Ахилла

В православном сегменте фейсбука новая-старая тема для дискуссий, ее начал публицист Сергей Чапнин. Тему можно сформулировать так: «Как нам пережить свое духовное единство с офицерами Росгвардии и ОМОНа». Или по-другому: как причащаться из одной Чаши насильнику и его жертве.

Сергей Чапнин:

«Вопрос единства Церкви сейчас жгучий:

— как нам пережить и описать свое духовное единство с офицерами Росгвардии и ОМОНа, в гарнизонах которых построены храмы и молчаливые священники без упрека причащают Святых Таин тех, кто бил дубинками по голове наших детей?

— как нам пережить духовное единство с православными офицерами полиции, которые сутками гнобили и унижали наших арестованных детей в автозаках?

— как нам пережить свое духовное единство с православными судьями, которые беззаконно отправляют наших детей под арест?

Если из духовного единства изгнаны и любовь, и правда, такое единство нам не нужно.

Такое „духовное единство“ не дар, а яд.

Не может Церковь *беречь* такое единство.

Пора уже говорить об этом открыто.

Впрочем, если „православный христианин“ — это только лейбл, этикетка, болтать и разглагольствовать можно сколько угодно.

***

Аргумент „это уже было в истории, чего вдруг вспомнили“ считаю безнравственным. Мы живем здесь и сейчас. Евангелие не про прошлое, а про настоящее и будущее. Оно не про тех, кто умер, а про тех, кто жив».

С противоположной, «консервативной», стороны Чапнину ответил публицист Сергей Худиев:

«Разная вера

Читаю про то, что люди полагают, что у них „разная вера“ с теми православными, которые не разделяют их политических предпочтений и оценок, и сего ради они не будут причащаться у некоторых священников. Мне, как и абсолютному большинству православных, в голову не приходит интересоваться политическими предпочтениями священника, который держит Чашу — как и людей, идущих к Чаше вместе со мной. Да и если бы я точно знал, что священник смотрит на ситуацию совсем не так, как я, — он законно рукоположенный совершитель Таинств, Христос преподает Свои Тело и Кровь его руками, независимо от того, что мы с ним разошлись во мнениях относительно того, о чем там поссорились тов. Ленин с тов. Каутским.

Священники, которые пишут что-то, с чем я резко не согласен, ни в малейшей степени от этого не перестают быть священниками. Литургия — это вообще прорыв в наш мир того Царства, где политики нет.

Страх причаститься из одной чаши с росгвардией, которая „зверски избила студентов“, тут также странен, как страх причаститься из одной чаши с ВСУ (среди прихожан УПЦ МП наверняка такие есть).

Чаша — она как раз про то, что есть лояльность, превосходящая все другие лояльности, и мир, превосходящий все конфликты.

То есть логика мне ясна — всякий человек, не разделяющий определенных политических предпочтений, на основании которых должно гневно осуждать дубинки одних, зато с пониманием относиться к артиллерии других, есть мерзавец, подлец и негодяй, сознательный служитель сил зла. Тот же, кто занял правильную политическую позицию — сопричислился к стану святых и избранных, праведников, достигших совершенства. Поэтому (логично) нельзя иметь общения с проклятыми, а только с благословенными.

Но в этом-то, как говорил Васисуалий Лоханкин, и состоит трагедия русской интеллигенции». 

Свои размышления на эту тему опубликовал и протоиерей Владимир Зелинский, клирик РПЦ МП в Италии:

«Попробую подключиться к дискуссии: как быть в одной Церкви с теми, кого не можешь принять? Проблема острая, мучила и меня. И не оставляет в покое. И все же, думаю, поставлена она неправильно, слишком привязана к тому, что здесь и сейчас. Но давайте перенесемся на 200 лет назад. Вот село: барин, мужики, бабы, дети их. Он с них три шкуры может драть, может батогами засечь, чью-то невесту изнасиловать, а ребенка потом сделать своим рабом, но вот все они стоят в одном храме, причащаются из одной чаши. Они все — в евхаристическом общении. Никому это не кажется диким, и Церковь благословляет. Пострадал? Ничего, молись за барина, главное, не бунтуй.

Это не аргумент от истории. Это аргумент от крещения во имя Отца, Сына и Святого Духа. Все они одним миром мазаны, участвуют в общих таинствах, а значит едины и во Христе, живущем в Церкви, где «нет уже иудея, ни язычника, нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал, 3,28). Все они церковно, не морально, но тàинственно одно, за Христом следующие и Христа предающие, страждущие и мучители. Те, кто выходит под дубинки за правду, «систематически нарушают общественный порядок, провоцируют полицию и омон», как сказал один добрый батюшка, и этот самый омон, который бьет, пытает, а может и свечку поставить.

И каждый несет ответственность за свой выбор и будет судим по нему. Сама вера есть выбор; в одну веру вписано послушание, в другую сопротивление. В одну — только обряд с куличами, в другую — еще и молитва с аскезой. Так устроена Церковь. Да, вер в ней может быть много, но отвергая одну из них, скажем, Церковь крещеных дубинок, вправе ли мы сказать, что Церковь — только для нас, мыслящих тростников, правильно чувствующих, регулярно приступающих к исповеди? Христос, утвердив Симона-Петра скалой Церкви, вслед за тем послал его куда подальше, смешав, можно сказать, с землей. Но не лишил его ни чина, ни святости.

Во все времена были, есть и будут попытки создать идеальную Церковь, но получается только секта возомнивших. Да, Церковь приглашает нас к страданию разделить таинства, молитвы, общее духовное и физическое пространство в том числе и с теми, для кого не находится места в нашей душе.

Я это решил для себя еще в 70-х годах, слушая в храмах церковные послания к 7 ноября или к Пасхе, или читая в газетах проклятия «литературному власовцу»». 

А вот мысли игумена Петра (Мещеринова):

«Несколько моих друзей вновь стали обсуждать вопросы церковного единства, собрания вокруг Евхаристической Чаши и т.п.

Это вообще характерно. 30 лет церковного возрождения — и одно и то же: язык богослужения, евхаристическое общение, церковное единство… водим хоровод. От года к году все большее число христиан из этого хоровода выходят — ну сколько можно, правда… но вот по временам еще энтузиазм обсуждения вспыхивает, впрочем, все более и более слабо. Общая реакция на это — да оставьте, все, проехали. Неинтересно.

В этом есть какая-то зачарованность Чашей. Евхаристическая Чаша — источник, центр, смысл и т.д. церковной жизни. И вот как быть перед Чашей омоновцу и избиваемому им демонстранту? И как им жить потом в контексте Чаши? И — продолжая вопросы — как, например, быть священнику, который может пойти на любые поступки против совести, „лишь бы служить Литургию“? Да в конце концов и митр. Сергий ведь ради того, „чтоб Чаша выносилась“, устроил весь свой сервилизм.

А я думаю, все довольно просто. Тут выявляется недостаточность той самой церковной педагогики, „церковного возвещения“ (словами Карла Барта), о которой я все время говорю. У нас все как-то поставлено с ног на голову. Ведь на самом деле Чаша — это запечатление („в Мое воспоминание“), как и все Таинства есть „печать дара Духа Святого“. Веруешь — крестишься; покаялся — исповедуешься; живешь христианской жизнью — причащаешься. Но не наоборот. Акцент на первом должен быть. Не Чаша — источник христианской, духовной и церковной жизни, а вера Христова. Чаша ее только запечатлевает.

То есть церковность должна исходить не из принципа „храм построить, Чашу вынести, а дальше благодать сама управит“ (со всеми сюда относящимися опциями), а из евангельского научения вере, покаянию и христианской жизни во всех ее проявлениях, как вообще, так и в контексте сегодняшних условий. Вот что надо бы обсуждать. Может, тогда и интерес появится».

Предлагаем нашим читателям поделиться своими мыслями на эту тему, присылайте свои статьи на адрес редакции «Ахиллы»: ahilla.ru@gmail.com

Рисунок Вячеслава Полухина