Ахилла

Православное христианство, как и любая религия, обладает мистической составляющей вероучения. К этому можно отнести те положения, которые невозможно объяснить. Откровение, запечатленное в Библии, необычные события, пророчества — эти и подобные элементы напрямую относятся к области сверхъестественного, а значит принимаются человеком без наличия доказательств. Даже если человек считает, что Библия была написана под влиянием месопотамских культов, а позднее исправлена в соответствии с идеями александрийского неоплатонизма; даже если отказывается от идей «церковных исцелений» и подобного, как связанного с рядом противоречий, — все равно религиозные переживания напрямую связаны с чем-то иррациональным, необъяснимым. Если человек соглашается только лишь с тем, что Бог есть, то он уже допускает наличие у самого себя мистического мышления.

В сознании религиозного человека зарождается раскол — обычное мышление и «необычное», иррациональное. Несмотря на то, что подобные вопросы активным образом рассматривались в кругах религиозных мыслителей, особенно в начале прошлого века, — при помощи таких тезисов, как «вера и разум», «религия и наука» и т. д. — тем не менее исчерпывающего и актуального ответа сегодня нет. Философские рассуждения В. Соловьева, С. Франка, П. Флоренского и других их современников вызвали в российском обществе ощущение духовного подъема страны, развития христианской мысли. Но последующие революционные события показали неактуальность и практическую неприменимость мнений и выводов большинства религиозных мыслителей и, по этой причине, их невостребованность в обществе.

Как правило, человек отдает предпочтение одной из этих сторон мышления — или стороне рассуждения, или неизвестности. Те, кто выбирает рациональное мышление, которое объясняет происходящее в жизни, отчуждаются от религии. Она им не близка своей абстрактностью и аморфностью, раздражает или пугает. Другие бросаются в невидимый мир религиозных переживаний. Таким людям становится неприятен реалистичный подход к жизни. Светские люди у таких верующих вызывают отчуждение или высокомерное презрение. Понятная жизнь становится чем-то ущербным, подобному человеку в ней не хватает невидимого и необъяснимого.

Сложнее одновременно признать и рациональное, и иррациональное мышление. Отдать каждой из составляющих должное. Такое сочетание разума и чувства способствует стремлению воспринимать окружающий мир все более объективно. Но в случае с религиозным мышлением попытка совместить на равных разум и чувство обостряет противостояние.

Период «неофитства» подобен подростковому возрасту — человек непредсказуем, противоречив, страстен. Но этот период заканчивается, и человек пытается начать жить спокойно, созидательно. Постепенно перед ним возникают очертания одного вопроса — как найти грань между суеверием, фанатизмом и внутренней потребностью Бога? Как верующему не опуститься до уровня экзальтированного человека и, в то же время, не отказаться от своей веры, приняв ее за постыдную сентиментальность?

Сегодняшнее общество, в том числе и его религиозная часть, живут и мыслят в соответствии с определенными идеями. С одной стороны, мы, как и наши предшественники — неандертальцы, варвары, люди средневековья — испытываем потребность в еде, отдыхе, ощущении защищенности. Но с другой стороны, наше мышление изменилось. В некоторых аспектах радикальным образом. Возрождение интереса к идеям античного мира положило начало Новому времени. Эта эпоха породила ряд философских школ, идеи которых повлияли не только на науку, общественную жизнь, но и на восприятие человеком своей жизни. Философами, чьи идеи стали основами мышления сегодняшнего человека, были, в том числе, Фрэнсис Бэкон и Рене Декарт. Первый заявил о важности эмпирического — через опыт — способа познания, второй — признал доминирование рационального мышления над верой, отвергнув признание чего-либо истинным только на основании доверия. Несмотря на свою давность, эти утверждения, как и ряд других, являются актуальными в наши дни. Даже если человек не знает учение философов предшествовавших эпох, он находится под влиянием их идей.

То, что для нас является нормой, чем-то безусловным, для человека иной эпохи или культуры оказалось бы странным или неприемлемым. Например, сегодня вспышка в небе будет воспринята без особого интереса — мы подумаем, что это произошло падение кометы или неудачно запущенного спутника. Человек эпохи античности или средних веков был бы увлечен этим явлением. Он мог признать явление в небе сверхъестественным знаком. В итоге исторического процесса такие понятия, как стигматы, проклятия, ведьмы и подобное остались в прошлом и сегодня не могут признаваться всерьез.

Православие окончательно сформировалось в эпоху, далеко отстоящую от нашего времени. Несмотря на то, что в 1917–1918 годах состоялся Поместный собор Российской Православной Церкви, пытавшийся начать новый этап развития церковной организации, его постановления сегодня не соблюдаются и даже не вспоминаются. Можно сказать, что последним этапом формирования сегодняшней РПЦ был XVII век, реформы патриарха Никона. После этого времени радикальных изменений, совершаемых по инициативе священноначалия и исполняемых им же, не происходило.

Окончанием эпохи доминирования религиозного мышления в сознании людей можно назвать Тридцатилетнюю войну (1618—1648 гг.). По ее окончании усилилась самоидентификация групп людей по национальному признаку. По прошествии трех веков этот период завершился: в XX веке политические течения — как социализм, так и демократия — почти свели на нет значимость национального происхождения человека.

Но русское православие осталось прежним, примерно на уровне XVII века в области обрядов, традиций и, самое главное, мышления. Последняя часть является самой важной — если бы она претерпела изменения, соответствующие окружающей среде, прочие составляющие православия также продолжили бы развиваться, как это и происходило в течение первых семи веков существования Церкви. Между прочим, никоновские реформы 1650-х годов имели своей целью, в том числе, обновить русскую церковь в соответствии с зарубежными аналогами. Чтобы убедиться в наличии острых разногласий, аналогичных сегодняшним по этому вопросу, достаточно просмотреть возражения протопопа Аввакума. Однако, сегодня патриарха Никона «обновленцем» никто не называет.

***

Если священнослужитель невежлив — молчи! Если тебе никто не собирается толком ничего объяснять — не смей даже помыслить возражение! Если слова не сходятся с делом — только попробуй возмутиться! — Это все несколько похоже на отношение к крепостным крестьянам. Особенно, если узнаешь, что некоторые священники, не разрешая менять посещаемый храм на храм в другом районе, не позволяют «чадам» переезжать; что священнослужитель может строго указать жениться «вот на той» девушке, а не на той, которую выбрал человек или его родители; а в самых печальных случаях нарушается физическая неприкосновенность верующего. Речь идет не об отдельных случаях и неприятных событиях, а об общем отношении к рядовым прихожанам. Конечно, есть священнослужители, у которых совесть чиста перед прихожанами, которые помнят о Боге, совести, собственном достоинстве. Но это лишь исключения, которые, между прочим, церковные чиновники любят вспоминать и приводить в пример, когда в очередной раз публично обнаруживаются изъяны системы.

Как быть в такой сложившейся ситуации православному человеку? Соглашаться с тем, что не понятно и даже не ясно, кем это установлено? Выполнять действия, которые не получается объяснить самому себе и результат которых не виден? Кричать радостно в праздник и плакать в те дни, которые особо обозначены, даже если нет желания? Подобные вопросы возникают по причине того, что церковная реальность не соответствует окружающей: то, что было приемлемо в XV–XVII веках, что тогда было в порядке вещей, сегодня может восприниматься только как исключение — реконструкцией прошлого.

Почему я должен быть согласен с тем, что христианское учение низведено до такого уровня? Почему я должен отождествлять себя с невежественной группой людей, с некоторыми сомнительными религиозными действиями, с возмутительными высказываниями и лозунгами?

Ответ чаще всего один: потому что больше некуда пойти, а одному быть непривычно и страшно. По этой причине в РПЦ остаются многие думающие религиозные люди. По крайней мере, на какое-то время. Ряд событий и происшествий вызывают внутренний раскол в человеке — на «я не согласен» и «так надо».

В то же время ударяться в религиозный фанатизм сегодняшнего типа, чтобы соответствовать как можно большему количеству правил и таким образом попытаться стать «полноценным» христианином, для многих людей однозначно отвратительно и неприемлемо. Сформировавшийся стереотип — грозный священник и чудаковатые прихожане — является одним из наиболее сильных моментов церковной антирекламы. Не строгие посты, не длинные службы вызывают чувство отчуждения у светских людей, а нежелание приобщаться к группе людей, которая, мало того, что странная, так еще и не контактная, поскольку мыслит иными категориями.

Русская Православная Церковь различными способами зовет людей в храмы. Существует специальная литература, лекции, общественные «миссионерские» мероприятия. Но как жить человеку потом, никто не говорит. Множество красивых фраз, надерганных цитат, многословных рассуждений в своем подавляющем большинстве не отвечают на заданный вопрос. Выполнение нагроможденных правил и традиций часто приводит к практике чередования самоуничижения и тайного самовосхваления. Однако, такой образ жизни очень похож на выражение затянувшегося невроза. И самое главное — глядя на живущих так православных, не видно каких-то положительных изменений в их характере или их жизни. Не видно плодов от такого понимания христианства.

Современному думающему православному остается или молча все терпеть, или выйти из религиозной организации на свободу. Второй вариант выглядит пугающим. Во многом благодаря «общественному мнению», которое создает, в том числе, и «добрые» мифы об этой организации. Такие фразы, как «вне Церкви нет спасения», «кому Церковь не мать, тому Бог не отец» парализуют верующего человека. Подобные выражения уже стали мантрами, которые с удовольствием произносят православные из числа сторонников религиозной авторитарной власти. Если обратиться к ним с просьбой пояснить значение и происхождение этих слов, то, в лучшем случае, ничего вразумительного такой человек не скажет, в худшем — обидится и попытается оскорбить в ответ.

Иисус Христос не основывал человеческой организации, имеющей общие черты со структурой государства или вооруженных сил. Конечно, к сегодняшнему дню нашему вниманию предоставлено невероятное количество проповедей, лекций, книг, разъясняющих, что в середине I века н. э. была основана РПЦ. Однако, аргументация в подобных трудах или отсутствует, или не выдерживает критики.

«При сем Иоанн сказал: Наставник! Мы видели человека, именем Твоим изгоняющего бесов, и запретили ему, потому что он не ходит с нами. Иисус сказал ему: не запрещайте, ибо кто не против вас, тот за вас» (Лк. 9:49). Этот фрагмент Евангелия почти никогда не попадает в поле зрения проповедников или иных православных публичных ораторов. Хотя это часть Библии, и даже не из числа апокрифов, а вполне доступная каждому человеку. При непредвзятом рассмотрении этой цитаты формируется убеждение, что Иисус Христос не создавал религиозную организацию, обладающую монополией на истину и святость. Объединять Его последователей должны были верность идеям и поступки, а не принадлежность к одной общине. Другим примером отсутствия монополии может послужить то, что Он создал как минимум две группы учеников, — в количестве 12-ти и 70-ти человек — и в Новом Завете не говорится об их тесном взаимодействии, как единого целого.

Таким образом, можно сделать вывод, что если человек живет вне официальной религиозной организации, то его уединенность не противоречит Новому Завету и христианскому учению. Такое мнение гораздо весомее, чем признание человека христианином по той причине, что так заявило церковное священноначалие. Если человек по личным причинам перестал посещать храм или, наоборот, посещает его несмотря ни на что — ни тот, ни другой факторы сами по себе не являются критерием его принадлежности к числу приверженцев христианства.

Как совместить в себе рациональное и религиозное мышление; как одновременно быть адекватным человеком и, в то же время, ортодоксальным православным — однозначного и понятного ответа нет. Особенно обостряет эту проблему то, что РПЦ, используя в своих целях все блага современной цивилизации, сохраняет внутри организации реальности средних веков. Может быть, со временем в нашем обществе этот вопрос разрешится и перестанет быть таким насущным. Но пока что эта тема остается открытой и актуальной для части верующих. Пусть даже для совсем небольшой.

Иллюстрация: фрагмент картины Томаша Алена Коперы

Читайте также:

• Кто посмеет осудить священнослужителя?

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: