Ахилла

В супермаркете в конце рабочего дня был час пик. Когда подошла ее очередь в кассу, Авдеева вконец истомилась. Рука онемела от тяжести корзинки. Надо было бы взять тележку, да их расхватали. Размотав душный шарф, бухнула корзинку на ленту транспортера и перевела дух. В наушниках винтажная группа «Бони Эм» исполняла древний хит «На реках вавилонских». Так Авдеева убивала двух зайцев — приобщалась к духовности и не отказывала себе в светских удовольствиях. Авдеева вообще была предприимчивая.

Рассказ Веры Гаврилко читает Ксения Волянская:

Молоденькая кассирша, похоже, новенькая, глянула на Авдееву как-то затравленно и заученно поприветствовала: «Добрый вечер, мы рады вам». Было видно, что, на самом деле, никто никому не рад и все только мучают друг друга. Авдеева выдавила ответную улыбку, быструю, как гримаса. Ноги гудели, руку скрючило, группа «Бони Эм» в ушах закончила петь про реки и перешла к багама маме.

«Посчитайте быстрее, пожалуйста», — преувеличенно вежливо попросила Авдеева, когда кассирша зависла, невидяще уставившись в монитор. «Да-да, конечно, извините». Получив прощальное «приходите к нам еще!» и увесистый пакет, Авдеева привычно выставила вперед правое плечо и вклинилась в толпу. Еще каких-то полчаса, и она будет дома.

Дома ее ждал Бостон. Раньше их, ждущих Авдееву с работы, было двое — Бостон и Олег. Олег ушел четыре месяца назад и хотел забрать с собой Бостона, но Авдеева, до сего момента молчавшая, равнодушно сказала куда-то в сторону: «Забирай, конечно, а я завтра повешусь». Олег внимательно посмотрел и повесил поводок назад. Бостон любил Олега и Авдееву одинаково, а сейчас стал любить одну Авдееву, хотя и кидался в вечерних сумерках ко всем высоким парням в светло-серых куртках, обниматься.

Разбирая на кухне покупки, Авдеева не сдержалась и выругалась. В пакете лежали неожиданные вещи: питательный крем для тела в флаконе с дозатором, набор эклеров «Вечернее рандеву» из шести пирожных и какая-то матерчатая хрень в хрустящей упаковке. Тупая малолетка на кассе накосячила. Как чувствовала, что она накосячит. Авдеева пошарила рукой по дну пакета и выудила длинный чек. Ну точно, еще и посчитала ей чужие покупки, овца. Было неприятно, что какой-то ненужный чужой человек с его ненужной чужой жизнью без спроса залез в ее, приватное авдеевское пространство. Что-то похожее Авдеева испытала, когда ей как-то подрезали сумку на ярмарке и вытащили портмоне с деньгами и документами. Было жалко денег, ужасно жалко документов и времени на их предстоящее восстановление, но доминировало чувство гадливости, что чужие руки шарили в ее вещах.

Авдеева не пользовалась такими кремами и сто лет не ела пирожных. По вечерам она варила себе гречку в варочных пакетиках: очень удобно — бросаешь в кастрюльку и можно спокойно втыкать в ноут, не опасаясь, что пригорит. Гречку Авдеева ела без соли, с оливковым маслом — умерщвляла плоть. Плоти на Авдеевой оставалось немного, и ту, что оставалась, она прятала в балахонистые брендовые толстовки и свитера овер-сайз.

Самое неприятное, что взамен чужих покупок Авдеева не досчиталась своих, самых насущных: сигарет, вышеупомянутой гречки и зубочистиков для Бостона. Не, ну что за фигня, завтра же надо написать жалобу в жалобную книгу, и больше в этот супер ни ногой. Остаться без ужина и сигарет показалось очень обидно и унизительно. Впрочем, сил идти в магазин не было. Авдеева почувствовала, что сейчас расплачется, как маленький ребенок. Швырнула чужое добро в мусорное ведро и скомандовала: «Бостон, гулять!»

После прогулки с собакой Авдеева немного расслабилась. Переоделась в домашнее, поставила чайник на плиту, включила телек и залезла с пивом и Бостоном на диван. Пес тут же водрузил огромную башку ей на живот и взирал на хозяйку с умилением. «Извини, братан, — сказала Авдеева. — Твои зубочистики сожрала какая-то Марфинька». Ну, конечно, Марфинька. Кто же, как не Марфинька, мажется таким кремом и жрет такие эклеры? Авдеева напрягла память и припомнила что-то пушистое слева от себя, в розовом глупом шарфике.

Чайник засвистел по-разбойничьи весело. Авдеева дернулась на кухню, налила чаю в дизайнерскую кружку. Постояла в нерешительности и, стыдясь самой себя, полезла в мусорное ведро. Марфинькины покупки лежали там, поверженные и заискивающие. Эклеры виновато подмигивали. Авдеева выудила трофеи из ведра и разложила перед собой на столе. Ей вдруг подумалось, что где-то там, далеко-далеко, Марфинька сидит за столом под абажуром в розовый горошек и с ужасом вертит в руках пакетированную гречку и зубочистики из засушенной бычьей кожи. А потом раздумчиво открывает пачку сигарет и закуривает, красиво щурясь в усеянное огнями большого города окно.

Тряпичная хрень оказалась кухонным набором — цветастым передником и двумя стеганными варежками-прихватками. «Странная баба эта Марфинька, — подумала Авдеева. — На хрена ей готовые пирожные, если она сама печет? В готовых-то одна химия». Сама Авдеева не пекла, потому что не умела и не хотела. Но когда-то мечтала научиться. Ее кухня, оборудованная по последнему слову техники в самом начале совместной жизни с Олегом, сейчас казалась нелепым пережитком.

Как всегда, при воспоминаниях об Олеге, Авдеева разозлилась на себя. А разозлившись, решительно пододвинула упаковку с пирожными и, зацепив ногтем, сдернула защитную пленку.

Эклеры были восхитительны. Авдеева съела две штуки зараз, облизывая пальцы и причмокивая, а чуть погодя, обстоятельно и не торопясь, умяла третий.

«Спасибо, сеструха!» — с чувством пробормотала Авдеева, немного еще позырила в ящик и отрубилась, сама не помнит, как. Утром встала по будильнику, на скорую выгуляла Бостона, томясь от никотиновой ломки. Сварила кофе и выхлебала стоя, обжигаясь и поглядывая на часы. Отчетливо вдруг подумала: «А Марфинька, поди, спит еще. И, наверняка, не одна, такие курицы не могут без мужика, был бы рядом, пусть завалящий», — и почувствовала такую неприязнь к этой вымышленной женщине, что даже как-то устыдилась.

«Марфинька, достала. Давай уж гуляй, а!» Бостон услышал заветное слово, метнулся в прихожую, цокая когтями по ламинату, и притащил в зубах поводок. Авдеева поставила недопитую чашку в мойку, смяла упаковку с недоеденными эклерами и выбросила в мусорку. Сложила оставшиеся Марфинькины вещи в сумку, намотала шарф, потрепала Бостона и отбыла в свое издательство работать арт-дизайнером.

В метро Авдеева жадно наблюдала за попутчиками, искала в них следы Марфиньки. Марфинька раздробилась и по свойственной ей доброте душевной раздарила всю себя без остатка людям. Вот той всучила розовый поддельный под шанель палантин, той одолжила круглые глазки с кукольными ресницами. А этой достались марфинькины любимые духи, — торжествующе ванильные, отчего вагон превратился в кондитерскую средней руки. Очень хороши эти кондитерские для не особо взыскательной публики, внутренне согласилась с Марфинькой Авдеева. В них так приятно забежать после бесцельных бродилок по городу вдвоем, вытряхивая мокрый снег, набившийся даже в карманы курток и внутренности капюшонов. В официантках там всегда крепенькие розовые девицы, на автопилоте строящие глазки посетителям. Если, конечно, те пришли без спутниц.

Авдеева стала думать странное. А что купят себе вечером на ужин эти люди, окружившие ее случайные попутчики? Какую свою историю они несут в мир, старательно шифруясь. Авдеева словно получила код к их жизням. Для нее впервые открылось, как много вокруг нее людей. Не серой безликой массы, сквозь которую она, отчаянно автономная в своем горе, изо дня в день прокладывала путь. А людей — отдельных людских историй. Она смотрела на людей с щемящим чувством, словно давно знала и любила их, а теперь встретила после долгих лет разлуки, но они не узнают ее, а она все еще медлит, не решаясь открыть себя.

Выйдя из метро, Авдеева не бежала, а шла, но все равно пришла в офис раньше всех. Уборщица, пожилая приветливая женщина, торопливо домывала пол в кабинете. «Анна? Кирилловна! — напряглась Авдеева, вспоминая ее имя, и дернула молнию сумки. — С днем рождения вас!» Не дожидаясь ответа, сунула в руки растерянной уборщицы Марфинькины дары.

Анна Кирилловна заморгала: «Спасибо, правда, это так неожиданно, у меня вообще-то в августе день рождения, это какая-то ошибка». «Ой, ну и, подумаешь, ошибка. Значит, меня неверно информировали, но подарки назад нельзя, не выкидывать же», — Авдеева махала руками и наигранно бодрилась.

«Нет, ну зачем же выкидывать! — испугалась Анна Кирилловна. — Такой крем хороший, а у меня руки все время сохнут. И фартучек на кухню… такой славный… очень кстати. Спасибо вам, Маша!»

«Значит, мы угодили вам, — расплылась Авдеева и зачем-то добавила: — Вчера с подругой вам презентик выбирали. С Марфой».

Обеим было ужасно неловко, но ошеломительно хорошо.

Иллюстрация: картина Валентина Губарева

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: