Ахилла

На Радио Свобода публикуется фильм Андрея Киселева об иеромонахе Иоанне Гуайте, итальянце по происхождению, служащем в Москве в храме Косьмы и Дамиана в Шубине:

Читайте также:

• Иеромонах Иоанн (Гуайта): Мы должны требовать, чтобы власти сами соблюдали закон
• Московский священник помог протестующим укрыться в храме
• Во исходе Израилеве от Египта, дому Иаковля из людей варвар…

Некоторые цитаты отца Иоанна из интервью на Радио Свобода:

«Католики и православные близки между собой по сравнению с другими христианскими церквями. Протестантизм богословски — гораздо дальше от православных и католиков. Парадокс: западные люди могут быть католиками или протестантами, но они близки с точки зрения культуры и могут найти общий язык в том, что касается жизни, понятий вроде справедливости и многого другого. У католиков и православных — наоборот. Они ближе протестантам с точки зрения учения, но фактически все православные — не западные люди. Я являюсь чадом и иереем Русской православной церкви, юридически только она имеет надо мной власть, но я не перестаю быть западным человеком, и поэтому, хоть я и православный, мир воспринимаю внутри скорее западных культурных категорий. Например, это касается того, как человек себя позиционирует по отношению к государству или понимает свои права и обязанности. Западный человек себя позиционирует как партнера во взаимоотношениях с государством: я должен что-то государству, обязан соблюдать законы, но государство что-то должно мне, я могу требовать отчетности от государства.

Так же и с работодателем: я имею право на отпуск и чтобы мне вовремя платили зарплату, это мое право, я не должен благодарить за это работодателя. Я, начиная с 1988 года, работал в Советском Союзе переводчиком в государственном издательстве. Я переводил много художественной литературы с русского на итальянский. Сказки народные, сибирские, много детской литературы — Маршака, «Денискины рассказы», «Старика Хоттабыча». Советская детская литература очень хорошая, очень светлая. И тогда, первые годы моей жизни здесь, меня шокировало отношение моих коллег к государству. За все надо было благодарить. Допустим, возвращаюсь из отпуска — и обязательно должен подарить бутылку коньяка или коробку конфет начальнику или заведующему отделом кадров, «так принято». Я такие вещи не очень понимал. С какой стати? Я обязан работать, а тот обязан мне платить — очевидная вещь. Но в советское время это было не так, и я бы сказал, до сих пор многие люди себя так позиционируют. Скажем, не принято в России, чтобы гражданин требовал от государства отчетность, а для меня как западного человека это нормально. Поэтому тут есть разница: я православный человек, клирик Русской православной церкви, но западный человек по культуре».

«Я глубоко убежден, что православие — намного более открытая и „прогрессистская“ вещь, чем католичество, во многих отношениях. Священник в православии как врач, церковь — как лечебница. Мы все приходим в церковь как болящие люди, чтобы получить лечение. Но первое, что должен делать болящий человек, — это признать себя болящим, пока ты говоришь „нет, нет, я здоров“, выздоровление не начинается. Важно доверять врачу. А врач имеет дело не с абстрактными заболеваниями, а с болящими людьми. То же самое священник. Скажем, врач знает: для лечения какой-то болезни нужны антибиотики, но при этом знает, что у конкретного человека — аллергия на них. Значит, в данном случае он не может прописать антибиотики и должен найти другие лекарства. Священник имеет дело не с абстрактными грехами, а с грешниками, которые имеют свою историю, свое прошлое, свои раны, поэтому для каждого конкретного случая священник должен понять, какое лечение подходит. Это характерно для православия гораздо больше, чем для католической традиции, потому что католики — западные люди, и есть инструкция, где все прописано».

«Часть моего священнического служения — в детском хосписе. Там есть перинатальное отделение, когда еще до рождения ребенка известно, что у него могут быть серьезные проблемы со здоровьем. Чаще всего врачи советуют аборт, но в хоспис обращаются родители, которые не хотят делать аборты, даже когда известно, что ребенок может не выжить или прожить совсем недолго. Родители просят, чтобы ребенок был крещен за эти несколько дней, иногда часов или минут, пока он жив. Тогда я еду в операционную и жду, когда совершается кесарево сечение, и иногда мне сразу передают ребенка после родов. И для меня ценность человеческой жизни, даже когда она длится несколько минут, самоочевидна. Этот опыт меня абсолютно в этом убеждает, и это не только религиозное убеждение — разумеется, я православный человек и клирик, и мнение церкви очень важно, но это для меня на уровне жизненного опыта: видя жизни детей, которые могут продлиться несколько минут, я понимаю, что нет ничего важнее жизни, и никто из нас не имеет власти над ней, даже над собственной, что уж говорить об аборте, эвтаназии или убийстве. Есть вещи, в которых церковь не должна идти на компромисс, когда это касается базовых понятий. А во всем остальном — церковь живет в миру, имеет дело с конкретными людьми и должна с ними вести диалог».

«…церковь волей-неволей должна найти способ сосуществования с любой государственной властью. Но это не означает, что церковь должна одобрять все, что власти делают. Часто говорят, что церковь не может воспитывать бунтарей. Это правильно, конечно. „Всякая власть от Бога“, на это место из послания апостола Павла к римлянам часто ссылаются, чтобы показать — раз всякая власть от Бога, то все власть предержащие — от Бога, но это не совсем так. От Бога — сама власть, институт власти, потому что Бог безусловно не одобряет хаос. Но когда люди, которые имеют политическую власть, поступают неправильно, их действия противоречат христианству или даже элементарным понятиям человечности, церковь ни в коем случае не может это одобрять. Если правоохранительные органы, судебная система, государственная власть нарушает свои же законы, церковь имеет ответственность на это указать».

«Признать преступления прошлого необходимо, чтобы правильно устроить настоящее. Это относится и к России. Объективная оценка советского прошлого, мне кажется, все еще хромает. В России то прошлое идеализируется, то восхваляются люди, которые были действительно преступниками и совершили жуткие злодеяния. Я прожил большую часть жизни в Москве, но я не россиянин, поэтому мой взгляд одновременно изнутри и со стороны. Мне кажется, что когда народ не может объективно смотреть на свое прошлое и не приходит к оценкам — что было правильно, что было абсолютно неправильно, — очень трудно построить по-настоящему правовое государство, демократию. В конституции Италии написано, что фашизм — это однозначное зло, и никто в Италии не может официально использовать символику фашизма. Коммунизм был злом не меньше фашизма, а по размаху — явно хуже. Зло надо назвать злом, какие-то страницы советской истории (ГУЛАГ, 37–38-й год и так далее), мне кажется, однозначно отрицательны, и было бы желательно, чтобы не только отдельные люди, отдельные иерархии церкви, но и государственная власть высказывала более четко свое отношение к этому прошлому».

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: