Квартира №136
16 декабря 2017 Лина Старостина
Наконец ушла со своей собакой. Это не пес, а одно недоразумение. Лает как сирена у скорой, ножки тонюсенькие трясутся, и уши, такие тонкие и прозрачные, словно бумажные, заламываются от ветра назад. Не на всех, правда, задирается, но на Витьку зубы скалит. Крошечная, а нападать не боится, когда поводок натягивается, прыгает на задних лапах, не унять.
Прошлым летом Витёк разозлился на Булку и выгнал ее из игры, а чего она мяч кидает всегда криво? Из-за неё наша команда главный матч проиграла в вышибалы. Всегда команда Витька выигрывает, он старше остальных, но, главное, увёртливый, в него никак мячом не попадешь, а когда его черед вышибать, то он не промахнётся, только очень больно и резко метнёт — всё, иди отдыхать на скамейку и потирай синяк. А тут на команды делились, и Булка нам досталась по жребию.
Она кинет вечно мяч так, что или в руки сопернику, или вообще, в сторону. Чего с неё возьмёшь? Она и учится в школе для УО – умственно отсталых, значит. Высокая и полная, одевается всегда, как тётка в возрасте — коричневые кофты и юбки. Щурится, и когда хочет что-то сказать скрипучим голосом, у неё обнажается десна из-под верхней губы. Тогда у Булки ужасно беззащитный вид. Да мы бы с ней и не ссорились, только из-за Витька. Теперь одна выходит гулять с собачонкой, не надолго и быстро домой.
И Булкой не мы её вовсе прозвали, а грузчик, который достаёт из машины тяжелые деревянные лотки со свежим хлебом. Иногда мы все сбрасывались по копеечке и отправляли гонца за сдобой. Млея, откусывали по очереди, пока не оставался последний лакомый кусочек — награда за угощение.
А тут можно было получить даром, кто же откажется?
Едва завидев грузовик с надписью «Хлеб», несемся к заветному месту, затаив дыхание. Распахиваются двери машины, и оттуда вырываются облака ароматного свежеиспечённого хлеба; там густой дух бородинского, с черной лаковой коркой и горошинами приправ, нежная хала, посыпанная маком, заплетенная, словно коса, и сдобные булки с изюмом, сладкие и душистые с белыми бочками, без них нет вкуса воскресенья.
Грузчик снимает с полозьев лоток за лотком, и мы провожаем разочарованными взглядами ровные ряды кирпичиков чёрного и поджаристые гребни белых батонов, ровнёхоньких, один к одному, значит, нам ничего не достанется! И тут замечаем, что на последнем лотке с булочками — одна со скошенным боком. Дядька, лениво следивший за нашими жадными взглядами, до последнего мгновения делает вид, что всё в порядке, но потом снисходительно щедро кивает нашей толстухе, ладно, чего смотришь, бери!
А она вылупилась, как баран на новые ворота, и стоит. Тогда дядька ей сдобу в руки затолкал и говорит:
— Что бестолковая-то такая? Ууу — Булка!
С тех пор и повелось: Булка да Булка, а имя забыли начисто.
Жара: девчонки в сарафанах, мальчишки в шортах, у многих колени все в ссадинах. Мы расселись рядами и играем в колечко. Водящий складывает ладоши, зажав украшение, и проходит по всем, делая вид, что кладет колечко каждому. Поди угадай!
— На злато̒м крыльце сидели царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной, ты кто будешь такой?
Тут к нам подошёл совсем незнакомый мужчина в светлой шляпе и вежливо так спрашивает:
— Ребята, а в каком подъезде живёт Лебедев Владимир? Сто тридцать шестая квартира?
Мы переглядываемся. Мой-то дом напротив, но и в длиннющей пятиэтажке, я многих знаю, но не помню Владимира.
Стал упрашивать помочь найти ему друга-сослуживца. Я возьми и согласись, ладно уж, помогу. И мы отправились смотреть номера квартир у дверей подъездов. Третий, четвёртый, так, тут ещё сто седьмая, пойдемте дальше, дядечка кивает, вот, последний подъезд, здесь уже наверняка. Заходим и поднимаемся к лифту. Уличный шум и яркий свет сразу гаснут, и мы проходим в гулкую прохладную тишину. На полу выложен рисунок из мелких плиток, когда-то они были цветные, сейчас стерлись и потрескались. Пахнет кошками и заброшенностью.
Мы обогнули огромную кабину лифта за пыльной сеткой и начинаем подниматься по лестнице, я впереди, держась за перила, разглядываю каракули на стене. Тёмно-синей грязной краской закрашен низ, а вверху от линии водораздела до потолка обычная побелка. Обходим этаж за этажом, и я читаю имена жильцов коммуналок, которые написаны на корявых табличках под выпирающим звонком. Попалась дверь, у которой было сразу три звонка, один хромоногий, висел на проводах, замотанных изолентой. Поднимаемся на последний этаж, почему-то настроение падает и мрачнеет с каждой ступенькой, я уже вижу заветные цифры на двери, но здесь же никакого…
Вдруг плечо сжала ледяная рука.
— Подожди, не спеши, — слышу свистящий шёпот над головой.
Сердце от страха подпрыгивает прямо к горлу.
Хочу крикнуть, но голос предательски застревает внутри, ноги, наливаясь свинцом, мгновенно прирастают к ступеням. Нечем дышать. Глаза закрывает пелена. Пульс бьёт изнутри.
Вспарывает глухоту бешеный собачий лай!
Почти не чувствую, как освободилось плечо, и громкие удары подкованных каблуков по ступеням забарабанили вниз.
Удаляются, тише, ещё тише. Громыхнула дверь подъезда, притянутая пружиной.
Не могу пошевелиться.
Собака заливается и начинает хрипеть от надрыва. Наконец запертая дверь открывается, и за ней стоит Булка, которая натягивает поводок, пытаясь удержать дрожащую от изнеможения собачонку.
— Ты? А зачем ты пришла? — смотрит на меня удивленно, у неё блестит десна под верхней губой. Хрип стихает, пёс ложится у её ног и часто-часто дышит.
— Я? — слышу свой изменившийся сиплый голос. — Я к тебе… Ты это, выходи гулять с нами. Витька ждёт тоже…
Читайте также:
