противным человеком. Он никак не мог взять в толк, что не в деньгах счастье, и досаждал настоятелю. В конце концов, отец Финеес потерял всякое терпение и напомнил гадкому диакону, что апостол Павел не обременял Церковь Божию, но делал палатки и тем жил.

— Иди, отец дорогой, работай. Патриарх благословил духовным лицам подрабатывать на мирских должностях.

Позднее отец Финеес рассказывал за братской трапезой другим доброчинным, как он обвел своего диакона вокруг пальца. Отцы весело смеялись и дивились мудрости собрата.

6

Отец Ливерий был очень прозорлив. Из-за этого к нему часто являлись святые с ангелами, чтоб спросить совета или передать от Бога поклон. Отец Ливерий не желал держать светильник под спудом, и делился с лежащим во тьме миром:

— Сижу я как-то на диване, и тут мне видение…

Наместник же вздымал удивленно брови, а затем благословил не пускать больше отца Ливерия в Лавру служить. Завидовал, наверное.

7

Злые люди отца Ливерия не почитали, а хорошие — очень даже. Потому он любил ездить с духовными дочерями к отцу Ферму в гости — выпить сикеры и попариться в баньке. Попадья отца Ферма как-то робко заметила, что не к лицу архимандриту быть в трусах в бане при молоденьких монахинях, облаченных в одни купальники. Отец Ливерий вовсе не обиделся, но даже погладил ее по голове и ласково ответил:

— Ты что, мать? Они же как дети!

И матушка устыдилась своего худого ока.

8

Владыка Иперехий очень хотел патриаршей милости, а потому воздвиг свою собственную семинарию на основе духовного училища г. Беруны. Чтоб как у людей. Но умные пономари норовили поступить в престижную Чеширскую семинарию. А глупых и болящих приходилось иногда отчислять. Наступал дефицит семинаристов. Тогда владыка начинал ругаться на настоятелей, а те посылали в семинарию еще больше болящих, надеясь, что в качестве попов они придут в какие-то другие приходы.

9

Отец Пигасий любил Этруссию и очень хотел ее спасти. Для этого он не любил жирдяев и понаехавших с Тельмара попов. Жирдяев он был готов бить, дабы спасти Этруссию, но те весьма благоразумно избегали встреч. А с тельмарскими попами он был учтив, и всегда пожимал им руки и целовал бороды, хотя внутри кипел от возмущения, что у них были самые хлебные приходы. Зато сикеру он пил всегда только этрусскую.

10

Отец Пигасий отстоял за престолом ажно цельных пять лет, и был умудрен духовно. Оттого все пономари у него ходили в духовных чадах. И все как один тоже любили Этруссию, а жирдяев недолюбливали. И очень радовались, когда батюшка не благословлял им читать жирдяйских писателей и поэтов даже из школьной программы. Отец Пигасий смотрел на алтарников и умилялся. А Парис Бостернак, Семен Юлианов и Кениамин Аверин скрежетали зубами во гробех. От злости, не иначе.

11

Владыка Иперехий был очень чувствительным человеком. Стоило ему за трапезой перебрать спиртного, как его пробирало на слезы.

— Представляешь, отец Соссий, — рыдал епископ, — враги что удумали? Они ведь мужской детородный орган хером назвали! Это какая сила вражия!

А отец Соссий печально качал головой и подливал владыке еще вина.

12

Однажды отца Соссия остановил на улице какой-то пьяный мужик, и, тыча грязной пятерней в маковки храма, вопросил:

— Что за фигню вы тут построили?

Оскорбел отец Соссий, не такой благодарности он ждал от местной пьяни, и ответствовал, заикаясь от обиды:

— Эта фигня держит всю вашу херню!

И гордо удалился, оставив онемевшего пропойцу осмыслять неудобовразумительную для нетрезвого мозга высокую философию.

13

Отец Феликс был очень строгим батюшкой. Чуть что не так — сразу в крик:

— Окаянные! Еретики! Колдуны! Болящие!

Темная паства жаждала слова просвещения, но так и не дождалась, ибо то и дело вводила отца Феликса в гнев. Отчаявшись, люди пошли к ласковым тельмарским попам, а отец Феликс пил горькую и сокрушался, недоумевая, почему у хитрых тельмарцев дома выше и автомобили мощнее.

14

Отец Пигасий был большой знаток нравственного богословия, и часто говаривал своему духовному чаду, что блудить с женщиной гораздо более естественно, чем рукоблудствовать. А неженатое духовное чадо, болевшее простатитом, очень из-за этого мучила совесть. Блудить он не хотел, а мастурбировать приходилось, хоть и со страхом.

15

Отец Маммий со своей попадьей ни разу не спал. Матушка Асклиада думала, что он большой подвижник, и гордилась своим батюшкой. Прихожане же переживали, что отец Маммий бездетный, но тайный подвиг девства очень уважали. А отец Маммий уважал пономарей, и все свое свободное время проводил с ними, вникая в проблемы их физиологического созревания и неудачных влюбленностей, уча их, что женский пол от природы нечист.

16

Отец Маммий терпеть не мог, когда отец Пигасий называл его содомитом.

— Пьяницы, между прочим, тоже Царствия Божия не наследуют, — парировал он.

Возразить ему было нечего, и отец Пигасий всякий раз делал вид, что не расслышал, и подливал отцу Маммию еще водочки.

17

Отец Соссий любил, когда его уважают. А попадья его уважать не хотела. И вовсе даже всячески старалась его обесславить на всю епархию. Но ее слабых сил хватало только на один город. Вот так ходила она по всем православным христианкам, пила с ними чай и просвещала душеспасительными беседами о том, кто из попов с кем спит, какой ориентации был позапрошлый архиерей, и каков ее батюшка пройдоха и плут.

18

У отца Соссия был в родственниках один прескверный поп. Он был слишком уж образованный и почему-то малогрешный. Служил усердно, чтил Устав, деньги с прихода не тырил, попадье не изменял, и вообще был больно умным. Все это весьма уязвляло отца Соссия, и он на отца Зиновия держал обиду.

— Посмотрим, посмотрим, какой ты будешь праведный завтра, — улыбался во сне отец Соссий.

19

Отец Крисп не был ни содомитом, ни пьяницей, ни вором. Он даже почти совсем не осквернял свои уста матом, дисциплину не нарушал и часто был адекватен. Этими достижениями он зело гордился, и не любил доброчинных, которые хапали деньги и плевали на других попов. Частенько отец Крисп мечтал, что когда-нибудь сам станет доброчинным и будет не хапать, а брать в меру.

20

Рабу Божию Парамону было скучно в чине чтеца. Потому он всячески развлекал себя и окружающих тем, что озвучивал любую фигню, которая приходила ему в голову. Самые стойкие потешались. Остальные испытывали разрыв православного шаблона, когда слышали от Парамона, что его бесят херувимский ладан, четки и даже земелька с могилы старцев.

— Свят, свят, свят! — говорили они испуганно, и мелко крестились.

21

Иулитта и ее юная дочь Анфуса были истинно православными. Потому что даже в летний зной неприкрытыми одеждой у них оставались лишь кисти рук и овалы угрюмых лиц. Еще они никогда не ездили ни в каком транспорте, ибо там был грех. В храм ходили пешком через мост за девять километров от дома. А когда четырнадцатилетняя Анфуса зачала дитя во чреве, они с мамой решили, что обязательно назовут его в честь их любимого преподобного.

22

Феозва познала истину Православия в 52 года, и стала настоящей невестой Христовой. А поскольку в своей жизни она пресытилась блудным грехом, то строго блюла, чтоб никто не последовал ее стопам. И всегда ругала клирошанок за голые лодыжки.

— Бесстыдницы! Побойтесь Бога! — взывала она.

Девушки смущались и не знали, что отвечать. А Феозва слезно молилась за каждую из них, ибо так было правильно.

23

Одна благочестивая семья имела страх Божий, и регулярно причащалась, соблюдая все посты. У них царили любовь и понимание, кому на зависть, а кому на удивление. Правда, отношения были несколько запутанными — у главы семьи был ребенок от юной падчерицы. То ли сын, то ли внук. Прихожане даже гордились тем, что в других храмах о таком даже не слыхивали. А попы поглядывали на падчерицу и думали каждый о своем.

24

Отец Крисп однажды узнал на исповеди от одной бабушки, что в молодости, когда поблизости не было мужика, она мазала себе между ног сметанкой и давала овечке полизать. Доселе отец Крисп видел овечек лишь в умилительных кинолентах и мультиках. В тот момент невинный образ овечки совершенно разрушился, что потрясло батюшку почти так же сильно, как в детстве, когда он узнал, что Деда Амброза не существует.

25

Отец Евод был прозорливцем. От остальных попов его отличали загадочный вид и некоторая неряшливость, прямо свидетельствовавшая, что суета мира не печалит пастыря. Мирянам он говорил такие туманные вещи, что ему позавидовал бы и Эльфийский Оракул. На самом деле он просто нес всякую хрень. Но людям нравилось, и они умели толковать хрень в удобном для каждого из них ключе.

26

Владыка Иперехий любил благолепие. Поэтому он издал указ, чтоб попы ходили в рясах всегда и везде. Даже, когда копали картошку или выбрасывали мусор. За ослушание им грозил запрет. Подозревая, что наглецы наплюют на указ, владыка поджидал их в винно-сикерных магазинах, у детсадов, и даже заглядывал в окна их квартир. Попы весной и осенью собирали полами ряс всю уличную грязь, и у престолов предстояли не более чистыми, чем гергесинские караси, зато были не в запрете.

27

Матушка Епистимия, супруга отца Соссия, знала все и обо всем.

— В автобусах приличным девушкам делать нечего. Там ездят лишь проститутки!

— Но почему, матушка? — удивлялся молодой и неопытный отец Зиновий, муж ее сестры.

— Потому что в автобусах похотливые девки, используя давку, прижимаются к мужикам и трутся об их детородные уды!

— Матушка, ну с чего вы это взяли, кто вам такое сказал? — не унимался невежда.

— Да уж я-то знаю, в молодости сама так делала, — поучительно отвечала матушка Епистимия.

И отцу Зиновию ничего не оставалось делать, как признать ее правоту.

28

Чтец Парамон был очень ленив. Он не любил разжигать кадило и ходить во время литургии за записками. Прознав, что отец Игафракс ужасно боится разного колдунства, Парамон смекнул, что это может сослужить ему хорошую службу. Прежде чем подать батюшке стопку принесенных записок, он отворачивался, слегка надрывал верхнюю и тихо шептал:

— Снип, снап, снурре, пурре, базилюрре!

А подавая кадило, он пристально смотрел на угли и хаотично вращал глазными яблоками. Очень скоро нервы у отца Игафракса не выдержали, и он стал сам ходить за записками и подавать себе кадило. А чтец Парамон наслаждался минутками отдыха.

29

Владыка Иперехий уважал патриарха. И всегда во всем его слушался. И когда патриарх, увидев, что на окраинах первопрестольного града Кэр-Паравела не хватает храмов, и сказал, что нужно на десять тысяч населения иметь один храм, владыка понял, что нужно действовать. Всего за какой-то год он, применяя метод кнута и кнута, добился от строптивых попов-ретроградов регистрации еще двух сотен приходов. Поставили времянки и начали служить. Пригодились и болящие семинаристы. Хиротонисал их и отправил служить. Немногочисленные прихожане рассосались по строящимся храмам и почетно стали церковными работниками — певчими, казнокрадами, просвирницами и пономарями. А то, что храмы пустые — так это ничаво.

30

Отца Коприя Изюмова, настоятеля старинного храма, на мякине было не провести. Второй священник — отец Фока Изюмов, его однофамилец, это знал. Но почему-то все равно не оставлял попыток объегорить отца Коприя и получить у него зарплату за позапрошлый месяц. Как-то раз хитроумный отец Фока раздобыл бинокль и засел в овраге, наблюдая за домом, где жил отец Коприй. Узрев, что настоятель зашел через заднюю калитку, отец Фока, потирая руки, рванул стучаться в закрытые ставни окон. Но матушка Гаиания, горестно заломив руки, поведала, что ее батюшка не приходит домой вот уже вторую неделю. Сбитый с толку, отец Фока в очередной раз ушел несолоно хлебавши.

31

Отец Зиновий слыл худшим попом в городе. Он был натуральным фарисеем и не имел любви. Придет человек к Херувимской, а отец Зиновий не разрешает причащаться. Мол, всю литургию пропустил. И выговаривает, что чаю с булочкой тоже нельзя перед причастием. Люди качали головами, но смирялись. Ведь и Христос терпел от книжников. Поговаривали даже, что якобы он не допускает к Чаше сожительствующих.

32

Отец Родопиан был трижды мученик. Во-первых, он был морально травмирован во время захвата панибратами православных храмов в Тельмаре. Во-вторых, он отважился перевестись туда, где зимой часто случалась минусовая температура. В-третьих, видя склонность отца Родопиана к подвижничеству, владыка Иперехий дал ему в настоятельство храм в городской местности с мизерным семидесятитысячным населением. Было трудно, но отец Родопиан терпел и смирялся.

33

Отец Авундий, секретарь епархии, был очень честным человеком. Когда соседняя Тархистанская епархия пострадала от засухи, и в каждом доброчинии добрые прихожане собрали тысяч по 40 дидрахм в пользу нуждающихся, то около 270 тысяч осело в кармане, известном одному только отцу Авундию. А тут протодиакон Сонирил возьми да и напиши в отчете для патриархии, что передано 300 тысяч. Но ведь это неправда! Пришлось наказать его да исправить, чтоб все было по-честному.

34

Отец Олимпий, настоятель деревенского храма, был изрядным сребролюбцем и все время думал о том, как прокормить троих детей. Отец Ферм очень скорбел о душе отца Олимпия и оберегал его от пагубного служения златому тельцу. Сперва он забрал у него череду в доброчинническом храме. Затем увеличил долю налогов на содержание епархии. Потом уменьшил зарплату его попадье в хоре. Но видя, что ничто не успевает, но паче отец Олимпий продолжает надеяться на деньги, отец Ферм слезно молился о нем Богу.

35

Отец Бидзина был необычайным человеком. Он знал и умел абсолютно все. Но гордыня богомерзкого Бэтмена ему была чужда, и он чистосердечно рассказывал все своей матушке, пономарям и штатным попам. Как он учил в семинарии преподавателей, как к нему ходят на поклон воры в законе, как мэр во всем советуется с ним, как он летал на бесе в Небесный Град Иерусалим, и как на нем, отце Бидзине, держится Церковь. И попы дивились милости Божией об их настоятеле.

36

У монахини Леониллы был дар видения грехов. А поскольку своими она так и не обзавелась, приходилось видеть чужие. Человек она была совсем не равнодушный и всячески хотела помочь всем греховодникам — мирянам, попам и владыкам. Тогда она взяла на себя нелегкий подвиг — ежедневно ходить в гости к верующим и рассказывать, кто каким грехом поражен. Чтоб добрые люди молились за идущих в адскую бездну.

37

Отец Наркисс был богослов. В семинарии он учиться не хотел, дабы не смущать своим разумением профессоров. Но всякий знает, что кто истинно молится, тот богослов. А отец Наркисс уж точно молился истинно, ведь он был богослов.

— Бог не имеет границ! Поэтому в Церкви выпуклые иконы делать запрещено! — поражал отец Наркисс своей мудростью на проповеди всех прихожан. А те весьма радовались тайным откровениям о Господе.

38

Отец Родопиан очень трепетно относился к церковному имуществу и очень огорчался, если оно пропадало зазря. Увидев, что во вверенном ему храме на складе пропадает и бьется вдребезги от долгого лежания в ящиках дорогое цветное стекло, отец Родопиан самоотверженно спас запасы, оклеив ими в своем доме все потолки. Когда он вечером включал свет, потолки красиво переливались и была благодать.

39

Отец Родопиан был очень послушным священноначалию, и когда владыка Иперехий потребовал кандидатов для хиротонии, то быстро убедил юную библиотекаршу Юнию выйти замуж за болящего пономаря Гавделаса. Из того получился замечательный диакон. Его имя гремело на весь город, когда он после службы попытался откусить нос у своей молодой матушки. А отец Родопиан гордился своим ставленником и заранее подыскивал кандидатуру ему на замену.

40

Благочестивый Варсис помнил, что согласно 50 псалму Давида, грех человека перед ним есть выну. Этот свой грех он всегда оплакивал на исповеди:

— Когда наш отец Авундий крестился пятерней или накрывал Потир платом вместо покровца, я, негодный, осуждал его! А еще я обижался на ближних, когда они лгали, предавали, блудили, воровали, не постились, клеветали и подличали!

И слезы раскаяния текли по бороде Варсиса.

41

Отец Иской, как и некоторые другие, курил табак. Но ему не хотелось, чтоб прихожане думали о нем плохо, и потому курил тайком, левой рукой, чтоб, когда целуют правую, не учуяли запаха. А бороду смазывал церковным благовонием. Для верности он еще брызгался заграничной туалетной водой. И прихожане часто спорили между собой, пытаясь понять, почему от их пастыря помимо обычного запаха сигарет несет дешевым борделем.

42

У отца Наркисса дома мироточили все иконы. Но злой владыка Иперехий все равно требовал от него, чтоб он поступил в семинарию. Не знал, видимо, что от многой мудрости много печали.

— Эх, от юности и науки злы, — вздыхал отец Наркисс, глядя на молодых попов-академистов, которые зачем-то знали про пророка Осию и деяния Трулльского собора.

И молился о вразумлении своего архиерея.

43

Отец Соссий очень не любил грех. Сам творил его только с большой неохотой. Бывало, овладеет блудницей за деньги, а самому противно. Присвоит пару лишних дидрахм из церковной казны, а самого аж воротит. А уж если другой поп грешит, так и вовсе стерпеть не мог. И жаловался отец Соссий на всех священноначалию, но оно вершить правый суд не спешило.

— Насквозь прогнили, — грозил он пальцем в сторону епархиального управления.

44

Много, много грехов знали матушка Епистимия и отец Соссий за всеми. Кто папе Римскому в годы безбожной власти ручку целовал, кого в кабинке ресторана ловили за содомским грехом со спонсором, а кто почти тайно имел вторую семью. Но призвать их к ответу не могли, ибо хоть и не трусили, но побаивались. Поэтому они мечтали отомстить за все отцу Зиновию, ибо верно слышали, как кто-то рассказывал, что вроде бы и он согрешил. И искали супруги правды Божией.

45

Отец Евпсихий никогда не отказывал прихожанам в благословении. На отчитку? Бог благословит! Не поститься? Бог благословит! Сократить молитвенное правило? Бог благословит! Лечиться торсионными полями? Бог благословит! В монастырь? Бог благословит! Замуж за басурманина? Бог благословит! Судиться с братом за наследство? Бог благословит! И ни в чем таком никому не отказывал, неудобных вопросов не задавал. И люди говорили: у отца Евпсихия есть любовь.

46

Отец Зевин много претерпевал от своего настоятеля. Тот издевался над ним и придумывал различные глупые правила. Вовремя на исповедь выйди. Вовремя возглас дай. С перегаром на службу не ходи. Без ведома настоятеля ничего в храме не делай. Мимо кассы не крести. К проповеди готовься. В футболках не ходи. На красивых прихожанок глаз не клади. Сплошной концлагерь! И тяжко скорбел отец Зевин от такой жизни.

47

Раба Божия Полактия очень любила людей и никогда не брезговала ходить ко всем в гости. А в гостях завсегда развлекала хозяев рассказами о своих болячках, скорбях и обидах. Это чтоб православные не унывали в своих невзгодах, а слушали ее и радовались, что живут намного лучше, чем Полактия. Неблагодарные же людие делали вид, что их нет дома, а некоторые даже становились волонтерами в храмах, лишь бы Полактия их не заставала дома.

48

Отец Крисп не доверял монахам тайным и переходящим из дома в дом.

— Монаху вне кельи делать нечего, — гундел он.

Сами монахи не сильно обижались на попа, которым наверняка овладел диавол, а благочестивые люди обходили его стороной, ибо никому нельзя судить монахов. Особенно женатым попам, жрущим мясо и делающим грех на своих попадьях.

49

У отца Евода любви было больше, чем у других попов. Количество его духовных чад исчислялось сотнями. А все потому, что только он имел благодать, а другие попы не имели, так как не умели видеть порчу и сглаз на прихожанах. Пророком отец Евод в отличие от своих духовных чад себя не считал, но во глубине души догадывался. Летом он летал на сказочное Хали-Гали проповедовать Царство Мессии.

50

Раб Божий Варсис знал, что настали последние времена, и был готов отразить пришествие проклятого антихриста, для чего продал квартиру и купил дом в деревне и цистерну бензина. От чипов и штрихкодов он был уже защищен, про масонские заговоры прочитал все, что мог. И следил за хитрыми попами, которые норовили его затянуть в католичество и оккультизм посредством православных каналов на ТВ и прочими смехотворными уловками.

51

Диакон Марон был широко известен в городе даже среди неверующего населения. Из уст в уста передавалась история, как он гонял средь бела дня на мотоцикле по пешеходной дорожке, управляя одной только шуицей. В деснице же у него была бутылка сикеры, из которой он часто отхлебывал. А в зубах дымилась черноморина. При этом отец Марон успевал пятиэтажно G-гурдить. Сам герой про свои подвиги не знал и на мотоцикле ездить, к своему стыду, не умел.

52

Отец Сигиц любил быструю ночную езду. А дорожные инспектора о том недомышляли и часто его останавливали.

— Я не пьян, я причащался! — мычал батюшка, но безбожники не поверили ему и даже не оценили его шутки с выхватыванием полосатого жезла. Сидя в дежурной части, батюшка уверял, что может заколдовать молодого лейтенанта, но тот на всякий случай прикидывался глухим. А вот владыка Иперехий как раз юмор любил и, посмеявшись, рекомендовал отца Сигица в любую другую епархию. Где возьмут, в общем.

53

Отец Феликс мечтал сослужить с достойными пастырями, чтоб учиться у них. Но, к сожалению, Господь смирял его тем, что окружил всяким отребьем. Пожилые попы были выжившими из ума, молодые были глупыми сопляками. Один был вор, другой неуч, третий наемник, а не пастырь, четвертый не имел страха Божия, пятый вовсе был подонок. Вздыхал отец Феликс и укреплял свое сердце зеленым вином.

54

Никак не мог владыка Иперехий собрать достаточно средств на содержание епархии с меркантильных попов. Пришлось вызывать по одному.

— Ты, отец Дидим, почему не платишь?

— Так денег нет, владыка святый! — смущался жадный поп.

— Да у тебя налог ведь совсем небольшой, 4 тысячи всего-то!

— Владыка, так ведь в моей деревне живет всего 900 человек! — юлил жадина.

— А по статистике у нас в стране 80% верующих. Значит, у тебя 720 прихожан! — разошелся владыка. — Да не во всяком городском храме столько народу бывает! Стало быть, ты должен платить не 4 тысячи, а 10!

Помутилось в голове у отца Дидима от такой арифметики, и понял он, что лучше эти деньги ежемесячно просить у родителей, чтоб не лишиться креста.

55

Отец Бидзина был просветителем. Просвещал он всех, невзирая на лица. Безвозмездно. О чем бы ни зашла речь, батюшка старался рассказать все, что знал. А знал он все. И как колодец выкопать, и как лечить скарлатину, и как детей правильно рожать, и как государством управлять. Жестоковыйные же людие желали ходить во тьме, и мнением отца Бидзины совершенно не интересовались.

56

Отцы Коприй и Херимон недолюбливали друг друга, но были вынуждены служить в одном городе. Случился престольный праздник в храме у отца Коприя, и отец Херимон приехал на вечернюю службу, намереваясь наутро послужить с отцом Коприем литургию.

— Завтра отец Херимон поразит всех нас своей проповедью, — обратился настоятель к своим прихожанам с амвона после службы.

— Кто паразит? Я? Да ты сам паразит! — обиделся отец Херимон, и на литургию наутро не приехал.

57

Отец Авундий, секретарь епархии, вид имел изможденный и худой, подрясник носил с заплатой, наперсный крест местами облупился. При прихожанах он прихрамывал так, что даже баба Марфа, инвалид войны, его жалела и лезла за кошельком, чтоб дать батюшке пятисоточку.

— Деньги к деньгам, — одобрительно говорил отец Авундий, и относил бумажные ассигнации в банк, где они дожидались очередной лечебной поездки на браззерский фестиваль.

58

Раба Божия Рипсимия очень хотела замуж. Конечно же, не секса ради, но добродетельного статуса для.

— Хоть за козла! — в отчаянии говорила она отцу Зиновию, но тот строжился, что муж должен быть православным и даже не скотиной. Зато отец Евпсихий вовсе не был таким ригористом, и по природной своей доброте разрешил Рипсимии выйти за козла. Козел оказался не ручным, но драчливым, всю капусту тратил на водку, и ходил за любовными утехами совсем в чужой огород. И обижалась раба Божия Рипсимия за это на отца Зиновия очень и очень.

59

Цецилия, заболев, пришла в ближайший храм, чтобы причаститься. Но отец Крисп с первого взгляда невзлюбил ее и стал придираться.

— А скажите-ка, Кто для Вас Бог?

Выяснив, что Цецилия считает Бога сводом законов, доброй идеей, придуманной мудрыми людьми, отец Крисп почему-то отказался ее причащать. Тогда Цецилия кротко напомнила ему, что бирючиновую аллею близ доброчиннического храма посадила именно она, а с отцом Финеесом она даже крестила детей. Но гордый молодой поп с беленьким крестиком не вменил ее подвиги ни во что, и даже хамски предложил за причастием обращаться к отцу Финеесу и отцу Фербу. То есть, Ферму.

60

Отец Евпсихий очень уважал эпистолярный жанр, и за каких-то 6 лет своего доброчинничества написал больше писем, чем сам Клювис Эрролл, основатель Чеширской семинарии. И все были адресованы владыке. И все про отца Псоя, про все-все его проступки. Отец Псой старался не отставать от начальства и писал владыке на отца Евпсихия. А владыка Иперехий за эти переписки ласково называл их отцом Ангельсом и отцом Скаутским.

61

Раба Божья Дросида ложь ненавидела, но любила правду, и всем ее говорила в лицо. Всяческое лицемерие было для нее неприемлемо. Поскольку все остальные правды боялись, приходилось отстаивать истину в судах. Все судьи знали Дросиду в лицо, а попы ее опасались и обходили на всякий случай стороной, поскольку не любили правду о себе. У таких-то лже-попов Дросида никогда не целовала руку и надеялась встретить достойного пастыря, но все никак не встречала.

62

Однажды (за несколько лет до) классная руководительница, зная, что ее ученик Парамон верующий и даже пономарит у отца Ферма, заявила при всех, что давеча видела «этого вашего отца Ферма» в публичном доме. Довольные старшеклассники заливались счастливым смехом, а Парамон закивал и сказал:

— Да-да, отец Ферм — он такой. Любит женский пол. А Вы, Иаиль Самеевна, в публичном доме-то что делали? Ой, простите, я, наверное, лишнее спросил…

И больше учительница на церковные темы разговоров не вела.

63

Отец Евпсихий был обделен жизнью. Во-первых, доброчиние ему досталось нищее, во-вторых, местные попы почему-то недолюбливали попов тельмарских, в-третьих, они постоянно пытались его объегорить. Особенно отец Капитон. Тот в своем сельском храме то консультации юриста устроит, то врачебный прием. А то и всякие чаепития и беседы перед крещением. И все бесплатно! И все с целью переманить к себе прихожан отца Евпсихия, не иначе!

64

Отец Крисп никогда не изменял своей жене, потому что имел страх лишиться креста. А может еще потому, что никто не хотел с ним возлечь. Но как назло, вокруг было много молодых симпатичных женщин. И оглядывал отец Крисп соблазнительные очертания женских тел и, сурово взирая с амвона вокруг, мечтал перепробовать с каждой из них все, что нельзя.

65

Отец Феликс держал свою попадью в черном теле, потому что так повелевал поп Силиверст, автор Дымостроя. Телевизор, интернет, художественные книжки, музыка и подружки были запрещены. Для ее же блага. Чтобы диавол через жену не разрушал семью. Розог дома не было, потому приходилось проводить профилактику десницей и шуицей. А юная матушка Мелитина мечтала встретить свою любовь и уйти к нему вместе с тремя детьми.

66

Илиодор был тайным монахом. Кто его постригал — для всех было великой тайной. Даже для епископа Иперехия. Тайность монашества нравилась Илиодору и давала ему возможность не подчиняться никому.

— Кто вы такие, чтоб судить монаха? — восклицал он. — Я монах, мой отец был монахом, и дети мои тоже будут монахами!

А чтец Парамон, в отличие от всех, Илиодора уважал.

— Схимник тайный, блудник явный, — всегда одобрительно отзывался он об Илиодоре.

67

Отец Фока был красив ликом и ладен станом, и поэтому у него было много любовниц. Примерно, человек 300. И все, как на подбор, страшные. По крайней мере, так рассказывали люди, а люди-то уж врать не станут. Да и сами эти женщины с удовольствием подтверждали эти слова, так как они сильно поднимали их статус.

68

Отец Пигасий не любил отца Ферма за то, что у него были деньги, а у отца Пигасия — нет.

— Потому что он не пропивает их, — ехидничал отец Маммий.

— Потому что он — феодал, а мы — его крепостные крестьяне! — ругался отец Пигасий. — И вообще, он в дурдоме сидел, а ему доверили доброчиние!

— В сумасшедший дом его в юности упекла персидская власть за желание поступать в семинарию, ты же знаешь, — возражал отец Маммий. Но отец Пигасий был непреклонен.

69

Отец Крисп был грамотным интернет-серфером, вел блоги и участвовал во всевозможных форумах. Дабы не быть узнанным, он использовал хитроумные аватарки и никнеймы. И отводил душу всякий раз, когда постил всякую хрень, ибо анонимно. А лейтенант службы безопасности все подробно прочитывал и делал копии. На всякий случай, конечно. Вдруг власть сменится.

70

Отец Акила имел сладкозвучный голос и умел нотной грамоте. За это он был участником архиерейского хора и всюду ездил со свитой владыки Иперехия. Но не все его уважали и любили, считая, что красиво петь и быть при владыке недостаточно для того, чтоб быть почитаемым. Сталкиваясь же с проявлениями непочитания своей высоты, отец Акила очень скорбел и вспоминал в свое утешение, что и пророков гнали.

71

Отец Савел возмутительным образом прогулял воскресную службу.

— Вы же сами благословили мне идти на мирскую работу! — оправдывался он — Я же вас предупредил, что у меня смена совпадает, а подмениться некем!

— Ну что теперь? Ничего страшного, — сказал отец Финеес и сел писать рапорт архиерею на гадкого диакона, как тот, презрев высоту священнослужения, самовольно оставил службу, променяв храм Божий на золотого тельца.

72

Отец Капитон потерял всякий стыд и, получив наследство, купил неприлично дорогую колесницу за миллион дидрахм. Само собой, чтоб позлить доброчинного. Отец Евпсихий сразу сообразил, что это прямой вызов не только лично ему, но и вообще всей тельмарской самостильности.

— Нужно действовать! — решил отец Евпсихий и сразу повысил отцу Капитону долю налога еще на 10 тысяч. Но последний вероломно нажаловался архиерею. Так и форсил отец Капитон на своей бричке нагло и безнаказанно.

73

Раб Божий Варсис любил православие. А профессора Жураева не любил, потому что тот был православию угрозой. Об этой угрозе Варсис узнавал от надежных людей. Оставаться в стороне он не желал и вел с волком в овечьей шкуре непримиримую борьбу, разъясняя всем, что хитрый протодиакон неправ во всем. Правда, Варсис ничего не читал у отца Авдея и не слышал ни одной его лекции. Зато он был чист от яда жураевщины, чем и гордился перед зараженными.

Окончание следует

Рисунок Вячеслава Полухина

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: