Ахилла

Часть 1. В которой сгущаются тучи

Глава 1. Отец Роман

— Ты знаешь, когда это все началось, мне сон странный сон приснился. Стою я где-то между Небом и землей. Где-то между Раем и адом. И как будто стоит со мной рядом Бог. Но только на меня не смотрит, а смотрит вперед. Там идут люди. Целая толпа людей, а вижу я только спины. И кажется мне: люди все одинаковые совершенно.

И Он видит только спины. Только я-то знаю, что Он видит не только спины, но и лица. И не только лица, но и души. И взгляд у него какой-то теплый-теплый… Добрый такой, нежный. А меня жаба душит — думаю, да что же это за люди такие, почему на них Он смотрит, а на меня нет вовсе. И бегу я, бегу людей догнать, в лицо им посмотреть. А не могу, как это часто во сне случается. Медленно так бегу, ровно с той же скоростью, что и люди идут. И вот бегу я рядом с ними и в лица им заглядываю. А у них у всех глаза узкие. Узбеки, значит, киргизы… Гастарбайтеры наши. Я ж понимаю — да они даже и не христиане вовсе. А вроде как в Рай идут. Не видно куда, только я-то понимаю, что в Рай. То ли по их лицам, то ли по Его лицу… Не знаю даже. Я остановился и затылок чешу. И сразу к Нему:

— Как же так, — говорю, — они ж даже не крещеные, а ты их в Рай сразу. Как же так?

А Он улыбается радостно так, нежно. И молчит. Мол, сам думай. А мне зачем думать, если Он рядом? Пока рядом, спрашивать надо.

— А как же батюшки твои, — говорю, — как же там бабушки, крестятся которые? Они всю жизнь в Церкви, а эти и лба ни разу не перекрестили, а в Рай идут.

И тут самый кошмар начинается. Он на меня смотрит — и уже не такой радостный, а строгий такой… И мне уже говорит, прямо так. Хотя голоса Его и не помню. Может, и не говорил Он ничего. Даже не знаю теперь. Ну и это не важно. Важно, о чем Он говорит. А Он и говорит, строго так:

— Они, — говорит, — может, и лба не перекрестили, да только они Мне храм строили. Руками своими, почти задаром. Вот смотри — это бессребреники идут. Всю жизнь бесплатно работали, а вот это — смотри — мученики.

И снова на них взгляд перевел, и взгляд стал… Снова такой же. Добрый. Ласковый, что ли. И снова как будто про меня забыл. А я стою, смотрю на эти толпы людей, а сам думаю: ну они ж не крещеные… Как же это они, в Рай-то… И проснулся.

— Идиотский, действительно, — отец Роман почесал козлиную бородку, — наши киргизы уж точно ко Христу не имеют никакого отношения.

— Я говорил тебе, добром это все не кончится. Видишь, гневается Бог, ох, гневается.

— Ладно, грех это смертный. Снам верить. Думаешь об этом, переживаешь, вот и приснилось.

Двое мужчин стояли у входа в огромный недостроенный храм. Пять куполов. У него скоро будет пять куполов. Пока в небо тянутся пять кирпичных труб, две еще обустроенные строительными досками, — сейчас те самые киргизы на них еще кладут кирпич. Одна уже готова, в «Купольниках» Леонид заказал огромную золоченую маковку и крест. Через две недели привезут. Еще годик, и вместо этой стройки будет стоять красивый, беленый, с золотыми куполами, храм. А пока он больше похож на старый, разваленный еще в советские времена, завод. С пятью промышленными трубами. Кажется, вот-вот и из них повалит серо-белый дым.

Отец Роман — священник со стажем. Худой, козлиная бородка с проседью, очки. Очень интеллигентный вид, такой, обаятельный батюшка, каноничный. Он почти десять лет служил в старинном храме Самары в честь святых Бориса и Глеба, и успел подняться. Набрал каких-то крутых, с копеечкой в кармане, духовных чад, договорился о строительстве нового, своего собственного храма с архиереем, созвонился, пообщался со своими крутыми православными детьми во Христе. И вот — храм через полгода будет готов. Строить решили в Новокуйбышевске, маленький городок в двадцати километрах от Самары, считай, пригород. Денег нажертвовали столько, что хватило и на новенький «BMW X7», и на четырехкомнатную квартиру отцу Роману.

Алексей тоже не жаловался. Он был простым алтарником в храме Бориса и Глеба, а теперь — староста нового, пусть пока еще не достроенного храма. Знакомы алтарник со священником были те десять лет, как отца Романа назначили в храм, где алтарничал Алексей. Сначала осторожно общались в алтаре, потом несколько раз собирались всем приходом, когда встречали митрополита, тот часто бывал в храме Бориса и Глеба. После пары бутылок вина отец Роман становился особенно общительным — он в охотку рассказывал о своих семинарских годах, травил байки, иногда настолько богохульные и идиотские, что даже Алексею было не по себе. Например, рассказывал, как они на четвертом курсе варили пельмени в чайнике из алтаря.

— Ну а что? Кушать студентам хочется. А кушать, сам понимаешь, особенно нечего. И вот заслали мы, как помню, брата Виктора, сейчас он монах отец Варлаам в Свято-Воскресенском монастыре, в магазин. За едой. А этот чудик духовного вида купил пельменей, представляешь? Пельменей! Замороженных. Ну где, скажите на милость, в семинарии пельмени варить? И тут другой мой сосед, Сашка Ершов (царствие ему Небесное, спился, бедолага, и попал под КАМАЗ под синькой), сбегал в домовую церковь, в алтарь, и притащил чайник оттуда, представляешь? В котором теплоту делают — вино в чаше разбавлять. «Давайте, — говорит, — в чайнике варить, меня брат старший учил!» Витек, Варлаам который, говорит: «Да вы что! Это священный чайник, он из алтаря храма Божьего, нельзя, богохулие это». Блаженный, чего уж. Сашка на него только цыкнул, мол, ты пельмени притащил, тебе и варить, тот сразу смирился. Сварили, наелись до пуза.

А у меня, значит, утром череда. Я в алтаре на службе. Захожу, а там наш старенький отец-инспектор служит. Я про пельмени и думать забыл. Служба к концу, я в чайник воды набрал, вскипятил, пар валит из носика, а я чувствую — запах странный. Открываю чайник — мама моя, Господь Иисус и Матерь Божья! Там не вода, а бульон. Жирок плавает, мясом пахнет. А времени менять уже нет, служба заканчивается. Так батюшке и подал.

Он в чашу с вином наливает, пар ему прямо в нос. Запах мясной даже я издали чувствую. Стою, с меня три пота сошло, думаю, сейчас влетит. А тот ни-и-и-ичего не почувствовал. Так и причащал прихожан Телом, Кровью Христовой и пельменным бульоном. А самое пикантное, что дело на третьей неделе Великого поста было. Вот уж и правда, искушение бесовское, прости, Господи.

Вопрос про киргизов зашел неспроста. Дело в том, что храм действительно строили нелегально находящиеся на территории России киргизы. Откровенные мусульмане, некоторые из них даже намаз совершали пять раз в день. И Алексей, который занимался всеми строительными делами, был категорически против с самого начала. Несколько раз он пытался об этом заговорить с отцом Романом. Сначала с точки зрения христианства, не дело это, чтоб храм без молитвы строился. Во все времена храм всем миром строили, христиане. А тут, получается, еретики строят. Но отец Роман отмахнулся только, мол, ерунда. Нет таких догматов, а значит, кто хочет, тот и строит. Строят без молитвы, потом намолим еще, будем ходить, по средам молебны служить да водой святой кропить.

Потом пытался с финансовой точки зрения подойти, нашел добровольцев среди прихожан, кто готов строить даже дешевле, чем киргизы, — чем особенно разозлил отца Романа. Оказалось, что компания, поставляющая киргизов, — одного из жертвователей. Очень влиятельного. И если не работать с этой компанией, храм потеряет много денег. Оказалось, там какая-то нечистая схема: деньги идут одни, приходят другие, а третьи оседают в кармане того самого жертвователя. Мутная схема. Алексея это еще больше смутило, но против воли батюшки не попрешь.

— Или работай, как я благословил, — было последнее слово отца Романа, — или возвращайся в Самару.

Алексей остался. Закрыл глаза, притворился, что ничего не происходит, а потом, со временем, действительно привык. С киргизами сдружился, особенно с теми, кто по-русски хоть как-то разговаривали. Особенно с Кубанычбеком, бригадиром. Он по-русски говорил не очень хорошо, с акцентом, но хотя бы его понять можно было. Он и представлял всех своих собратьев. Денег просил, рассказывал о проблемах. Алексей как мог помогал. И вот сегодняшнее утро началось с тревожного звонка бригадира.

— Алексей-балам, беда приключился. Страшный беда. Алымбай пропал. Погиб. Прямо стройка.

— Что? — Алексей, еще не успев отойти ото сна, пытался разобраться в этом странном русском языке. — Кто погиб? Что случилось?

— Алымбай. Погиб совсем. Прям на стройка погиб. Приезжай, Алексей-балам, нужен помощь твой.

Спустя пару минут Алексей набрал батюшке, а еще спустя полчаса черный внедорожник отца Романа подъехал прямо к воротам стройки.

Начало мая выдалось жарким, почти лето. Конечно, погода обманчивая — неделя, максимум две и снова похолодает до лета. Но пока казалось, что зима отступила окончательно. Двое мужчин замерли у входа, греясь на солнце. Алексей позвонил еще раз Кубанычбеку, тот сказал, что сейчас подойдет. И, ожидая бригадира, Алексей рассказал отцу Роману свой сон.

— Хорошо, что приехали вы, здравствуйте, — Кубанычбек, бледный, как смерть, даже его загрубевший загар ничем не помогал, — беда случился. Пойдем смотреть.

— Провожай, где беда случилась.

Кубанычбек дрожащей рукой указал прямо на вход в храм. Сердце Алексея ушло в пятки. Неужели прямо там…

Зашли внутрь. Храмом, конечно, стройку называть было рано. Куча строительного мусора, известка, белые банки, доски — Алексей даже не сразу заметил лежащее тело. Тем более киргизы предусмотрительно накрыли его черными мусорными мешками.

— Упал сверху. Прямо с доски вниз. Два этажа. И неудачно так, шея свернул. Не сразу умер, стонал немного и умер. Не знаю, что делать, сразу вам позвонили.

Отец Роман подошел к телу, приподнял мешок около головы. С отвращением поморщился и сразу же опустил мешок. Вернулся назад к Алексею и покачал головой:

— Мда, беда. Совсем беда. Сейчас буду Льву звонить. Одним нам не справится.

В руках батюшке появился телефон. Так быстро, что Алексею показалось, что он материализовался из воздуха. Вот уж правда чудеса Христовы.

— Алло, батюшка, добрый день, — заговорила трубка. Отец Роман постоянно включал громкую связь, даже не задумываясь, насколько это комфортно окружающим. Алексей, когда разговаривал со священником по телефону, всегда держал это в голове, чтоб не сболтнуть чего лишнего не при тех людям. Голос у Льва был с хрипотцой, но достаточно высокий. Похоже, звонок священника его только разбудил.

— Лев… Добрый день. Да, это отец Роман.

— Благословите, батюшка. Что случилось?

— Бог благословит. Тут проблема приключилась. С одним из ваших… Работники ваши нерадивые. Один крышу крыл и сорвался.

— Ох ты ж… Живой?

— Если бы. Лежит внизу, мешками накрыли.

— Понял. В полицию не звонили?

— Нет… Кажется, нет, — отец Роман вопросительно посмотрел на Кубанычбека. Тот отрицательно покачал головой. — Нет, никто не звонил.

— Это очень хорошо, это решает много проблем. И не звоните. Вообще никому ни слова. Сколько человек еще знает?

— Алексей еще. Ну… и киргизы.

— Очень хорошо, Алексей свой, киргизы молчать будут. Значит так, ничего там не трогайте, через пару часов ребята мои подъедут, все там приберут.

— Спасибо, Лев. Еще раз спасибо за помощь.

— Чего уж. Помолитесь за меня. На воскресенье приеду исповедоваться к вам. К причастию не готовился, хоть покаюсь, давно не заходил, грехи аж давят.

— Жду. И тебя, и людей твоих. Божье благословение, — отец Роман положил трубку.

— Ну что, на этом все. Проблему, кажется, решили.

Кубанычбек как-то испуганно, немного затравленно смотрел то на Алексея, то на священника.

— Алымбай того… У него семья есть, дочь. Как они без кормильца?

Отец Роман смотрел куда-то сквозь бригадира, будто и не слышал. Несколько секунд помолчав, он обратился к Алексею:

— Так, зайди сегодня вечером после службы ко мне, придумаем, что с деньгами делать. Только проследи, чтоб деньги до семьи дошли, а то знаю я эту братию. Обманут, не почешутся. И давай, что ли, в следующую среду не молебен, а заупокойную литию отслужим. Просто общую, без имени, обо всех православных христианах. Он не христианин, конечно, но, глядишь, поможет.

Вечером уже Алексей как ни в чем ни бывало алтарничал в Самаре, подавал кадило и целовал руки батюшке. Алымбай не выходил из головы. После службы отец Роман действительно позвал Алексея к себе, открыл сейф и достал приличную стопку пятитысячных рублей.

— Помнишь, что говорил? Лично проследи, чтоб до жены дошло. Пять рублей себе можешь оставить, за работу. Ну, что молчишь, смотришь? Небось, думаешь, какой я подлец?

— Ну что ты, отец, даже и мысли не было.

— Да как же не было, когда было… Ты же первый настаивал, что надо киргизов со стройки убирать. А я тебя не послушал. Вот и осуждаешь меня. А, сам должен знать-понимать, осуждение — грех смертный. Так что не смей осуждать. И деньги эти — не откуп какой-то, а, считай, благотворительность. Что бы киргиз этот домой привез? Да ничего бы, скорее всего. В лучшем случае, здесь бы и остался. Знаю я их, вон, пол-России заселили уже. А теперь хотя бы деньги… родственникам.

Алексей поцеловал благословляющую руку, смиренно подумал о том, насколько же батюшка молодец. Не каждый бы взялся за такую благотворительность.

Продолжение следует

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: